Читать онлайн «Гражданско-правовое регулирование личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными». Страница 12

Хотя М. Н. Малеина наиболее полно отразила все возможные интересы в рассматриваемой сфере, ее позиция имеет недостатки. Во-первых, возможность получать материальные и (или) нематериальные преимущества с помощью своего облика и голоса не носит характера юридически обеспеченной возможности, поскольку ее осуществлению никто не может воспрепятствовать. Во-вторых, М. Н. Малеина объединяет в едином праве правомочия разной юридической природы. По ее мнению, все правомочия, входящие в право на индивидуальный облик и голос, в том числе правомочие запрещать использовать свое изображение и голос, имеют абсолютный характер. Однако обязанным по данному запрету может быть лишь то конкретное лицо, которое создало произведение с изображением управомоченного или сделало запись чужого голоса. Поэтому здесь складывается относительное правоотношение, где в качестве обязанного выступает не всякий и каждый, а определенное лицо. Это исключает возможность включения рассматриваемого правомочия в право на индивидуальный облик и голос наряду с другими правомочиями, носящими абсолютный характер.

Об относительном характере отношений, возникающих в данном случае, пишет и Н. Д. Егоров. При этом он указывает, что можно говорить об ином праве, которое является абсолютным и которое означает, что никто не вправе изображать гражданина каким бы то ни было способом без его согласия за исключением случаев, прямо предусмотренных законом[155].

Однако с утверждением о существовании такого абсолютного права также нельзя согласиться. Закон не запрещает создания того или иного произведения с чьим-либо изображением[156], например фотографического. Закон запрещает лишь публичное распространение уже созданного произведения с изображением того или иного лица. Невозможно запретить рисовать для себя картины, делать любительские фотографии, делать себе дома определенный грим и т. п.

Таким образом, традиционно конструируемое право на собственное изображение как право «на запрещение опубликования, воспроизведения и распространения произведения изобразительного искусства с изображением управомоченного лица»[157] носит относительный характер, а право же требовать, чтобы управомоченный вообще не изображался каким бы то ни было способом без его на то согласия, не предусмотрено действующим законодательством.

Из сказанного следует вывод о существовании в рассматриваемой сфере двух различных юридически обеспеченных возможностей. Первая предусмотрена ст. 514 ГК РСФСР и означает возможность требования не опубликовывать, не воспроизводить и не распространять произведение изобразительного искусства с изображением управомоченного лица[158]. Такое требование обращено к тому, кто располагает произведением с изображением управомоченного лица, и поэтому имеет относительный характер. Вторая юридически обеспеченная возможность носит абсолютный характер и предполагает, что управомоченный вправе требовать от всех окружающих лиц невмешательства в определение им своего внешнего облика, а также высоты, диапазона, силы, тембра, интонации и других возможных черт своего голоса, кроме случаев, предусмотренных законом.

Между тем требование не опубликовывать, не воспроизводить и не распространять произведение изобразительного искусства с изображением управомоченного лица сводится лишь к требованию соблюдения установленного законом запрета. Какого-либо другого активного поведения управомоченного или обязанного лица оно не предполагает. Однако такие «негативные» субъективные права в принципе существовать не могут. Поэтому нельзя в рассматриваемом случае говорить о личном неимущественном праве на собственное изображение, посредством наделения которым регулируются соответствующие личные неимущественные отношения.

Что касается возможности требовать от всех окружающих невмешательства в определение им своего внешнего облика, а также высоты, диапазона, силы, тембра, интонации и других возможных черт своего голоса, то эта возможность предполагает активное поведение управомоченного лица. Тем самым можно говорить о соответствующем субъективном праве. Позитивное содержание этого субъективного права обусловлено тем, что лицо, определяя свой внешний облик и голос, вступает в определенные неимущественные отношения с окружающими его лицами.

Одним из общепризнанных личных неимущественных прав является право на охрану личной (частной) жизни. Как пишет Л. О. Красавчикова, личная жизнь как объект гражданско-правовой охраны заключает в себе как сами реальные явления и отношения частной жизни, так и информацию о ней. В связи с этим различаются и задачи гражданско-правовой охраны. В первом случае они сводятся преимущественно к обеспечению свободы собственного усмотрения в индивидуальной жизнедеятельности, исключению вторжения в личную жизнь; во втором – к недопущению распространения информации о личной жизни гражданина, обеспечению гражданско-правовыми средствами сохранения тайны личной жизни[159]. В соответствии с этим в структуре права на охрану личной жизни Л. О. Красавчикова выделяет следующие две группы взаимосвязанных правомочий. Первая в качестве своей функции имеет охрану неприкосновенности личной жизни, включающую правомочия на неприкосновенность жилища, средств личного общения, личной документации, внешнего облика. Вторая имеет целью осуществление функций охраны тайны личной жизни. Это право на охрану предусмотренных законом тайн[160].

Нельзя согласиться с тем, что неприкосновенность внешнего облика можно считать правомочием права на неприкосновенность личной жизни. Данное правомочие не связано с той или иной информацией о частной жизни, что характерно для прав на неприкосновенность жилища, средств личного общения и личной документации, и потому не может входить наряду с этими правомочиями в право на неприкосновенность частной жизни[161]. Такой точки зрения придерживается и М. Н. Малеина, которая не включает данное правомочие в содержание права на неприкосновенность частной жизни. Вместе с тем, по ее мнению, в содержание права на неприкосновенность частной жизни, помимо указанных прав на неприкосновенность жилища, средств личного общения и личной документации, входит другое правомочие – на неприкосновенность личной свободы[162]. Содержание последнего составляют правомочия самостоятельно определять свое поведение, место жительства, пребывания, нахождения, способ и время перемещения и передвижения, а также правомочие требовать от третьих лиц не ограничивать личную свободу[163].

Трудно согласиться с мнением М. Н. Малеиной в части права на неприкосновенность личной свободы. Правомочие «определять свое поведение» представляет собой не что иное, как правомочие «на свободное совершение поступков в соответствии со своим сознанием и волей», о неприемлемости конструирования которого уже говорилось. Если же рассматривать оставшиеся правомочия в рамках права на неприкосновенность личной свободы (определять место жительства, пребывания, нахождения, способ и время перемещения и передвижения), то они полностью охватываются правом на свободу передвижения, которое традиционно признается в качестве самостоятельного права[164].

Как и другие личные неимущественные права, право на неприкосновенность жилища конструируется в литературе как негативно, так и позитивно.

По мнению М. Н. Малеиной, определяющей это право позитивно, право на неприкосновенность жилища включает в себя правомочие определять режим в своем жилище, правила приема и поведения гостей и правомочие по принятию мер, ограничивающих проникновение в жилище. Последнее правомочие реализуется путем заключения договоров об охране домовладения, проведения сигнализации, установки второй двери и др., а также путем принятия мер самозащиты[165]. Однако установлению неких правил поведения в жилище невозможно каким-либо образом помешать, поэтому указанная возможность не может являться субъективным правом или правомочием в рамках субъективного права. Правомочие по принятию мер, ограничивающих проникновение в жилище, в трактовке М. Н. Малеиной представляет собой не что иное, как возможность вступать в соответствующие договоры, что охватывается понятием правоспособности, а не субъективного права.

По мнению Л. О. Красавчиковой, также определяющей это право позитивно, право на неприкосновенность жилища – это личное неимущественное право гражданина на свободу определения своего поведения в индивидуальной жизнедеятельности по своему усмотрению, исключающую какое-либо вмешательство в его личную жизнь со стороны других лиц, кроме случаев, прямо предусмотренных законом[166]. Однако аналогичным образом Л. О. Красавчикова определяет и право на личную свободу[167], поэтому непонятно, как автор разграничивает данные права.