Читать онлайн «Основы криминалистики. Курс лекций». Страница 44

Насколько мне известно, это понятие было введено в криминалистический оборот в начале семидесятых годов известным отечественным (в настоящее время, увы, зарубежным, белорусским) криминалистом А.В. Дуловым. В дальнейшем проблемы теории тактических операций активно и плодотворно разрабатывались Р.С. Белкиным, Л.Я. Драпкиным, И.М. Комаровым, В.И. Шикановым и другими учеными.

Суть теории тактических операций заключается в осознании того, что отдельные тактические задачи расследования не могут быть разрешены проведением лишь одного или нескольких следственных действий даже с использованием в их рамках всех соответствующих тактических приемов, а требуют сложного комплексного подхода к разрешению поставленной (возникшей) перед субъектом исследования преступления задачи.

Исходя из этой посылки, А.В. Дулов, уточнив и углубив под влиянием проведенных различными авторами исследований свое первоначальное определение тактической операции, в конечном счете сформулировал понятие данной криминалистической категории следующим образом: тактическая операция есть «совокупность следственных, оперативных, ревизионных и иных действий, разрабатываемых и производимых в процессе расследования по единому плану под руководством следователя с целью реализации такой тактической задачи, которая не может быть решена производством по делу отдельных следственных действий» [161] .

Столь усложненное определение тактической операции сконструировано А.В. Дуловым, видимо, с желанием «обойти» в нем высказанные сомнения в содержании, да и в правомерности использования в данном контексте самого термина «операция». Дело в том, что отдельные ученые, в частности Р.С. Белкин, полагают, что поскольку: а) термин «операция» обозначает совокупность взаимосвязанных и необходимых действий для достижения желаемого результата, б) задачи, стоящие перед тактическими операциями в приведенном их понимании, для своего достижения далеко не всегда требуют совокупности действий, обладающих указанными их признаками (необходимостью и взаимосвязанностью), главным образом первым из этих свойств, то для их обозначения научно корректен термин не «операция», а «комбинация». С учетом этого им под тактической комбинацией предлагается понимать «определенное сочетание тактических приемов или следственных действий, преследующее цель решения конкретной задачи расследования и обусловленное этой целью и следственной ситуацией» [162] .

Мне не представляется принципиально важным, каким термином – «операция» или «комбинация» – в данном контексте следует пользоваться. Но с учетом уже упоминавшейся «бритвы Оккама» (не следует, справедливо считал он, создавать новые сущности без надобности), я не вижу необходимости в замене уже в целом устоявшегося в криминалистической литературе понятия «тактическая операция» каким-либо другим, в том числе и «комбинацией». И в то же время полагаю целесообразным хотя бы вкратце высказать несколько соображений по некоторым вопросам, связанным с этой проблемой.

Во-первых, вряд ли можно согласиться с тем, что обязательным признаком операции является совокупность необходимых составляющих ее действий (согласованных – да, но необходимых ли?). Ссылкам Р.С. Белкина на утверждения отдельных ученых о необходимом характере действий, составляющих операцию, можно противопоставить и иные. Например, в такой научной дисциплине, как исследование операций, термином «операция» именуется «совокупность действий, направленных на достижение некоторой цели» [163] . Практически такое же определение приводится в энциклопедическом словаре: «Операция – а) законченное действие или ряд связанных между собой действий, направленных на решение определенной задачи; б) совокупность ударов, боев, сражений, согласованных и взаимосвязанных по цели, времени и месту…» [164] .

Жестко обозначить всю совокупность действий, составляющих операцию, без учета многообразных объективных и субъективных факторов, в том числе и ситуации ее планирования и проведения, значит уподобляться небезызвестному немецкому генералу из «Войны и мира» («…Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… Вторая колонна марширует… Третья колонна марширует…»).

Что касается второго замечания Р.С. Белкина, то мне кажется, что все исследование преступлений можно представить себе в виде необходимости последовательного или параллельного решения его субъектом отдельных локальных задач. Минимально необходимый перечень их предопределен и очерчен предметом доказывания по уголовному делу (ст. 73 УПК РФ: событие преступления – место, время, способ и другие обстоятельства совершения преступления; виновность обвиняемого в совершении преступления, мотивы его и т. д.). В глубине их «лежат» более локальные, но также необходимые для разрешения задачи установления фактов, именуемых в уголовно-процессуальной литературе промежуточными, доказательственными (таких, как проверка алиби обвиняемого и т. п.).

Далеко не всегда, к счастью, та или иная тактическая задача требует для своего разрешения операции – и в этом мы согласны с изложенным выше мнением Р.С. Белкина. Так, отсутствие сомнений в личности погибшего делает ненужной тактическую операцию «Атрибуция трупа»; бесспорное установление факта нахождения обвиняемого на месте преступления в момент его совершения – тактическую операцию «Проверка алиби»; захват лица, обоснованно заподозренного в совершении преступления, – тактическую операцию «Розыск и задержание подозреваемого» и т. д.

Однако при расследовании преступлений отдельных видов и категорий и в различных следственных ситуациях возникает необходимость в планировании и реализации тактических операций для разрешения неких задач, по иным делам и в иных ситуациях не вызывающих проблем. Так, для расследования преступлений, совершаемых на железнодорожном и других видах транспорта (от краж грузов до убийств), почти всегда возникает потребность в сложной и достаточно необычной для расследования иных преступлений тактической операции «Установление места совершения преступления».

Тактическая операция «Защита доказательств». Как известно, доказательствами в уголовном судопроизводстве являются любые сведения, полученные из источников, строго предусмотренных уголовно-процессуальным законом и со строжайшим соблюдением при этом им же установленной процессуальной формы их получения (ст. 74 УПК РФ). Таким образом, природа судебного доказательства двуедина: имеются данные, устанавливающие обстоятельства, входящие в предмет доказывания по уголовному делу в смысле статьи 73 УПК РФ (их называют, напомню, доказательственными фактами), а также необходимые в процессе и для процесса их установления (так называемые промежуточные факты), и допустимые источники их получения. Это двуединство и составляет обязательные свойства доказательства – его относимость и допустимость в судебном доказывании [165] .

Следовательно, чтобы разрушить доказательство, лишить фактические данные доказательственной значимости, достаточно, чтобы они потеряли хотя бы одно из названных свойств – относимости или допустимости, либо не приобрели бы этих свойств, даже одного из них, изначально.

Но со сказанным связана еще одна проблема, необходимость решения которой во многом обусловливает, структурирует содержание рассматриваемой тактической операции: объективность информации, полученной и получаемой из допустимых и относимых источников, т. е. формально обладающей необходимыми доказательственными свойствами.

Совершенно ясно, что, увы, весьма часто выступающая в качестве доказательств в изложенном выше их понимании информация либо изначально непреднамеренно или умышленно была неполной или искаженной, либо (непреднамеренно или умышленно) искажается в процессе последующего исследования преступления. Как печально иногда шутят следователи, интерпретируя известное выражение о статистике, «есть ложь, есть большая ложь, а есть свидетельские показания». И еще: «Лжет, как свидетель».