Читать онлайн «Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия». Страница 29

Даргомыжский, полностью воссоздавая текст Тимофеева, сохраняет, даже усиливает, те красочные контрасты, которые свойственны стихотворению. В результате романс-баллада становится подлинным выражения духа романтизма, как по форме, так и по содержанию, хотя речь здесь идет о торжестве любви, в отличие от ее утраты. Тем не менее, вся атмосфера романса, множество мрачных образов создают атмосферу тревоги и недолговечности ликования, апофеоза свободной любви, невозможного в человеческом обществе. Разочарование, утрата и безнадежность – то, на что обречены герои «Свадьбы» в их попытке утвердить своё право распоряжаться своей судьбой. Разгул природных стихий – лишь символ безнадежной борьбы за свободу любви, свободу выбора, свободу личности, в которую вступили герои. «Романтизм перешел к своего рода субъективной концепции мира, пишет Н. Луман. – Мир объектов, то есть природы, стал способом выражения любовных чувств».[Luhman L. Love as Passion. Cambridge: Polity Press, 1986. P. 132] Такое перенесение чувств субъекта на объектный мир природы мы видим и в приведенном нами романсе Даргомыжского, и в шубертовских Lieder, и в других текстах романтизма, литературных, музыкальных и визуальных.

По контрасту герои Шубертовских циклов не переступили социальные законы, им не дано ликование улыбающейся природы, возможное счастье – лишь воспоминание о несбывшемся. «В самом первом стихотворении цикла есть строки, которые могут помочь нам отгадать загадку «Зимнего пути» – «Чужим я прихожу в это мир, чужим я ухожу». Тема отчуждения, Другости была очень важна для романтиков с их культом Героя-одиночки, не находящего прибежища в мире людей. Герой «Зимнего пути» сознательно отказывается от социальной активности, так как она представляется ему бессмысленной без взаимности возлюбленной». (Шапинская Е. Н. «Зимний путь» Шуберта в современной культуре: вечные вопросы бытия и тоска по утраченным ценностям// Культура культуры № 1, 2015. URL http://cult-cultru/schubert-s-die-winterreise-in-contemporary-culture-the-eternal-questions-of-bein/) Те же настроения по отношению к явлениям природы можно проследить и в других циклах, и в отдельных песнях.

Отмечая привлекательность извечной темы любви-страдания, эмоциональный ответ на романтическую восторженность в отношении этого чувства, нельзя не попытаться понять, что значили музыкально-поэтические тексты во времена, когда они были созданы, когда картина мира была совершенно иной, нежели в наш технологический век, когда измерения времени и пространства отличались от современных, обусловленных скоростью передачи информации, расширившей границы мира. Обращаясь к истории культуры, мы не пойдем по пути изучения источников интересующего нас периода – гораздо более интересным представляется взгляд современника, не только тщательно изучившего эти источники, но и прошедшего путь артистического воплощения жанра Lied. Имеется в виду кнтига Йена Бостриджа «Зимний Путь Шуберта. Анатомия наваждения».(Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015)

Автор представляет собой фигуру, с одной стороны, уникальную, с другой – весьма показательную для современной культуры. Известный исполнитель камерной вокальной музыки, в течение более 20 лет с успехом представляющий произведения Шуберта, в особенности «Зимний путь» на разных сценах мира, в то же время провел тщательное исследование всех сторон социокультурной реальности эпохи композитора (чему в немалой степени способствовало историческое образование Й. Бостриджа). Результатом этой художественно-исследовательской деятельности и стала книга, в подзаголовке которой упоминается слово «наваждение». (Автору этой статьи довелось слушать исполнение «Зимнего пути» и побеседовать с Йеном Бостриджем, который на вопрос: «Будет ли конец этому длинному пути?»: задумался и ответил: «Нет, он бесконечен».)

Действительно, весь путь автора – это путь одновременно эмоционального восприятия и рационального познания, что весьма симптоматично в наши дни, когда саморефлексия часто становится спутником художника. «В этой книге, – пишет Й. Бостридж, – я хочу использовать каждую песню как платформу для исследования ее происхождения; поместить ее в исторический контекст, но в то же время найти новые и неожиданные связи, как современные, так и отдаленные – литературные, визуальные, психологические, научные и политические… Внутри столь сложной структуры как «Зимний путь» – 24 песни, составляющие первый и величайший из концептуальных циклов – встречаются повторяющиеся модели или гармонические приемы, на которые стоит обратить внимание; но я склоняюсь к тому, что можно назвать феноменологическим подходом, прослеживая субъективно и культурно нагруженные траектории слушателя и исполнителя, скорее чем каталогизируя модуляции и каденции». [Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015. P.XIY] Этот подход можно назвать, с одной стороны, социально-дискурсивным, с другой – культурологическим, объединяющим различные исследовательские направления в одном междисциплинарном пространстве. Каждая песня цикла – это повод для исследования той или иной стороны социокультурной реальности эпохи Шуберта, иногда эти экскурсы находятся в рамках семантической доминанты того или иного фрагмента. Иногда уводят читателя в совершенно отличные от искусства области реальности. Так, в анализе песни “Lindenbaum” («Липа») Й. Бостридж углубляется в историю символики деревьев в европейской культуре, начиная с Гомера, связанной с любовными переживаниями. В то же время он находит в этом, самом известном, фрагменте цикла, и политические импликации. «Хотя ассоциации между липой и романтической любовью имеют ярко выраженную значимость для песни Шуберта, нельзя забывать и политический резонанс, учитывая все, что можно сказать о роли Винтеррайзе как секретной, закодированной жалобы по поводу повсеместного реакционного климата в Германии и Австрии в 1820х». [Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015.P.129]

Еще дальше отходит автор от любовных переживаний героя в главе, посвященной песне “Auf dem Flusse” («На реке»). В ней подробно разбираются климатические особенности шубертовского времени, а также понятие ледникового периода. «Винтеррайзе был создан в то время, когда суровость зимы была важнее для европейского воображения, чем для нас сейчас, когда мы защищены центральным отоплением и озабочены перспективой глобального потепления. Типичные последствия зимы – замерзшие реки, снегопады и снежные бури – были в Европе того времени обычным явлением». [Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015. P. 175] Этот вывод не остается изолированным фактом прошлого – он показывает, что наше восприятие созданных в иное время культурных текстов отличается как по семантическому, так и по эмоциональному наполнению от современников его автора. «Мы отрезаны от зимнего времени Шуберта, но мы также отрезаны и от зимы нашего воображаемого прошлого… Винтеррайзе был написан в той Европе, в которой зима имела гораздо большее воздействие на воображение, чем в наше время; он был продуктом культуры, зачарованной жуткой силой и символизмом льда». [Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015. P. 177]

Такие экскурсы в различные области социокультурной жизни должны способствовать более глубокому пониманию музыкально-поэтических текстов «Зимнего пути», которые предстает перед нами гораздо более сложным, интеллектуально наполненным дискурсивным пространством, в котором печальная история несчастного влюбленного – лишь один из аспектов сложной дискурсивной матрицы. Даже если слушатель не знает всех перипетий биографии композитора и поэта, авторов «Винтеррайзе», тех исторических условий, в которых проходила их жизнь, ощущение тревоги и нестабильности присутствует и передается ему, с различными акцентами, в зависимости от интерпретации и интерпретаторов, но неизменно пробуждая эмоциональный ответ. «Одна из неизменно привлекательных черт Винтеррайзе, один из ключей к пониманию его глубины заключается в его способности возбуждать ощущение беспокойства по поводу политического или социального устройства… Выбор Шубертом поэтического материала указывает на неудовлетворенность существующим положением вещей; его способность читать субверсивные коды Мюллера, которые можем читать мы двести лет спустя, несомненна». [Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015. P. 374] Может показаться, что такое погружение в социальный дискурс эпохи Шуберта является излишней рационализацией столь эстетически и эмоционально наполненных текстов. Но настроения протеста очень важны для романтизма в целом, который возник во многом в противовес господствующему классицизму с его четкими правилами легитимации художественного произведения. Й. Бостридж, сотни раз переживший на сцене всю гамму эмоций, содержащихся в этом цикле, утверждает обратное: «Мы все, исполнители и аудитория, входим в некую эстетическую общность, в которой в течение немногим больше часа мы подвергаем сомнению наши базовые установки и образ жизни. Экзистенциальная конфронтация, воплощенная в Винтеррайзе, легко узнаваема, даже поддается рационализации; политические моменты легко пропустить, но нельзя выбросить их из истории. Мы сталкиваемся в Винтеррайзе со своими собственными тревогами, и наша цель может быть катрасической или даже экзистенциальной, – размышляет автор, и заканчивает важнейшим для всякого причастного к искусству человека вопросом. – Если смысл философии в том, чтобы не только интерпретировать, но и изменять мир, в чем же смысл искусства?». [Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015. P. 374] В связи с этим возникает интерес к ответу самих представителей романтизма на этот вопрос. Романтики настаивают на том, что главный смысл поэзии и искусства вообще состоит в воспроизведении глубин человеческого духа, сколь высоких, столь и непостижимых. Объективная действительность не может выступать для искусства питательной почвой, а, напротив, отрицательно воздействует на художественное воображение. Отсюда выглядит обоснованным перемещение акцента на возможности исследования внутреннего состояния героя в художественном творчестве, культивирование сильных переживаний и страстей, которые захватывают человека целиком, уводя его в область трансцендентного. Неизбежное при такой эстетической программе разрушение прежних устойчивых способов формообразования нередко сопровождалось абсолютизацией субъективности. Саморефлексия романтиков, отраженная как в их теоретизировании, так и в художественных произведениях, не противоречит сегодняшнему восприятию, несмотря на колоссальные изменения в мире – субъективность столь же важна и проблематична в ситуации реабилитации Другого в (пост)современной культуре и попыток утвердить принцип интерсубъективности в отношениях с Другим. Сложные тропы человеческих переживаний ведут от радости к горю, несмотря на культ гедонизма и потребления, и переживания несчастного влюбленного, бредущего по унылой зимней дороге, вовсе не чужды нашим современникам, как бы они не хотели этого скрыть под флёром прагматичности и рациональности. «…скиталец, как и любой человек, как все мы в определенный момент, осознает то, что всем нам приходится признать: неизбежность пути без возврата». [Bostridge I. Schubert’s Winter Journey: An Anatomy of Obsession. – L.: Faber and Faber, 2015. P. 105]