Читать онлайн «Мария Магдалина». Страница 15

Раздался смех, и громче всего смеялись девушки, которые, следуя примеру Коринны, стали переходить на ложе мужчин. Один только Деций оставался одиноким на своем ложе; все понимали, что ему предназначена Мария Магдалина, но она не трогалась с места. Ее злило холодное спокойствие изящного патриция, с небрежной улыбкой смотревшего на все и как бы оказывавшего милость своим присутствием.

Действительно, придворные, но несколько надменные манеры приезжего гостя стесняли присутствующих.

Пир прошел довольно скучно, и только столкновение Сервия с Коринной, а затем вино оживили всех, Становилось все шумнее и веселее, со всех сторон слышались двусмысленные шутки и бесцеремонная возня.

Полупьяная Коринна забралась на колени Катуллию и ощипывала губами венок из роз на его голове. Сципион искал в хитоне Мелитты кольцо, которое он забросил ей за грудь, а пьяный Октавий, положив голову на колено Глафиры, умолял ее, чтобы она вышла с ним в сад.

Между тем по знаку Мария начались мимические представления.

На эстраду вбежали четыре обнаженные молоденькие девушки, наряженные вакханками, с венками из виноградных листьев, с жезлами, обвитыми плющом с шишкой на конце, и, ударяя тирсами в тимпанионы, стали танцевать какой-то безумный танец, высоко поднимая ноги. Их окрашенные в рыжеватый цвет короткие кудрявые волосы вились словно огненные языки вокруг бледных лиц с вызывающе глядевшими почти детскими, но уже греховными глазами.

Девушки схватились за руки, закружились и с визгом разбежались в разные стороны. На середину сцены выскочил одетый в шкуру с маленькими рожками и козлиными ногами, смешной, с неловкими сладострастными движениями сатир и стал гоняться за девушками. Сатир не мог удержать ни одной. Гибкие, намазанные оливковым маслом тела ускользали у него из рук.

Каждый раз, как только ему удавалось поймать какую-нибудь вакханку, остальные били его жезлами по плечам и ударяли бубнами по рогам.

Сатир жалобно блеял по-козлиному, наконец, измученный, присел и стал печально наигрывать на своей свирели.

Вакханки убежали, а вместо них появилась нимфа, весьма недурная рослая девушка. Она медленно направлялась к играющему, словно зачарованная его музыкой. Сатир играл все более трогательно и нежно, поглядывая на нее исподлобья, потом внезапно вскочил на ноги, схватил девушку, перекинул ее головой вниз и со сладострастным видом унес со сцены.

— Виват, давай ее сюда! — кричал Катуллий.

— Тише! — ударила его по губам Коринна, ибо на сцене уже появилось два эфеба, причесанных по-женски, подрумяненных и в женских одеждах, и две лесбиянки в тогах с коротко остриженными волосами, Они ловко и изящно разыграли пантомиму любви.

— Этого удовольствия я не понимаю, хотя даже Платон… — заговорил Катуллий.

— Не мешай! Слышишь, играют… — снова остановила его Коринна, весьма любившая различные зрелища.

Раздались звуки цитры и флейты. На эстраду вышла финикиянка, худощавая, высокая, гибкая, с острыми грудями и продолговатыми глазами. Она была почти нагая, только от пояса спускалась масса разноцветных лент.

Финикиянка подняла над головой два небольших бубна с колокольчиками и, ударяя их друг о друга, стала извлекать из них какие-то задорные звуки, высоко вскидывая то одну, то другую ногу. Стала на руки и, сильно изгибаясь назад, ловила губами бросаемые ей плоды и мелкие деньги, прошлась таким образом несколько раз по сцене, внезапно согнулась, словно лук, и, повернувшись в воздухе, стала на ноги.

Товарищ ее, в белом камисе с узкими рукавами, стоявший до сих пор неподвижно, выступил вперед, достал два обруча, обернутые паклей, укрепил их на сцене и зажег, финикиянка с разбега бросилась головой вперед и пролетела сквозь пылающие обручи.

Потом, когда огонь потух, она одним прыжком очутилась на голове мужчины и своеобразная колонна, покачиваясь в такт музыке, удалилась под гром рукоплесканий.

Наступила пауза, Марий вышел и узнал, что приглашенные им танцовщицы не прибыли. Желая спасти положение, он позвал на помощь Тимона, подошел к сидевшей вдали Марии и стал с жаром что-то объяснять ей. Она долго качала отрицательно головой, наконец, сказала:

— Хорошо.

Марий с трудом прекратил шум в зале и торжественно возвестил:

— Мария Магдалина согласилась танцевать.

— Эвоэ! — раздались крики.

Мария встала и, улыбаясь, сопровождаемая взглядами гостей, вышла, чтобы переодеться, вернее, раздеться.

Тимон, любивший Магдалину любовью поклоняющегося красоте художника, выступил на середину залы и, ударяя по струнам кифары, провозгласил в честь ее хвалебный гимн:

«Ароматна, словно рай, и прекрасна, словно цветущий луг, краса Магдалины. Пусть пасутся на ней очи людские, пока не успела еще затянуть ее белая осенняя паутина и выкосить время.

Будем веселиться, пока не увянем, ибо краток свет жизни, долгая и печальная ночь ждет нас за Стиксом и Ахероном, а за Летой забвенье. Будем тратить ради Магдалины, пока есть еще время, все, кроме последнего обола для уплаты Харону, Уста ее красны и упоительны, как вино из Самоса, сладки, как мед Гимета. Тело ее гладко и светится жаркою кровью, словно зажженная оливка. Ее белые гибкие руки, словно повилика, обвивают мужей, приводя их в безумие.

Словно четвертая Харита, она — воплощение очарования, счастья, веселья и изящества. Достоин богов-олимпийцев тот пир, на котором танцует она прекрасная возлюбленная муз».

Он прервал, потому что запели гусли и арфы, зазвенели тамбурины, заклекотали кастаньеты и на эстраду влетело как бы облако красок.

Это была Мария, окутанная прозрачными вуалями. Ее тело как бы мелькало в синеватом тумане, проглядывало сквозь красные солнечные облака, укрывалось в лазури вспененных волн, переливалось в полосах многоцветной радуги. Словно языки пламени, обвивались вокруг нее слабо связанные локоны, рассыпались ручьями искр, заливали ее кипящей смолой, опоясывая вокруг янтарными кольцами. Как белые мотыльки, белели ее высоко поднятые руки, сияло розовое лицо, горели, как звезды, лазурные глаза.

Казалось, что она плясала на одном месте. Танец ее не заключался в движениях ног, но в плавном колебании всего тела. Это были неуловимо меняющиеся позы божественно прекрасной девушки, пластически выражавшие историю любви.

Боязливым жестом своих белых рук, позой, выражавшей тревогу, опущенными ресницами она передала первый, нежный, волнующий момент девичьей стыдливости. Затем полусонно закрыла глаза, томно вытянулась, изгибаясь в бедрах, полураскрыла для поцелуя пурпуровые губы и, подхватив руками свои легкие одежды, стала танцевать медленно, плавно, кокетливо, а потом все быстрее и быстрее, пока не закружилась.