Читать онлайн «Символ «мертвая голова»». Страница 30

Вафанги, так же как и народы Индийского архипелага, заботились о будущих благах своих родственников и о достаточном снабжении их душами. Когда в деревне кто-нибудь умирал, его родственники устраивали охоту на живых людей из соседнего селения и выслеживали жертву до тех пор, пока не осуществляли задуманное, причем убийца удостаивался особых похвал.

Нередко традиция охоты за головами была связана с инициациями: в этом опасном деле проверялось мужество юношей. Вплоть до 30-х годов этот охотничий обычай, обставленный сложным церемониалом, существовал во внутренних районах островов Тимор, Серам, Сулавеси, Калимантан, Суматра, Ниас, Ментавай{365}. На Суматре юноша оранг абунг должен был добыть голову, чтобы получить право вступить в брак{366}.

Поскольку голландская администрация и церковь весьма решительно боролись с этим кровавым обычаем, он быстро исчез или производился скрытно.

Более пристального внимания заслуживают мотивы совершения охоты племенем маринд-аним, известным своим ярким мифотворчеством. Ребенок у папуасов должен был получить три имени. «Настоящее», «истинное» третье имя игиз-ха, или «головное» па-игиз ему должны были дать как можно скорее{367}. Головным оно называлось потому, что для его получения было необходимо раздобыть голову и узнать имя человека (иноплеменника), которому она принадлежала. При этом его следовало выяснить прежде, чем тот будет убит{368}. Имя жертвы охоты давалось родившемуся или будущему ребенку победителя либо сыну его сестры{369}. Позже такие головы сохранялись в качестве ритуальных трофеев-черепов. Охота совершалась в области обитания иноплеменников, язык которых маринд-аним не понимали. Немецкий этнолог П. Вирц выяснил, что обряд проводился ежегодно после праздников культа Майо и протекал в строго определенных областях куи-мирав{370}.

Охоту предпринимали несколько соседних дружественных деревень, на нее шли мужчины в сопровождении женщин и детей. Вожаками выступали пожилые уважаемые мужчины самб-аним, знавшие области расселения чужих племен, ими же определялись маршрут и цель путешествия. Церемония охоты считалась праздником, к ней основательно готовились: запасались провиантом, оружием, лодками, барабанами, строили новый «мужской дом охоты за головами» (куи-отив), где могли находиться лишь прошедшие посвящение воины{371}. Именно в нем после возвращения экспедиции размещались охотничьи трофеи.

Вступив на чужую территорию, маринд-аним исполняли аяссе — особую песню охоты за головами. Пение с танцами совершалось вокруг специального столба (куи-аха или куи-ахат) длиной 120—150 см, который папуасы носили с собой на протяжении всей охоты. После завершения экспедиции его использовали в качестве опоры дома куи-отив, на которую подвешивали утварь и препарированные головы для праздника{372}.

В качестве удобного момента для нападения на поселение чужаков обычно выбиралось раннее утро. Иноплеменника стремились захватить живым (обычно силами нескольких охотников) и перед смертью узнать его имя (за него принимался любой возглас жертвы), в противном случае голова считалась обесцененной. Обезглавливание совершалось при помощи бамбукового ножа сок. Чтобы не забыть имя жертвы, охотник, ставший единственным владельцем головы, повторял его про себя, пока не запоминал. Смертельная церемония превращалась в варварское состязание среди маринд-аним по количеству добытых трофеев.

После возвращения в селение захваченные головы сразу же обрабатывались. С лиц обезглавленных пленников снималась кожа, череп очищался от тканей, которые заменялись глиной, в глазничные орбиты вставлялись прожилки листьев саго, нос реконструировали с помощью тонкой полоски ротанга (пальмовой лианы). После этого кожа натягивалась обратно и сшивалась. Затем голова высушивалась над слабым огнем так, чтобы кожа не коробилась и не опалялась{373}.

Именно в таком виде их помещали в куи-отив. В связи с тем что на препарированной голове оставались короткие и обгоревшие при сушке волосы, на нее обычно надевали сплетенную из луба маленькую шапочку уд. Независимо от пола и возраста владельца к ней прикрепляли косы из молодых листьев кокосовой пальмы. После этого лицо раскрашивали красной и черной краской (этими цветами раскрашивались и лица живых маринд-аним) и смазывали маслом жеваного ядра кокосового ореха.

Вокруг мужского дома или непосредственно в нем устанавливали деревянные раскрашенные столбы. По версии П. Вирца, каждый из них соответствовал добытой голове. На куи-ахат, разукрашенный перьями и листьями кротона, подвешивали добытую голову. На Верхнем Биане сооружали подобие лестницы, перекладинами которой служили кости людей, внизу прикрепляли украшенную перьями препарированную голову. Все это подвешивалось у входа в мужской дом. Остальные головы укрепляли под коньком крыши.

Под влиянием среды и насекомых постепенно обнажались черепа, закопченные сажей и дымом, которые старательно хранились в мужском доме. После смерти человека, носившего «имя» убитого пленника, череп предавали земле{374}.

Отличившихся охотников чествовали особо. Наутро, после ночи танцев и пения, мужчины и юноши, непосредственно участвовавшие в добывании голов, садились рядами на праздничной площади. Около них лежали охотничьи трофеи. Первый ряд сидящих составляли владельцы голов (кадахаб-аним), второй ряд — державшие жертву (хакев-аним), третий ряд — стрелявшие (де-аним). Начиная с первого ряда, каждый по очереди брал обеими руками голову, которую он добыл или принимал участие в ее захвате, и бежал к берегу моря и обратно, крича: «Здесь, здесь навсегда я должен тебя удержать для себя!» и «Приходи оттуда, оставайся здесь!». После этого он клал голову на место. Следующий повторял ту же процедуру с добытой им головой. Затем самые активные участники охоты получали угощение.

Необходимо обратить внимание и на другой аспект охоты — после успешной экспедиции мозги и части тел жертв употреблялись на каннибальном пиршестве, что свидетельствует об охотничьем характере церемонии, которое Л. Иванова расценивает как рудимент, остаточное явление некогда существовавшей охоты на людей, при которой человеческое мясо было единственной целью охоты{375}. Об этом же свидетельствует ритуальный каннибализм, имевший место среди маринд-аним при отправлении различных культов — майо, рапа, имо.

Если посмотреть глазами первобытного охотника на человека, т.е. видеть в человеке объект охоты, то, подобно каждому охотнику, папуас был заинтересован в возобновлении, возрождении убитых людей{376}. Для этого должны были сохраняться в целости человеческие кости, так же как сохранялись и хоронились кости животных. Отголоском этих представлений является обычай маринд, живущих на Верхнем Биане, сохранять кости конечностей и ребра человека, как в других местах — человеческие головы.

Очевидно, череп являлся той частью, которая со временем заменила человеческий скелет. Подобное произошло и со скелетами животных. Этнография фиксирует тот уровень развития охотничьих представлений, когда вместо всего скелета животного (объекта охоты) сохраняли только его часть, и именно череп{377}. Отметим, что когда для прекращения варварской охоты за головами колониальная полиция и миссионеры стали отбирать сотнями черепа, захваченные папуасами на охоте за головами, то они всегда оказывались без нижних челюстей, остававшихся у маринд-аним, т.е. в данном случае челюсть заменяла черен.

Очевидно, у маринд-аним существовало представление, согласно которому собирание и захоронение костей, во-первых, предотвращало окончательную смерть особей, а во-вторых, способствовало их приумножению{378}. В их культовой практике существовал обряд захоронения костей жертв женского пола возраста иваг под кокосовыми пальмами для плодоношения, т.е. приумножения последних: «После того как иваг съедали, тщательно собирали ее кости. Череп (т.е. голову) отделяли от туловища и тщательно препарировали. Кости окрашивали в красный цвет (вероятно, кровью) и закапывали рядом с каждой молодой кокосовой пальмой, чтобы увеличить се плодородие. Фактически все кокосовые пальмы у Кондо имели красные знаки, которые, вероятно, наносили кровью, и у каждой маркированной таким образом пальмы, в земле находились кости рапа-иваг»{379}. Изучая далее мотив вырастания дерева из человеческих костей, В.Я. Пропп приходит к выводу, что «с развитием земледелия нужны более сильные магические обряды, обеспечивающие плодородие. Старый охотничий обычай принимает новые формы и новое толкование: убивают и разрубают людей, части их тела и кости хоронят в полях, чтобы вызвать буйное произрастание»{380}. Многочисленные примеры, подтверждающие и иллюстрирующие это положение, приведены в книге Д. Фрэзера{381}. Отсюда следует, что постепенно произошло дальнейшее переосмысление земледельцами старого охотничьего обычая. На этой стадии хозяйства человеческие кости не просто давали жизнь растениям, но способствовали приумножению растительного мира, его плодоношению (с этой целью и хоронили кости под каждой пальмой).