Читать онлайн «Культурологическая экспертиза: теоретические модели и практический опыт». Страница 62

Индустриальные объекты представляют ценность как примеры практического применения базовых научных знаний и последних достижений времени своей эпохи. Следовательно, разноплановая образовательная деятельность – логичное направление работы культурного центра.

Привлечение молодых ученых и творческой интеллигенции на конференции, коллоквиумы, конкурсы и другие подобные мероприятия будет также способствовать созданию положительного «имиджа» комплекса в глазах местных жителей (и росту их самосознания) и жителей региона.

Отличие музея от немузейного культурного центра заключается в том, что при всем разнообразии видов деятельности собственно музейная должна иметь первостепенный статус. Это означает, что приспособление зданий и ландшафтов должно проводиться с минимальным вредом для их информативной и репрезентативной ценности. Забота о сохранности касается также и нематериальной составляющей наследия, то есть памятник советской культуры или памятник металлургической мощи страны не должен превратиться в сознании обывателей в место проведения регионального фестиваля видеоарта и т. п.

Чтобы избежать этого, для реализации дополнительных функций комплекса может использоваться зона частичной музеефикации. В этой зоне сохраняются отдельные объекты оборудования и памятники промышленной архитектуры, которые и приспосабливаются под выполнение новых функций.

Огромные территории, как правило, пустующие после закрытия заводов, предоставляют музейному комплексу богатые возможности для сотрудничества с различными организациями, однако зачастую музей может распоряжаться этими территориями в силу того, что они непривлекательны для инвесторов, и это связано, прежде всего, с отдаленностью от региональных центров и крупных городов, с недостаточно развитым транспортным сообщением.

То есть при концептуальном обосновании направлений деятельности музея необходимо подбирать те направления сотрудничества, которые будут объективно выгодны не только музею, но и партнеру, и которые действительно могут быть воплощены в жизнь. Так, например, в использовании музейных помещений для конференций и встреч будут более заинтересованы некоммерческие организации, чем частные компании, способные арендовать помещение в региональном центре.

Необходимо продумывать также возможные решения проблем инфраструктуры. Например, сподвигнуть туристов на преодоление большого расстояния можно, обратившись к актуальной практике использования ретро-транспорта (например, используя образ «рабочей развозки»).

При концептуальном обосновании музеефикации встают не только чисто научные проблемы (определение ценности объектов, оптимальной даты музеефикации, принципов построения экспозиции), но и ряд практических проблем, затрагивающих экономическую, социальную, маркетинговую сферу. Решение научных проблем находится в тесной взаимосвязи с решением практических, и четкая фиксация (возможно в лаконичной форме) тех и других уже на начальном этапе жизни музея, на этапе создания концепции, является залогом наиболее полного сохранения и обеспечения воспроизводства памяти об индустриальной эпохе.

С. К. Шайхитдинова

«Нестандартные объекты» становятся «стандартными»

Постановка проблемы

Профессии «эксперт» не существует. В гуманитарной сфере эксперт – это прежде всего научный работник. Его труд – это всякий раз исследование, в котором выявление имплицитных характеристик объекта предполагает помимо специальных знаний владение основами научной культуры. Это условие обязательное, потому что эксперт-гуманитарий лишен возможности дать исчерпывающее доказательство своих выводов с помощью статистики, эксперимента и других опытных данных. Ясность в постановке цели, система аргументации, четкое определение используемых понятий, прозрачность методологии становятся зачастую единственной гарантией обоснованности его суждений, гарантией его объективности.

«За кадром» остается рефлексия автора проделанного труда, выявляющая проблемные зоны исследовательского поиска. На них мы и обратим свое внимание, окидывая взглядом собственный пятнадцатилетний опыт подготовки экспертных заключений.

Речь пойдет об экспертизе текстов массовой коммуникации. Конкретизация объекта и предмета исследования в этом случае уже сама по себе проблемна. Вопрос в том, что в качестве самостоятельной экспертной деятельности работа специалиста в этой области не выделена. Экспертиза продуктов массовой коммуникации (прежде всего СМИ) рассматривается как часть лингвистических экспертиз, предмет которых может быть определен как речевое высказывание. Активная институционализация лингвистического консультирования в нашей стране началась в годы перестройки, когда в суды хлынули потоки дел по защите чести, достоинства, деловой репутации. Причиной исковых обращений в суд становились газетные публикации и гораздо реже – телевизионные сюжеты (поскольку их создателей труднее было «поймать за руку»). Но и в них объектом экспертной оценки являлись, прежде всего, произнесенные на экране фразы – те, что умаляли, по мнению истцов, честь, достоинство или репутацию.

По прошествии двух десятков лет ситуация изменилась. И дело не только в том, что количество исковых заявлений, связанных с информационными спорами, резко сократилось. Изменились сами средства массовой коммуникации – их структура, форматы подачи, контент. Конечно, эти изменения во многом определяются политической ситуацией в стране. Но главный фактор здесь – технический и технологический прогресс, который преобразует нашу картину мира в целом, меняя динамику восприятия и приоритеты между вербальной и визуальной информацией.

В замечательной книге заведующего отделом экспериментальной лексикографии Института русского языка РАН профессора А. Н. Баранова «Лингвистическая экспертиза текста» есть глава «Нестандартные объекты лингвистической экспертизы: текст с невербальной составляющей». Главу предваряет рассуждение автора о том, что хотя в прототипическом понимании хочется считать текстом только семантически связную последовательность высказываний, объединенных общим содержанием, в широком смысле текстом считается результат функционирования любого семиозиса [279] . Продолжая ряд примеров эксплуатации вербальным текстом изображения, Анатолий Баранов, эксперт с многолетним стажем, рассматривает в этой главе такие приемы воздействия на аудиторию, как визуальная персонификация и визуальная верификация знания.

И хотя в СМИ эти приемы можно считать типичными, они продолжают иметь статус «нестандартных объектов» лингвистической экспертизы, что предполагает привлечение к их анализу именно языковедов. Между тем, предметная область языкознания, образуемая феноменами языка, не в состоянии вместить в себя все поле смыслов, необходимость актуализировать которые может возникнуть при подготовке экспертного заключения по текстам массовой коммуникации. Мне, в частности, известны конфликтные ситуации, рассматривавшиеся в свое время на заседаниях Большого жюри при Союзе журналистов РФ, когда на запрос о необходимости экспертизы Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам отвечала, что предмет спора – не в их компетенции. Это – лишнее свидетельство того, что комплексность «нестандартных объектов» в сфере массовой коммуникации нуждается в экспертной оценке специалистов широкого профиля.

Однако экспертиза текстов массовой коммуникации в юридической практике продолжает называться лингвистической. Думается, это связано с тем, что институционализация данного вида экспертиз происходит преимущественно через нормативные акты, которые нарабатывают свое содержание, прежде всего, благодаря опыту судебных рассмотрений дел. В гражданском судопроизводстве (через него преимущественно проходят дела, связанные с информационными конфликтами) важна убедительность документов – именно они вступают в «спор» истца и ответчика. Судья на заседании не склонен теоретизировать, ему требуется ясность. Поэтому эксперт, даже если перед ним встанет риторический вопрос: «А был ли мальчик?» – нацелен дать прямой ответ: «Да», или «Нет». Эта ситуация, даже если дело не доходит до суда, склоняет ее участников использовать проверенные методики и устойчивый понятийный аппарат. Поэтому операциональная теория речевого акта выступает надежным, востребуемым инструментом анализа спорных текстов, которым охотно пользуются лингвисты.

Сюда же надо отнести и проблему «специалистов широкого профиля». «Нестандартные», комбинированные объекты текстологической экспертизы должны находиться в компетенции тех, кто занимается коммуникативистикой. Но их профиль настолько широк, что говорить о существовании в нашей стране каких-либо устойчивых научных школ не приходится. Более того, опыт показывает, что перед лицом динамично меняющихся коммуникативных практик эффективна «всеохватность» их исследователя.