Читать онлайн «Метаэкология». Страница 42

Невозможность сосуществования двойников приводит к реальному или метафизическому самоубийству (ведь никто не верит, что можно не быть, не существовать вообще; самоубийство — не самоуничтожение, а разрешение предельно острого конфликта двойников). В детском варианте роль несовместимого двойника исполняют родители, в любовном — неверный возлюбленный, в идейном, как у Перегрина или Кириллова, — все человечество.

В реальной жизни метаэго убивает первичного двойника, в метафизической — наоборот. То и другое одинаково трагично (Цветаева писала о самоубийстве Маяковского: в течение десяти лет Маяковский-человек убивал Маяковского-поэта; наконец Маяковский-поэт восстал и убил Маяковского-человека. Ее собственная история в тех же терминах выглядит как более последовательное убийство человека поэтом).

Еще один вариант самоубийства — это отказ от духовной пищи или ее замена чем-то неудобоваримым, что может уморить метаэго. Жизнь становится одномерной, практически превращается в ничто. Самоубийством можно считать и поглощение «первичного я» агрессивным метаэго, смещение жизни в метафизическую плоскость, отчего она становится вторичной — «случившимся без того, чтобы в самом деле случиться», ожиданием неких событий, уже пережитых на метафизическом уровне и притаившихся, как музилевский «зверь в чаще», который так никогда и не прыгнет.

Этические проблемы, возникающие при совмещении протоэго и метаэго как равноправных компонентов личности, находящихся в отношениях дополнительности, а не конкуренции, представляются сложноразрешимыми из-за существенных различий в происхождении, среде обитания и способе существования этих двойников-антиподов.

Эволюционная история протоэго началась много миллионов лет назад с появлением сексуальности, рекомбинации генов и полового отбора. Особь из полноценной размножающейся единицы превратилась в элемент репродуктивной системы, состоящей как минимум из двух особей. Вскоре эта система выдвинула ряд императивных требований.

Во-первых, следует обеспечить высокую вероятность встречи потенциальных партнеров, чтобы они не остались без потомства, а для этого необходимо более или менее компактное проживание в виде популяции.

Во-вторых, чтобы совместное проживание в пределах ограниченной территории не превратилось в войну на уничтожение, необходимо заменить беспорядочную агрессию отношениями главенства — подчинения, которые становятся основой социальности.

В-третьих, во избежание близкородственных спаривании (инцеста), ведущих к генетическому вырождению (если соединяются дефектные гены родственников), естественный отбор необходимо дополнить предпочтением неродственных (непохожих) особей, которое становится фактором индивидуализации и обособления родовых группировок, берущих на себя дополнительные функции защиты от конкурентов и заботы о потомстве (общих генах).

Таким образом, в генетическую память вводятся: видовое правило «не убий», иерархический инстинкт, родственная привязанность и запрет на инцестуальные связи. Они составляют основу биологической нравственности.

Пока человек был частью природы, этих норм было достаточно. Отделение от природы привело к их расшатыванию и замене императивной моралью десяти заповедей, из которых примерно половина регламентирует иерархические отношения главенства — подчинения между богом и человеком, остальные направлены на ослабление агрессии (не убий, не желай ничего, что у ближнего твоего), укрепление родственных отношений и, косвенно, исключение инцеста.

Протоэго сформировался под влиянием отбора, отсекающего отклонения от нормы (показано, например, что в зимнюю стужу гибнут воробьи, которые крупнее или мельче популяционной моды). Однако ослабление отбора в ходе прогрессивной эволюции ведет к увеличению изменчивости, которая у человека несомненно выше, чем у других млекопитающих. Индивидуализация, возникающая в связи с половым отбором и усиленная культурными различиями, препятствует отождествлению себя с другим человеком, что ведет к вырождению природной этики (основанной на отождествлении, как мы уже упоминали). Оказывается, принадлежность одному биологическому виду не исключает принадлежности разным метаэкологическим видам. На сцене появился метаэго и сразу же стал вытеснять протоэго из его исконных областей.

В то же время императивные требования репродуктивной системы остаются в силе и их исполнение все в большей степени берет на себя метаэкологическая система. На ранних стадиях ее развития преемственность очевидна: исследования по структурной антропологии (К. Леви-Строс) выявили универсальность темы инцеста в мифологии всех народов. Инцест был тем чудовищем, которое пришлось одолеть Эдипу, прежде чем он женился на собственной матери. Инцест проглядывает сквозь позднейшие наслоения и в легенде о первородном грехе (Ева была создана от плоти Адама, следовательно, одной с ним крови). Сексуальная основа проступает в фаллических культах и тотемической символике.

Воздействие протоэго в какой-то мере сохраняется и на более поздних стадиях вплоть до современности, проявляясь в желании политического лидера быть отцом народа (народов), в парасексуальной любви к нему граждан, в повторении тех же отношений на всех уровнях социальной лестницы, в эмоциональной окрашенности ролевых социальных взаимодействий, в богословской патристике, в церковной эротике и т. д. (к этой теме мы еще вернемся).

Преемственность выражается и в общих закономерностях эволюции протоэго и метаэго, также подпадающего под действие отбора, как индивидуального, вымывающего из популяции индивиды, потенциально способные обогатить мета-экосистему новыми идеями, так и группового, стирающего с лица земли целые племена.

Человечество противопоставило естественному отбору технический прогресс и значительно ослабило его. Тем не менее отбор еще действует, хотя бы на уровне нарушений беременности. До сих пор вымирают или ассимилируются племена с самобытной культурой (индейцев Амазонки становится больше, но их духовная жизнь исчезает). Наряду с этим происходит отбор метаэкологических представлений и систем, наиболее приспособленных к меняющимся условиям внешней жизни, духовному климату эпохи.

Аналогом стабилизирующего (отсекающего уклонения) отбора в духовной жизни может быть интеллектуальный консерватизм, враждебное отношение к новым идеям, которое побудило афинскую демократию изгонять, казнить, принуждать к самоубийству своих гениев (жертвами демократии стали Протагор, Фрасимах, Анаксагор, Сократ и Аристотель; Иисус тоже был распят на основании демократического голосования, отдавшего предпочтение уголовнику Варавве). Однако физическое уничтожение носителя идеи может способствовать его метафизическому бессмертию, как это случилось с Христом и Бруно. Казнившие их не учли фундаментальных различий между протоэго и метаэго.

Современная биосоциология подчеркивает общие закономерности эволюции природы и культуры, проводя параллели между генами и «культургенами» (Е.О. Уилсон). Но эти аналогии имеют не более чем ограниченное значение, поскольку гены и «культургены» не столько тождественны, сколько противоположны. Условие существования генов в природе — это тиражирование, репродукция, без которой они незамедлительно исчезнут. Для культуры тиражирование равносильно вырождению и гибели (расхожая мысль о том, что в здоровом теле содержится здоровый дух, в высшей степени противоречива, поскольку здоровое тело — это стандартное тело, а стандартный дух — это тяжело и, скорее всего, неизлечимо больной дух). Мы уже видели, во что превратились «солнечные путешествия», конфликты и воссоединение близнецов. Логос, Ананка и другие метафизические образы в результате освоения массовой культурой. В силу этих различий возникает конфликт, в котором метаэго пытается предотвратить собственное тиражирование, подавляя репродуктивную сферу как таковую.

Если языческие боги еще сохраняли символику плодородия и вступали в половую связь с людьми, плодя новых богов и героев, то для библейского бога подобные отношения были затруднены как огромной дистанцией между ним и человеком, так и его желанием быть и оставаться единоличным властелином вселенной. Без воспроизводства нет жизни. Но для бога репродукция сводилась к созданию ограниченного числа собственных копий — мира и человека. Последний, будучи созданным по образу и подобию, не предназначался для массового тиражирования. Поэтому бог с самого начала был настроен против размножения людей и неохотно шел на компромиссы.

Нормальное деторождение было объявлено греховным. Полубоги и герои рождались по воле божьей от девственниц или женщин климактерического возраста (так Сарра в старости произвела на свет Исаака, а Елизавета — Иоанна Крестителя). Вмешательство бога в данном случае выражалось в извращении природного репродуктивного процесса.