Читать онлайн «Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана». Страница 33

«У нас был большой запас репы, портулака,[40] кресс-салата и маринованных огурчиков, а еще два ящика с цикорием, которые денно и нощно охранял часовой, чтобы там не пошуровали крысы или матросы, — вспоминает отец Лаба о своем путешествии на Антильские острова. — Когда мы съели содержимое одного из ящиков, то посеяли в нем салат-латук и редис, который успел вырасти и был съеден еще до нашего прибытия на Мартинику. Таким образом, у нас всегда была зелень, что немаловажно во время длительных путешествий».

Обеды в пассажирском салоне тоже отличались от матросских трапез: «Нас было двенадцать человек за столом, чистым и прекрасно сервированным. В первый же день нам указали наши места и просили не менять их, дабы слуги приносили нам наши салфетки, которые переменяли дважды в неделю. На завтрак обычно подавали окорок или паштет с рагу или фрикасе, масло и сыр, хорошее вино и свежий хлеб утром и вечером… Обедали после того, как лоцманы отмечали высоту, то есть измеряли высоту солнца в полдень (чтобы занести в свои морские карты). Обед состоял из густого супа на курином бульоне, говяжьей грудинки, свежей баранины или телятины с фрикасе из кур или чего-нибудь еще. Когда три этих блюда уносили, на их место ставили жаркое, два рагу и два салата; на десерт у нас были сыр, фруктовые пюре, свежие фрукты, каштаны и варенья. Ужин был похож на обед: суп с курицей, два жарких, два рагу два салата и десерт, поскольку спиртного у нас было вдоволь, его не экономили. У капитана было два ящика по 24 бутылки в каждом».

Остается предположить, что бравый священник не был подвержен морской болезни, от которой обычно страдали сухопутные пассажиры, пересекавшие Атлантический океан.

Но вернемся к флибустьерам.

Моряки, надолго уходившие в море, жестоко страдали от цинги — так называемого морского скорбута, причинами которого были недостаток в организме витамина С и калийных солей, дурная пища, плохие гигиенические условия (испорченная питьевая вода, проживание в сырых и тесных помещениях) и чрезмерные физические нагрузки. На первых стадиях цинга проявлялась в виде усталости, слабости, стеснения в груди, учащенного сердцебиения, к которым вскоре присоединялись тянущие боли в крестце и ногах. Люди становились зябкими, сонливыми и апатичными, неохотно покидали постель; возможно, в этом и кроется причина «нежелания работать», отмеченного Дампи-ром у флибустьеров. Так длилось от нескольких дней до двух недель, после чего проявлялись более наглядные симптомы: поражение десен и самопроизвольные кровоизлияния. Десны синели, припухали, становились рыхлыми и начинали кровоточить, на них образовывались язвы, зубы расшатывались и выпадали; изо рта шел неприятный запах и текла слюна. У человека вдруг начинала идти кровь из носа; лицо принимало землистый оттенок, кожа становилась бледной, сухой и вялой, он таял на глазах. Кровотечения возникали и во внутренних органах — желудке, кишечнике, почках, легких; на ногах появлялись темно-красные пятна, а на руках и теле — твердые болезненные желваки величиной с орех; в этих местах кожа принимала синий, зеленый, желтый цвет. Иногда омертвевшая кожа отшелушивалась и взгляду открывались цинготные язвы, которые могли не заживать годами. Цинга убивала исподволь, медленно и мучительно, хотя бывала и быстротечная форма — так называемая молниеносная пурпура.

Для предохранения от цинги использовали рубленые овощи и зелень с острой приправой: маринованное, копченое и соленое мясо перемешивали со всей зеленью, какую только можно было запасти, включая дикорастущую, сдабривали всё это луком, растительным маслом, солью, уксусом, перцем, горчичным порошком и ели. Бывало, цинготным больным с выпавшими зубами и кровоточащими деснами уже нечем было пережевывать пищу. Чтобы три четверти экипажа не умерли по этой причине с голоду, в Х\Л1 веке норвежские коки придумали новое блюдо — лабскаус («легкоглотаемое»): мелко нарубленную вареную солонину перемешивали с перемолотыми солеными селедками и посыпали эту кашицу перцем. Со временем в это блюдо стали добавлять лук, соленые огурцы и картофель.

Гораздо больше, чем от голода, на кораблях страдали от жажды. Пополнить запасы пресной воды можно было далеко не в каждом порту. В 1691 году капитан Курсик, баскский корсар на службе у Людовика XIV, крейсировал у берегов Португалии. Вода и съестные припасы почти закончились, корабль направлялся в Сен-Жан-де-Люз для пополнения запасов, но тут разразилась буря, нарушившая все планы. Корабль оказался у мыса Артигуэсо, где находился большой испанский поселок Барриос. На судне оставался только коньяк, следовало любой ценой раздобыть воды и сухарей. Курсик отправил приветствие чиновникам-алькальдам Барриоса и «дал слово баска, что поднимет якорь и уйдет, не причинив никакого вреда», если ему позволят взять на борт несколько бочонков воды. Ему учтиво ответили, что он может прислать шлюпки и забрать нужное количество воды для экипажа. Однако шлюпку с двадцатью матросами встретили огнем из мушкетов. Курсик разгневался и отправил к берегу уже две шлюпки с восемью десятками моряков, прикрывая их огнем из пушек, потом построил своих людей в боевой порядок и повел на штурм укреплений, приказывая стрелять только наверняка. Во время боя 80 испанцев были убиты наповал, три десятка ранены (по большей части кинжалами), а 40 взяты в плен. Курсик уже собирался разграбить и сжечь поселок, но тут ему навстречу вышел местный кюре с распятием в руках, а плачущие женщины и дети на коленях умоляли их пощадить. Корсар заключил договор с кюре и местными выборными, которые обещали, что, несмотря на запрет испанского короля оказывать помощь французам, он всегда найдет в бухте Барриоса всё, что потребуется ему и его экипажу.

В жару пресная вода становилась затхлой уже дня через два, а предохраняющие от цинги сидр и пиво быстро прокисали. Флибустьеры разбавляли воду ромом — он-то не портился. Постепенно начинали пить уже чистый ром, который загружали на корабль в неограниченном количестве.

Ром начали изготавливать в XVII веке чернокожие рабы, работавшие на тростниковых плантациях на Карибских островах: в результате перегонки перебродившей патоки получалась прозрачная жидкость, которая после долгого хранения в деревянных бочках приобретала темный цвет. Французы называли этот напиток «тафиа», а англичане поначалу прозвали его «ромбульоном», сократив затем название до «рома». Карибский ром вскоре получил более широкое распространение, чем быстро прокисавшее пиво, да и стоил он дешево. Смешанный с фруктовыми напитками, он предохранял от цинги. Чтобы проверить качество рома, в него бросали несколько крупинок оружейного пороха и подогревали с помощью увеличительного стекла. Если ром был слишком разбавлен водой, порох не взрывался.

После захвата британским флотом острова Ямайка ром окончательно вытеснил бренди, которое было повседневным напитком моряков.[41]

Постепенно новое горячительное распространилось по всем американским колониям, и в 1бб4—1667 годах в Новой Англии открылись две мануфактуры по производству рома. В XVIII веке, перед Войной за независимость североамериканских колоний (1775–1783), потребление рома в Новом Свете составляло 13,5 литра в год на человека, включая женщин и детей. Он считался напитком бедноты, в отличие от очищенных европейских спиртных напитков двойной перегонки. Тем не менее ром с Род-Айленда долгое время использовался в Европе для взаиморасчетов наравне с золотом.

На тех островах Карибского архипелага, которые принадлежали испанцам, изготавливали светлый ром с мягким вкусом. На офранцуженных островах (Мартинике, Гваделупе) ром делали исключительно из тростникового сока, который сохранял вкус исходного сырья. Англичане на Ямайке гнали темный ром с большим количеством патоки, на Барбадосе — очень крепкий, более 75 градусов.

Около 1740 года на английском флоте ром стали разбавлять водой по приказу адмирала Эдварда Вернона, чтобы матросы с его кораблей не перепились, уподобившись в этом флибустьерам. В плохую погоду адмирал носил плащ из фая — плотной шерстяной ткани в рубчик, по-английски grogram cloak, поэтому смесь рома с водой стали называть грогом. Пираты же удержу не знали, и пристрастие к рому часто губило их в самом буквальном смысле: если на корабле авторитетным капитанам еще удавалось предотвратить повальное пьянство, на берегу никакие запреты уже не действовали и флибустьеры гибли в пьяных драках или не могли оказать достойного сопротивления властям и попадали в тюрьмы…[42]..

Еще одним доступным удовольствием — и вредной привычкой — был табак, недаром на портретах многие знаменитые корсары и флибустьеры изображены с трубками в руках. Глиняные курительные трубки были найдены на затонувших кораблях и при раскопках ушедшей под воду части Порт-Ройала. В Европу они попали, как утверждают, благодаря Уолтеру Рэли.