Читать онлайн «Демагоги, пастухи и герои». Страница 39

Знаменитый Роберт Гискар [35] и его брат Роджер, а также их предшественники прибыли в Италию, будучи невостребованными в своей собственной стране. Как пишет Аматус, их народ "чрезвычайно умножился, так что поля и леса не могли более давать им все необходимое… и тогда эти люди ушли, покинули то, что было скудным, в поисках изобилия. Но они не хотели, как многие, кто пускался по свету, служить другим; но, как древние рыцари, порешили, что все будут им подчиняться, признавая их верховными правителями".

Первый отряд нормандских воинов в Италии если и походил внешне на «древних рыцарей», по сути своей имел мало общего с героями каролингских легенд. Основную их массу составляли младшие сыновья феодалов, которые, не имея собственных наследственных земель, мало были привязаны к своему дому; их ряды пополнила значительно менее уважаемая толпа профессиональных наемников, игроков и авантюристов, привлеченных легкими деньгами. По дороге, особенно в Бургундии и Провансе, к ним присоединился обычный сброд – беглые преступники, разбойники и прочие.

Многие местные жители (особенно после битвы при Чивитате, где пришельцы нанесли сокрушительное поражение папской армии) верили, что норманны непобедимы, поскольку заключили союз с силами тьмы. Но даже те, кто продолжал подозревать, что они могут уступить более могучему противнику, были вынуждены признать, что в данный момент такого противника, очевидно, не существовало. Подобные пораженческие настроения давали нормандцам дополнительное преимущество, которое их предводители быстро уловили; и события последующих нескольких лет, описанные в хрониках, представляют собой череду легких побед, поскольку города один за другим сдавались при их атаках почти без борьбы.

"И поутру норманны радостно поехали через луга и сады к Венозе, что неподалеку от Мельфи. Счастливые и довольные, они пустили коней вскачь, и горожане смотрели на этих неведомых всадников и дивились им и боялись их. И норманны вернулись с большой добычей и привезли ее в Мельфи… Оттуда они отправились в прекрасную Апулию, и то, что им нравилось, брали, а то, что не нравилось, оставляли…" [36]

Монах Уильберт, биограф папы Льва IX, пишет, что норманны, «приглашенные как освободители, быстро превратились в угнетателей»; во многих отношениях они были хуже сарацин, которые, по крайней мере, ограничивались отдельными набегами, в то время как норманны держали в постоянном страхе всех, кто оказывался слабее, чем они.

Когда в цивилизованном мире стало негде развернуться, авантюристы и искатели лучшей жизни обратили свой взор к новым, ещё не освоенным землям. Завоевание Сибири и Америки, происходившие примерно в одно и то же время, в этом смысле весьма показательно.

О происхождении и первых годах жизни волжского атамана Ермака Тимофеевича ничего не известно. Первые достоверные сведения о нем появляются лишь в конце 70-х годов XVI века, когда его казачий отряд был нанят на службу богатейшими купцами и промышленниками Строгановыми и пришел в Орел-городок (Кередин). По словам Н. М. Карамзина, «Ермак был роду безвестного, но душою великой». Одни историки считают, что он был донским казаком, другие – казаком уральским, третьи видят в нем выходца из князей земли сибирской. В одном из рукописных сборников XVIII в. сохранилось сказание о происхождении Ермака, якобы написанное им самим ( «О себе же Ермак известие написал, откуда рождение его…»). Согласно ему, дед его был суздальским посадским человеком, отец, Тимофей, перебрался «от скудости и от бедности» в вотчину уральских купцов и солепромышленников Строгановых.

Согласно одной версии, получив разрешение царя провести набор казаков для защиты своих владений, Строгановы наказали Ермаку создать сильный боевой отряд для борьбы с ханом Кучумом. Ермак собрал войско в 540 человек, с которым и выступил на завоевание Сибирского ханства. Согласно другой версии, Ермака никто не нанимал, и он отправился в поход самовольно, разгромив вместе с дружиной имение Строгановых и захватив хлеб, муку, оружие и вещи, необходимые для военных действий…

Эрнан Кортес родился в городе Медельине испанской провинции Эстремадура. Родители его принадлежали к небогатой дворянской знати. Для единственного сына, в детстве обладавшего слабым здоровьем, была избрана карьера юриста.

В четырнадцать лет юношу отправили в университет города Саламанки. Однако Эрнан не проявил любви к юриспруденции и вернулся домой. В 1504 году девятнадцатилетний Кортес отправился на остров Эспаньолу. Здесь, на Гаити, он обратился с ходатайством о предоставлении ему права гражданства и наделении землей.

В 1511 году Диего де Веласкес начал завоевание Кубы. Кортес, отказавшись от своих владений, сменил спокойное существование землевладельца на полную приключений жизнь конкистадора. Когда же Диего Веласкес начал в порту Сантьяго снаряжать флотилию для новой экспедиции с целью завоевания Мексики, он поставил во главе экспедиции Кортеса, «видного идальго из Эстремадуры, щеголя и мота. Денег у него было мало, зато долгов много, – говорит хронист Берналь Диас. – Энкомьенда (поместье) его была не плоха, да и индейцы его работали на золотых приисках, но все уходило на его собственную особу, на наряды молодой хозяйки и на приемы гостей… Он имел тонкое обхождение и дар речи». Под залог имения Кортес получил от ростовщиков большие средства деньгами и товарами и начал вербовку солдат, обещая всем долю в добыче и поместья с закрепощенными индейцами. Он набрал отряд в 508 человек, взял с собой десять пушек и 16 лошадей. С этой армией он и отправился завоёвывать Мексику…

Отряды обоих завоевателей состояли из людей, скажем так, находившихся не в лучших отношениях с законом. Костяк отряда Ермака составили казаки во главе с Иваном Кольцо, Матфеем Мещеряком, Богданом Брязгой и Никитой Паном, грабившие до этого ногайских и русских купцов и пришедшие к Ермаку, чтобы пополнить его «сибирскую дружину» в надежде и самим поживиться в ожидаемом походе. Отряд Кортеса был набран из всевозможных криминальных элементов, разорившихся безземельных идальго и просто бродяг. Большинству и тех и других на родине грозила как минимум каторга, и это в значительной степени способствовало успеху их военных предприятий: возвратиться назад эти люди могли только мёртвыми или героями.

С течением времени количество ничейных и спорных земель, которые можно было легко завоевать, придумав для этого какой-нибудь благовидный предлог, уверенно стремится к нулю. Неуклюжие попытки глобального передела мира, как то так называемая война за испанское наследство, наполеоновские войны, колониальные войны XIX века, и, наконец, две мировые войны были невиданно жестокими и кровопролитными, и при этом на редкость малоэффективными.

Истощение бесхозных ресурсов сужает возможные варианты миграций, а поэтому заставляет маргинальные группы идти по пути революционных преобразований. Под революцией мы здесь имеем в виду не столько те настоящие революции вроде Великой французской или Великой октябрьской. Речь идёт о принудительной смене одних элитарных групп другими и переход контроля над административным аппаратом и материальными ресурсами в руки тех, кто ещё накануне был никем. При этом эти люди завладевают той властью, которой их предшественники владели в силу священного права, таким образом присваивая часть той сакральности, которой обладают избранники богов.

Тем не менее следует признать, что сакральность эта порождается не только нездоровыми амбициями и неуёмной ничем не обоснованной жаждой власти – новые люди в значительной своей части могут совершать чудеса порой не хуже своих великих предшественников. Конечно, «чудо при Отумбе» [37] не более чем один из тех военных подвигов Кортеса, благодаря которым он снискал себе славу великого завоевателя, и не идёт ни в какое сравнение с чудесами Моисея; однако воспетое легендами чудо Штёртебеккера [38] – зрелище шагающего по эшафоту обезглавленного тела – способно впечатлить даже весьма требовательную и взыскательную публику.

Взлёт и падение. Души императоров и сапожников плавятся в едином тигле… Те же причины, что побуждают нас враждовать с соседом, вызывают войны между князьями, – писал Мишель де Монтень. Нельзя не согласиться с этим утверждением, ибо зависть и алчность, однажды пробудившись, неизбежно толкают человека на неблаговидные поступки, не важно каким бы ни было его происхождение. Оправдание же таким поступкам всегда найдётся.

Мы говорили прежде о благородных героях древности, воспетых в «шаносон де жест» и рыцарских романах, совершавших подвиги во имя добра и справедливости, верой и правдой служивших своим государям и всегда готовых выступить в защиту угнетённых и обездоленных. Увы, Ланселот, Персифаль, Лоэнгрин – всё это не более чем идеальный образ, вымысел, красивая сказка, в которую хочется верить. Реальные герои в реальной истории большей частью выглядят и действуют совершенно по-другому. Устанавливая законы и порядки, обязательные ко всеобщему исполнению, они сами же нарушили и попирали их, будучи одновременно поборниками справедливости и её палачами.