Читать онлайн «В поисках Шамбалы». Страница 32

Что же в действительности открывает символ, в конечном счёте зависит не от интерпретации, а от уровня нашей осознанности. Как бы основательно мы ни интерпретировали символы, наше обычное поверхностное сознание будет всегда воспринимать их как простые знаки или картинки. Лишь более глубокие уровни ума смогут воспользоваться ими как окнами, дающими прямые прозрения в то, что они символизируют. Чем более глубокий уровень ума мы пробудили, тем больше мы в действительности увидим. Поскольку наша осознанность меняется с каждым моментом, в зависимости от того, как мы бдим, смысл символа в нашем уме тоже будет меняться: иногда он будет казаться не более чем бессмысленным узором, а временами — откровением глубокой истины. С хорошей интерпретацией более вероятно (но не обязательно), что мощный символ на миг пробудит более глубокий уровень ума, позволяющий бросить взгляд в глубины того, что он символизирует. Момент такой прозрачности оставит нам воспоминание ясного прозрения, которое будет постепенно подрывать наши ошибочные верования о природе реальности. Со временем множество таких озарений может пробить постоянные окна в стенах иллюзии, которые окружают нас и не дают нам увидеть вещи такими, каковы они есть на самом деле.

В некотором смысле мы живём, окружённые стенами символов, которые мы неверно интерпретировали и приняли за что-то другое. Многие из них происходят от настоящих озарений, испытанных нами когда-то, но с тех пор замороженных в картинки или предвзятые концепции, которые теперь диктуют нам, как переживать и воспринимать мир. В результате, где бы мы ни увидели что-то новое, сразу же выскакивает заранее подготовленный образ того, как это должно выглядеть, оттесняя это и занимая в уме его место. Вместо прямого восприятия вещи такой, как она есть, мы видим выцветшую картинку, которой к тому же присущи черты подобных вещей, которые мы видели когда-то давно. Этот процесс происходит автоматически и так быстро, что мы его даже не сознаём; мы замечаем лишь, что наше восприятие уже не столь живо, как было раньше. Принимая картинки за действительное восприятие вещей, мы создаём стены, отрезающие нас от переживания реальности. Но многие из этих картин однажды были символами, давшими нам прозрение в то, что они символизировали; и они могут сделать это опять. Мы должны снова превратить их в окна, которые могут дать нам свежее видение мира и себя самих.

Самый важный образ, который создаёт каждый из нас — это образ самого себя, то, что в буддизме называется представлением о "я". Будучи более чем просто идеей, этот образ есть символ, заряженный эмоциями и насыщенный всеми чертами того, как мы себя видим. Он может включать в себя всё — от нашей философии жизни до мыслей о загибании ногтей на ногах. Не сознавая этого, мы представляем своё "я" с такой силой, что оно кажется столь же реальным и конкретным, как бетонный блок, о который можно набить шишку. Делая это, мы столь полно отождествляемся с этим образом, что ощущаем его собой. В своём представлении мы становимся этими символами себя и считаем их сущностью нашей настоящей природы. Здесь мы неосознанно совершаем то, что намеренно делает тибетский йог, когда представляет себя божеством — только вместо божеств мы используем образы своих "я".

Отождествляясь с ними, мы перестаём ощущать себя такими, какими мы есть на самом деле. Мы заменяем непосредственное сознание своей природы картинками, которым недостаёт полноты жизни. Поскольку они никогда не могут повторить глубину и сложность живого человека, мы сводим своё самосознание к поверхностным чертам, даваемым этими картинами. Всё прочее, что они не отображают или не могут отобразить, например, глубинные уровни ума, становится бессознательным и ускользает, оказываясь вне пределов досягаемости. В результате мы теряем доступ к тому типу осознанности, который нужен, чтобы видеть сквозь облекающие нас иллюзии, и в конце концов попадаем в ловушку умственных картин, которые закрывают нам видение себя и окружающего мира.

Но "я" не обязательно должно создавать иллюзии — будучи символом, оно может также давать прозрения в нашу истинную природу. Если пользоваться им, как изображением, оно введёт нас в заблуждение, но если подходить к нему как к окну, оно позволит нам увидеть себя. Поскольку оно не имеет собственной природы, будучи пустым образом ума, оно в некотором смысле прозрачно. Если мы сможем распознать это на опыте, убедившись в этом и видя его в истинном свете, мы сможем посмотреть сквозь него на то, что оно действительно символизирует. В процессе этого мы обнаружим, что многое в нашем "я", особенно идеализированные его части, состоит из образов, происходящих от прошлых прозрений в более глубокие уровни ума. Например, человек, считающий себя добрым и внимательным к другим, но в действительности плохо обходящийся с ними, мог развить этот ложный образ себя из когда-то пережитого проблеска, в котором он увидел более глубокий уровень ума, наделённый качествами сострадания. Отождествив себя с привлекательной картинкой, извлечённой из этого опыта, он верит, что стал тем, что он лишь раз увидел, но ещё не пробудил в себе. Признав, что он вовсе не добрый и сострадательный и прекратив отождествлять себя с этим образом, он может начать использовать его для действительного пробуждения глубинного уровня ума, который этот образ символизирует. Картинка, скрывавшая его внутреннюю природу, станет тогда окном, которое её открывает.

Однако поскольку мы очень сильно отождествились с этими образами, поначалу нам ужасно трудно отделиться от них и использовать их как окна, через которые можно всмотреться в свою истинную природу. Всякая попытка с нашей стороны выйти из них или поставить под вопрос их кажущуюся реальность кажется нам угрозой самой основе нашего существования. Вдобавок к тому, весьма вероятно, что результаты прозрений, которые они нам могут дать, мы превратим в образы, которые примем или отвергнем в зависимости от того, найдём ли мы их привлекательными. Следовательно, символы удалённых, внешних мест, таких как Шамбала или скрытые долины, гораздо легче могут дать нам проблески глубин нашей внутренней природы. Не имея ни настоящей привязанности к ним, ни твердокаменной убеждённости в их существовании, мы можем позволить им стать прозрачными и открыть нам скрытые области нашего ума.

Это станет яснее, когда мы увидим, как естественно скрытые долины могут символизировать глубинные уровни ума. Как мы увидели из третьей главы, считается, что у этих долин есть разные уровни доступности. Обычный человек, если у него подходящая карма, может оказаться на внешнем уровне, но чтобы увидеть скрытый в нём внутренний уровень, он должен развить некоторую степень духовных сил и видения. И лишь совершенный йог может двинуться дальше и найти тайную долину, а возможно и другую, ещё более глубокую, которую можно назвать предельной. Из всего этого становится очевидно, что уровень скрытой долины, видимый человеком, зависит от уровня осознанности, которым он обладает. Более того, то, что он там находит — сокровища и тому подобное — тоже должно отражать природу этой осознанности. Воды молодости в Кхембалунге, например, идут вместе со свежим и энергетическим видением жизни.

Иначе говоря, мы можем читать скрытые долины, как карты ума, показывающие различные скрытые в нём уровни. С этой точки зрения внешняя долина соответствует уровню осознанности, лежащему сразу за поверхностным сознанием, или даже той не замечаемой его части, которая характеризуется чувством мира и безопасности. Подобным же образом, внутренняя долина символизирует более глубокие уровни ума, которые можно пробудить и поддерживать в активности лишь практикой медитации. С их помощью мы можем открыть скрытые аспекты себя и мира, существования которых мы не сознавали. Тайная долина, в свою очередь, символизирует самый внутренний ум, который видит, или скорее переживает, истинную природу реальности, воплощённой в предельной скрытой долине таковости.

Один пример, а именно пример книг, иллюстрирует, как различные сокровища, встречаемые на разных уровнях скрытой долины, могут дать нам прозрения в природу разных уровней ума. Согласно Сангье Тензину, во внешней долине скрываются тексты хинаяны, во внутренней — махаяны, в тайной — ваджраяны, а в предельной — высших тантр. Как мы заметили в предыдущей главе, ламы считают эти разделы буддизма предназначенными для разных этапов пути к просветлению и характеризуют их согласно тому, как каждый из них работает со страстями и иллюзиями, преграждающими путь — то есть отвергает их как яд, использует как лекарство, или признаёт в них нектар бессмертия. Размещение разных видов текстов на разных уровнях скрытой долины указывает на то, что они предназначены для соответствующих уровней ума. Можно сделать вывод, что например поверхностное сознание не может извлечь пользу из учений махаяны — ему недостаёт силы и мудрости, нужных для работы со страстями и иллюзиями, которых оно должно избегать как ядов. С другой стороны, более глубокие уровни ума могут воспользоваться текстами махаяны, но им нехватает осознанности, нужной для понимания ваджраяны. И лишь самый внутренний ум обладает абсолютной ясностью, позволяющей увидеть страсти и иллюзии такими, каковы они есть — проявлениями сострадания и мудрости самого просветления.