Евгений Тонков - Толкование закона в Англии

Читать онлайн «Толкование закона в Англии». Страница 50

Автор Евгений Тонков

Обращенность теории Петражицкого на человеческую личность и психологию объясняет рост интереса к его трудам в современных правовых исследованиях. По мнению Е.В. Тимошиной, Л.И. Петражицкий стремится осмыслить право как «фактор и продукт» культуры[463], значение его философии определяется тем, что она отражает ситуацию формирования в российском правоведении рубежа XIX–XX вв. неклассического стиля философско-правового мышления. Его психологическая теория права предлагает образ права, принципиально отличный от представлений, характерных для классических типов правопонимания[464]. Идеи Петражицкого обосновывают интерпретационный подход, квалифицированно раскрывая возможные психологические механизмы принятия решений толкователем, а также «безграничную сложность сети причинных связей», в которую он оказывается вовлечен.

С точки зрения поиска соответствий и возможного методологического единства, стоит отметить, что Е.Н. Трубецкой (1863–1920) пишет о буквальном, контекстуальном, целевом и интерпретативном подходах к толкованию закона. Он говорит о необходимости проведения грамматического анализа текста закона для того, чтобы «установить точный смысл той нормы, которую требуется применить»[465]. По его мнению, «…для правильного толкования смысла закона необходимо тщательное знакомство с языком законодателя. Этот язык может значительно отличаться от нашего современного языка, в нем могут встречаться характерные грамматические ошибки. При толковании закона должно быть обращено внимание на способ выражения воли законодателя и даже на его ошибки. Толкование закона не ограничивается, однако, одним грамматическим анализом. Задача толкования состоит в уяснении внутреннего смысла законоположений. Такое толкование, которое не идет дальше буквы закона, в высшей степени опасно и может привести к многочисленным злоупотреблениям. Выяснение духа закона, намерений и целей, имевшихся в виду законодателем, – вот истинная цель и основная задача толкования»[466].

Трубецкой выделял «грамматический анализ», «два приема, употребляемых при толковании юридических норм, – грамматический анализ и выяснение логического смысла», полагая, что «не может быть и речи о двух различных видах толкования, а может быть только речь о двух приемах, употребляемых при толковании»[467]. Трубецкой критиковал ученых, которые «различают два других вида толкования: систематическое и историческое. Но и относительно этих последних нетрудно убедиться, что это опять-таки не более как различные приемы толкования, разные стороны одного и того же толкования, которые не следует противопоставлять друг другу как отдельные и самостоятельные его виды». Им отождествлялись «приемы» и «способы» толкования по причине синонимичности этих терминов: «Всякое истолкование закона должно быть прежде всего логическим, но приемы его могут быть различны: грамматический анализ, сопоставление закона с целой системой законодательства и историческое изучение закона в связи с предшествовавшими законами. Все это не более как различные способы (курсив автора – Е.Т.) логического толкования, взаимно восполняющие друг друга»[468].

Трубецкой, и это вполне очевидно, сформулировал контекстуальный подход, увязывая его с существованием систематического толкования: «Каждый закон должен рассматриваться в связи со всей системой законоположений, как частное проявление тех общих идей и намерений законодателя, которые нашли свое воплощение в целой системе законодательства. Сопоставление отдельного закона с другими законами необходимо для уяснения истинного его смысла»[469]. Говоря об историческом толковании, Трубецкой формулирует целевой подход: «Чтобы уяснить себе истинный смысл какого-нибудь законоположения, часто бывает необходимо познакомиться с происхождением его, вникнуть в потребности, вызвавшие его появление. Только вникнув в природу тех отношений, которые нормировал законодатель, мы можем понять истинные его намерения. Поэтому истинным может быть такое толкование, которое принимает во внимание социальные потребности, конкретные поводы, вызвавшие появление закона»[470].

Поскольку «буквальное толкование закона часто приводит к пониманию его, не соответствующему намерениям законодателя, неясно или неточно выразившего свою мысль», Трубецкой вводит понятие «истинное толкование», которое «должно обращать внимание и исправлять редакционные ошибки, руководствуясь общим духом закона, той мыслью, которая при ее составлении имелась в виду законодателем». «Истинное толкование» Трубецкого (1908) есть не что иное, как целевое толкование, практикуемое советской доктриной (1917–1991) и purposive approach, используемое английской доктриной толкования закона.

Трубецкой говорит о двух видах текстуальных недостатков, которые могут быть устранены «истинным толкованием», приводя классификацию толкования по ее результатам, называя ограничительное и распространительное толкование: «Может случиться, что законодатель сказал больше или меньше того, что хотел сказать. В первом случае, когда законодатель выразился слишком обще, должно применять ограничительное толкование (interpre-tatio restrictiva); во втором, когда законодатель выразился слишком сжато, должно иметь место толкование распространительное (interpretatio extensive)»[471].

Трубецкой приводит классификацию толкования по признаку субъекта, понимая под толкованием в собственном смысле слова только доктринальное толкование, «которое совершается лицами, применяющими закон, и сила которого зависит от его правильности»[472]. Легальное аутентическое толкование относилось им к сфере закона, поскольку «толкование, исходящее от законодателя, имеет обязательную силу, совершенно одинаковую с толкуемым законом», а легальное узуальное толкование, основанное на обычае, «есть не что иное, как норма обычного права, дополняющая закон»[473].

Критикуя применение правовых норм, Трубецкой говорит о закономерностях, указываемых впоследствии Р. Дворкиным в обоснование актуализации интерпретативного подхода: «Приговоры наших волостных судов, например, часто обусловливаются влиянием какого-нибудь местного грамотея, волостного писаря, который сам, в свою очередь, может находиться под влиянием особого почтения, оказанного ему кем-либо из тяжущихся»[474]. Несмотря на более чем вековую давность, исследование Е.Н. Трубецкого и для настоящего времени звучит очень современно.

Реформы второй половины XIX в. способствовали развитию официального толкования, законодательство развивалось в направлении детализации норм. Например, приложением к ст. 211 Гражданского уложения для «удобнейшего обозрения линий и степеней родства» являлась «Таблица, показывающая степень родства»[475]. В таблице были описаны нисходящие, восходящие, боковые (побочные) линии родства, а также степени родства. Точкой отсчета в таблице являлась позиция «Я», от которой проводились линии к статусам лиц: например, «племянник родной», «троюродный внук», «двоюродная бабка», «тетка двоюродная» и т. д. Гражданское уложение содержало большое количество норм, носящих интерпретационное значение, например, ст. 1539 Гражданского уложения предусматривала несколько правил толкования договоров:

1) слова двусмысленные должны быть изъясняемы в разуме, наиболее сообразном существу главного предмета в договорах;

2) не ставить в вину, когда в договоре упущено такое слово или выражение, которое вообще и обыкновенно в договорах употребляется и которое потому само собой разумеется;

3) когда договор, по неясности словесного смысла, изъясняется по намерению его и по доброй совести, тогда неясные статьи объясняются по тем, кои не сомнительны, и вообще по разуму всего договора;

4) когда выражения, в договоре помещенные, не определяют предмета во всех его частях с точностью, тогда принадлежности оного изъясняются обычаем, если впрочем не определены они законом;

5) если все правила, вышепоставленные, недостаточны будут к ясному истолкованию договора, тогда, в случае равного с обеих сторон недоумения, сила его изъясняется более в пользу того, кто обязался что-либо отдать или исполнить, по тому уважению, что от противной ему стороны зависело определить предмет обязательства с большей точностью[476].

В период с 1882 по 1905 гг. активно разрабатывался проект изменений в Гражданское уложение, в 1910 г. он был опубликован, в 1913 г. его окончательная редакция внесена на рассмотрение Государственной Думы. Несмотря на то, что мировая война и революции 1917 г. воспрепятствовали принятию законодательных изменений, следует отметить высокий уровень юридической техники, учет передового опыта других государств и эмерджентность многих его положений. Авторы проекта соотносили российские законотворческие новации с Калифорнийским гражданским уложением, Саксонским гражданским уложением, Швейцарским законом об обязательствах, Французским гражданским уложением, Германским гражданским уложением и другими нормативными актами англо-американской и континентальной правовых семей.