Читать онлайн «История литературы. Поэтика. Кино: Сборник в честь Мариэтты Омаровны Чудаковой». Страница 19

Таким образом, и Мишо, и другие французские историки обсуждали участие русских воинов в боевых действиях не на стороне крестоносцев, но против них, при обороне византийцами Константинополя в 1204 году. Понятно, что подобные историографические тонкости Аксаковым и Глинкам были вряд ли известны. Главным адресатом реплики Чаадаева, способным оценить ее парадоксальность, в данном случае был именно Погодин.

16 ноября, когда О.С. Аксакова услышала чаадаевскую реплику о крестовых походах, в 1839 году приходилось на четверг: визит Аксаковой в дом Глинок было частным, поскольку салонным днем Глинкам служил понедельник35. Мы ничего не знаем о том, кто еще, кроме хозяев и Аксаковой, слышал реплику Чаадаева (свидетелей чаадаевского рассказа у Глинок едва ли было много), чьи лекции, кроме погодинских, он посетил (было бы соблазнительно предположить, что Чаадаев был и на лекции Грановского – однако эта гипотеза пока верификации не поддается36). Важно другое: Чаадаев мог быть совершенно уверен, что до Погодина его замечания дойдут – и Глинки, и Аксаковы были чрезвычайно дружны с историком; вероятно, на такую передачу Чаадаев и рассчитывал.

Какую именно лекцию Погодина мог слушать Чаадаев? В первом семестре учебного 1839/40 года Погодин по три часа в неделю читал «Российскую историю» студентам третьего курса I отделения философского факультета и второго курса юридического факультета – «с древнейших времен до нашествия Монголов»37. В «Отчете о состоянии и действиях Императорского Московского Университета» за указанный период специально отмечалось, что «более Профессор не мог пройти потому, что возвратясь из отпуска (заграничного путешествия. – М.В.), начал чтение лекций с Октября месяца»38.

Полный курс русской истории для философского и юридического факультета был закреплен за Погодиным изначально39, однако, по-видимому, уже вне плана ему пришлось (с перераспределением нагрузки таким образом, что Погодин вычитывал положенные шесть часов в неделю) вести продолжение той же самой дисциплины для студентов четвертого курса I отделения философского факультета – «после предварительных сведений, Историю от Иоанна III до последнего времени»40. Таким образом, не имея дополнительных данных, строить предположения о том, какой исторический период мог трактоваться в лекциях Погодина в ноябре 1839 года, весьма затруднительно41.

Вместе с тем в своих текстах, написанных до этого времени, Погодин дважды отчетливо артикулировал мысль о том, что русские воины не принимали никакого участия в предприятиях крестоносцев: «Все Европейские великие происшествия, средства для развития, в которых мы по Вере, языку и другим причинам не принимали или не могли принять участия, были заменены у нас другими, более или менее: например следствие Крестовых походов в политическом отношении, то есть ослабление Феодализма и усиление Монархической власти, было произведено у нас Монгольским игом, а реформацию в умственном отношении заменил нам, может быть, Петр»42.

«Даже прошедшее может он (русский царь. – М.В.), кажется, изворотить по своему произволу: мы не участвовали в крестовых походах, – но не может ли он освободить Иерусалим одною нотою к Дивану, одною статьею в договоре. Мы не открывали Америки (хоть открыли треть Азии), но наше золото, коего добыток с каждым годом увеличивается, не дополняет ли открытие Колумбово и не обещает ли противоядия яду?»43.

Схожий тезис, хотя и несколько иначе сформулированный, появляется в 1836 году в погодинских «Исторических афоризмах»: «В Государствах Западных История начинается преимуществом духовной власти над светскою, в Славянских искони духовная власть подчинялась Государям, как и в Константинополе. Следствия сего преимущества, общие и частные, Крестовые Походы, Реформация, в Славянских Государствах производятся другими причинами»44.

Три приведенные цитаты скреплены одной мыслью. Погодин, подобно Гизо, считал, что крестовые походы способствовали становлению Европы как политической целостности45 и укреплению монархической власти, и поэтому их влияние (за исключением особо оговоренных случаев46) следует квалифицировать как несомненно положительное47. Россия в силу особости собственного исторического пути была лишена возможности участвовать в этих структурообразующих процессах. При всем том, в интерпретации Погодина, Россия проходит идентичные этапы развития, а важные факты европейской истории имеют в русском контексте отчетливо выраженные эквиваленты – в первом случае это «монгольское иго», во втором – нота императора Николая I к турецкому правительству.

Подобная точка зрения соответствовала духу «уваровской» историографии второй половины 1830-х годов. Министр народного просвещения формулировал общую политико-идеологическую задачу в середине 1830-х годов следующим образом: «как идти в ногу с Европой и не удалиться от нашего собственного места»48. Такая постановка вопроса требовала разработки исторических концепций, которые позволили бы примирить два противоположные взгляда на развитие России.

В общих оценках крестовых походов Погодин сходился с наиболее близким к Уварову историком – Н.Г. Устряловым, который также занимался поиском «русских» соответствий основным вехам европейского развития. В своем труде «О системе прагматической русской истории» Устрялов писал:

В начале XVIII века, все, о чем заботились, к чему стремились Русские Цари, было решено Петром Великим. Совершив исполинский, беспримерный в Истории подвиг, преобразовав и себя, и свой народ, создав войско, флот, промышленность, торговлю, Науки, художества, новую лучшую жизнь, даровав отечеству то, что западная Европа получила после вековых усилий, ознаменованных Крестовыми походами, городскими общинами, огнестрельным оружием, Реформациею, одним словом, воплотив в себе все, что приготовило первенство Европы над прочими частями света, Петр поставил свое государство на такую степень, что оно явилось незапно (так! – М.В.) исполином в кругу своих соседей…49

Устрялов, таким образом, не разделял мнение Погодина о том, что борьба русских князей с монголами соотносится с крестовыми походами против сарацин. В своей речи в Главном педагогическом институте, прочитанной 30 декабря 1838 года, петербургский историк едко высмеивал подобное сопоставление:«… мы открыли, что Монголы вовсе не были лютым бичем, посланным небесами, как думали наши предки, страдая под ярмом Татарским, что нашествие их заменило для Русской земли крестовые походы, что они даже спасли ее от каких-то страшных Литовцев, которые без них завоевали бы всю Русскую землю»50.

Рецензионный отдел октябрьского номера «Журнала Министерства народного просвещения» за 1839 год содержал положительный отзыв на исторический труд историка, профессора и ректора Санкт-Петербургского университета И.П. Шульгина «Изображение характера и содержания истории первых десяти веков по падении Западной Римской Империи» (книга первая)51. Характерно, что рецензент журнала особо оговаривал, что в наибольшей степени автору удались главы именно о крестовых походах52. Речь шла о втором издании книги Шульгина (первое – 1832 г., этой книге затем была присуждена Демидовская премия), о томе под названием «Изображение характера и содержания первых десяти веков по падении Западной Римской Империи (История Средних веков)» (1838).

Историческое сочинение Шульгина служило непосредственным фоном для погодинских построений. Крестовые походы, пусть и с некоторыми оговорками, оценивались Шульгиным как явление глубоко позитивное в двух смыслах. Во-первых, ведомые Провидением, крестоносцы способствовали политическому единению христианской Европы. Этот тезис Шульгин прямо иллюстрировал словами Уварова: «Под стенами Иерусалима, пред Гробом Спасителя, положен наконец (без ведома Строителей и конечно против их воли) первый камень будущего политического здания Европы. Рыцари Креста погребли в степях Сирии лучшую часть своих воинств; они предали на жертву жизнь нескольких миллионов; они пролили реки крови и слез; но – исполнители неизвестного им закона, они в замену толиких бед принесли в Европу новую искру свободы и просвещения»53. Во-вторых, крестовые походы привели к централизации власти в европейских странах в форме сильного монархического правления:

Это есть Власть единодержавная, получающая свою определенную физиономию и свое спасительное право действовать вдруг для блага миллионов, со времени окончания Крестовых Походов, с XIV века, именно вследствие ослабления этих ей противодействующих и враждебных сил, которые встречала она доселе всюду на пути своем: могущества и своевольства Вассалов, власти Духовенства, и привиллегий Городских Общин54.