Читать онлайн «Российский конституционализм». Страница 11

Конечно, наличие в государстве конституции, даже соответствующей по своему содержанию требованиям конституционализма, совсем не означает, что такое государство является воплощением идей конституционализма. Дело в том, что конституционализм, подобно самой конституции, может быть как реальным, так и фиктивным, т. е. мнимым. Фиктивен конституционализм, когда конституция, построенная на его идеях, и действительность расходятся. Не фиктивен конституционализм, когда они сходятся.

В отечественной правовой литературе постановка вопроса о понятии российского конституционализма обычно связывается с его происхождением. В современной юридической литературе существуют три точки зрения на характер происхождения идей, принципов и институтов российского конституционализма. Одна из них исходит из того, что российская идея конституционализма не была заимствована у Запада. Она имеет свои традиции и уходит корнями в глубь веков[75]. Вторая точка зрения предполагает, что для большинства государств, в том числе и для России, конституционализм может иметь только заимствованное происхождение. Теория полной рецепции конституционализма исходит из того, что вызревший в недрах западной цивилизации политико-правовой феномен переносится в неадекватную социальную среду, не имеющую необходимых внутренних природных условий развития[76].

В литературе высказано правильное, на наш взгляд, мнение о том, что обе эти теории страдают недостатками, которые могут быть преодолены только через интеграцию позитивных сторон каждой из них, отражающих реальные процессы формирования и развития конституционных учреждений в России. «По-видимому, только интеграционная, или синтетическая, теория происхождения российского конституционализма может объективно объяснить общее и особенное в конституционном развитии России. Такая теория основывается на предположении, что конституционализм все же имеет набор универсальных принципов, характерных для конституционных и демократических государств, различающихся по этническим и социально-экономическим характеристикам, но в то же время подобные принципы могут иметь национальные особенности реализации в конкретных государствах и существовать наряду с уникальными (специфическими и неповторимыми) конституционными учреждениями»[77].

Вместе с тем не могут не настораживать разговоры «о мировых стандартах конституционализма, которые нашли прямое или опосредованное закрепление в современной системе международного права, особенно через международные стандарты в области прав и свобод человека, а также международные требования, предъявляемые к организации демократического порядка осуществления государственной власти и проведению в жизнь принципа господства права»[78].

Думается, что не может быть никаких международных требований, предъявляемых к организации демократического порядка осуществления государственной власти. Такие требования противоречили бы не только идее суверенного государства, но и самой идее конституционализма, основанной на идее народного суверенитета.

Появление конституционно-демократических идей в России относится к XVIII в. Именно они положили начало формированию и развитию российского конституционализма как теоретической доктрины, которое проходило в рамках трех основных периодов.

Первый из них включал возникновение конституционных идей и разработку проектов конституции, ни один из которых так и не был реализован в общероссийском масштабе.

Второй период – период монархического конституционализма. Его идеи нашли воплощение в думской монархии, возникшей в 1906 г.

Третий период, начавшийся после Февральской революции 1917 г., провозгласившей республиканскую форму правления, был прерван Октябрьской революцией.

Первые конституционные проекты в России были связаны с именами представителей дворянской аристократии и получили название дворянского конституционализма.

В правовой литературе начало дворянского конституционализма обычно связывают с подготовленными членами Верховного тайного совета[79] кондициями (условиями), которые должна была подписать курляндская герцогиня Анна, приглашенная на русский престол.

В этих кондициях (1730 г.), обращенных к будущей императрице Анне Иоанновне, посредством которых члены Верховного тайного совета пытались ограничить ее власть, говорилось:

«1. Ни с кем войны не счинять.

2. Миру не заключать.

3. Верных наших подданных никакими новыми податями не отягощать.

4. В знатные чины как в стацкие, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ни же к знатным делам никою не определять. Гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного Тайного Совета.

5. У шляхетства живота и имения без суда не отнимать.

6. Вотчины и деревни не жаловать.

7. В придворные чины как русских, так и иностранцев без совету Верховного Тайного Совета не производить.

8. Государственные доходы в расход не употреблять.

И всех своих подданных в неотменной своей милости содержать. А буде по сему обещанию не исполнено, то лишена буду короны»[80].

Анна Иоанновна была вынуждена подписать эти кондиции, при которых она могла бы занять русский престол, а заняв его, 25 февраля 1730 г. разорвала кондиции, не получившие поддержки широких слоев дворянства и влиятельных государственных деятелей.

В литературе указывается на сходство кондиций с «крестноцеловальными записями», которые давали, вступая на престол, В. Шуйский и М. Романов, а также с избирательными капитуляциями польских королей (Pacta conventa). Это позволяет предположить, что верховники опирались на исторический опыт России и Польши[81].

Одним из видных представителей дворянского конституционализма был граф Н. И. Панин (1718–1783), представивший Екатерине II проект манифеста об учреждении Имперского совета, без ведома и санкции которого не должен был издаваться ни один акт монарха.

Имперский совет уравновешивался сенатом, который мог возразить против решения монарха, согласованного с советом, если такое решение нарушало существующие законы или благосостояние народа.

Манифест был подписан императрицей 28 декабря 1762 г., но не был введен в действие.

В общем плане проект Н. И. Панина был первым шагом к введению конституции. Позже Н. И. Панин разработал проект такой конституции, который не сохранился. Однако известно, что Н. И. Панин предлагал основать политическую свободу сначала для одного дворянства. Важная роль отводилась сенату, который должен был быть облечен полной законодательной властью, а императору оставалась бы власть исполнительная с правом утверждения обсужденных и принятых сенатом законов и обнародования их.

В проекте говорилось о необходимости постепенного освобождения крестьян и дворовых людей.

После смерти Н. И. Панина часть его бумаг перешла к его брату – П. И. Панину, который на их основе написал «Прибавление к рассуждению, оставшемуся после смерти министра графа Панина, сочиненное генералом графом Паниным, о чем между ними рассуждалось иметь полезным для Российской империи фундаментальные права, не переменяемые на все времена никакою властью». В рукописи излагались вопросы, подлежащие урегулированию законодательным путем, среди которых значились, в частности, вопросы «О праве собственности каждому», «О не суждении ни за какие злодеяния и преступления, ни какого звания людей в иных особых местах как единственно в учреждениях публичных для всех на то судах» и др.[82]

В 1767 г. Екатериной II была созвана Комиссия об Уложении, для которой она составила «Наказ» (1767 г.), заимствуя для него идеи передовых мыслителей Запада[83].

В «Наказе», в частности, подчеркивалась необходимость «всякого согражданина особо видеть охраняемого законами, которые не утесняли бы его благосостояния, но защищали его от всех сему правилу противных предприятий».

В нем указывалось, что «законы весьма сходственные с естеством, суть те, которых особое расположение соответствует лучше расположению народа, ради которого они учреждены… Надлежит, чтоб законы, поелико возможно, предохраняли безопасность каждого особо гражданина. Равенство всех граждан состоит в том, что все подвержены были тем же законам».

В «Наказе» подчеркивалось, что «ничего не должно запрещать законами, кроме того, что может быть вредно или каждому особенно, или всему обществу».

Касаясь устройства судебной системы, «Наказ» подчеркивал, что «ответчика в суде должно слушать не только для узнания дела, в котором его обвиняют, но и для того еще, чтоб он себя защищал. Он должен или сам себя защищать, или выбрать кого для своего защищения… Защищать значит здесь не что иное, как представить суду в пользу ответчика все то, чем его оправдать можно. Законы, осуждающие человека по выслушиванию одного свидетеля, суть пагубны вольности».