Читать онлайн «Сионистское движение в России». Страница 4

Вопрос права жительства евреев и еврейский вопрос вообще имели в России ту же давность, что и само еврейское население. Как известно, границы России издавна были закрыты для евреев. Поэтому там не было и постоянного еврейского населения.

Лишь во времена Екатерины II после присоединения территорий Польши в результате трех ее разделов (1772, 1793, 1795) «вместе» с польскими землями к Российской империи «отошли» и еврейские массы, населявшие эти места в продолжение веков. Новая ситуация оказалась в полном противоречии с исконной русской традицией не терпеть присутствия евреев в государстве. Екатерина, начало царствования которой проходило под знаком «просвещенного абсолютизма», колебалась, какую же избрать позицию по отношению к многочисленному и плотному еврейскому населению на новых западных территориях империи.

Вскоре, однако, решение проблемы нашлось: в 90-х годах 18 века, к концу правления Екатерины, было положено начало черте еврейской оседлости на западе России (в Литве, Белоруссии и на Украине). Только там дозволялось проживать евреям под строжайшим запретом переселения во внутренние пространства России. После Венского конгресса (1815), во времена Александра I, Россия поглотила и Царство Польское с его столицей Варшавой. Здесь евреи проживали по особым древним установлениям.

В продолжение 19 века издавались все новые ограничительные законы, направленные против евреев. Среди многомиллионного еврейского населения (в конце 19 и начале 20 веков в пределах Российской империи проживали 5,5 миллионов евреев) имелся лишь тонкий привилегированный слой, представителям которого разрешалось жить вне черты оседлости. Это были купцы первой гильдии, платившие казне высокие налоги, обладатели университетских дипломов, специалисты и ремесленники по особому списку.

«Временный» закон Игнатьева значительно сократил площадь черты оседлости, исключив из пятнадцати западных и южных губерний, где дозволялось проживание евреев, самую крупную их часть — сельские местности. Отныне евреи имели право жительства лишь в городках и местечках «черты». Но «Временные правила» не стали последним звеном в цепи притеснения евреев в царствование Александра III, а послужили отправной точкой для новых преследований.

«Временный» закон, захлестнувший еврейское население петлей-удавкой, просуществовал в России тридцать пять лет, вплоть до февральской революции 1917 года, когда демократическое правительство отменило все антиеврейские дискриминационные законы.

Движение Хибат Цион возникло среди еврейства России как реакция на погромы и преследования. В начале 80-х годов 19 века кружки Ховевей Цион[2] были организованы во всех крупных русских городах, в том числе в Москве и Петербурге.

Особое место в движении Хибат Цион и его развитии заняла Одесса, которая стала центром движения и выдвинула две крупные фигуры, возглавившие его: Лилиенблюма и Пинскера.

Большое влияние на еврейскую интеллигенцию оказало сочинение М. Л. Лилиенблюма (1843–1910) под названием «О возрождении еврейского народа на Святой Земле его древних отцов».

Иехуда Лейб (Леон) Пинскер (1821–1891) рос и воспитывался в Одессе и получил начальное образование в общественном еврейском училище, где его отец, известный ученый-археолог Симха Пинскер, служил учителем иврита. Преподавание велось здесь на русском и немецком языках. Затем Леон Пинскер учился в русской гимназии, а после нее — в одесском Ришельевском лицее на юридическом факультете, где и защитил диплом.

Так как юридическое поприще в николаевской России было закрыто для евреев, Пинскер работал учителем в еврейском училище, где преподавание велось на русском языке. В 1843 году он поступил на медицинский факультет Московского университета и после окончания курса поехал совершенствоваться в Австрию и Германию. Там он встретился с кругами ассимилированной еврейской интеллигенции и попал под их сильное влияние. По возвращении в Россию он стал одним из самых активным проповедников просветительства и ассимиляции. Работал он больничным врачом. Во время Крымской войны самоотверженно трудился в военных госпиталях, а затем до самой кончины практиковал в Одессе, заслужив репутацию одного из лучших ее врачей. Он также сотрудничал в еврейской периодике на русском языке («День», «Сион», «Рассвет») и был членом комитета одесского «Общества просвещения евреев».

Пинскер был человеком слабого здоровья, но очень сильной воли. Его преданность общественным интересам была безгранична. Он был убежден, что просвещение и сближение с русской культурой — лучший и наиболее надежный способ исправить положение евреев в России.

Поэтому следует стремиться к русской культуре, и русский язык должен стать народным языком евреев.

Но вот в 1881 году по югу России прокатились погромы, и это произвело во взглядах Пинскера полный переворот: он отказался от своих прежних убеждений и стал активным националистом.

В речи, произнесенной Лилиенблюмом в одесском комитете Ховевей Цион в ноябре 1901 года по случаю десятилетия со дня смерти Пинскера, оратор поставил вопрос: как случилось, что доктор Пинскер, убежденный проповедник ассимиляции, превратился, в отличие от большинства его единомышленников, в пылкого националиста?

Лилиенблюм видел ответ на этот вопрос в том сильном духовном влиянии, которое оказал на Леона Пинскера еще в детстве отец, Симха Пинскер. Это он пробудил в душе сына глубокое чувство любви к еврейскому народу. Духовный переворот совершился в Леоне Пинскере отнюдь не внезапно. Вера в решение еврейского вопроса путем сближения с русской культурой зародилась в нем еще в дни одесского погрома 1871 года; десять лет он под градом критики вел эту линию, пока погромы 80-х годов окончательно не выбили почву из под его убеждений и не перевернули весь его прежний духовный мир.

Когда в Пинскере произошел этот решительный перелом в сторону еврейского национализма, ему было уже шестьдесят лет. Он и прежде, будучи сторонником ассимиляции, не отдалялся от своего народа. Когда же он убедился, что путь этот ложен, отбросил его без колебаний — не только как бесполезный, но как вредный и опасный.

Свои новые идеи относительно решения еврейского вопроса Пинскер изложил в сочинении на немецком языке, которым владел в совершенстве, отвез рукопись в Берлин и издал там в виде анонимной брошюры под таким заглавием: «Автоэмансипация. Призыв русского еврея к соплеменникам».

Для эпиграфа Пинскер взял изречение мудреца Хиллеля: «Если не я за себя, то кто же за меня? И если не теперь, то когда?» Брошюра появилась в сентябре 1882 года, и очень скоро стало известно, что «русский еврей» — не кто иной, как известный врач и публицист доктор Леон Пинскер из Одессы.

Ведущую мысль брошюры отражает само название: автоэмансипация, то есть самоосвобождение, а не эмансипация как дар, ниспосланный свыше властями и правителями тех стран, где проживают евреи. Подобно Лилиенблюму, Пинскер пришел к выводу, что евреи повсюду чужеродный элемент и к ним нигде не относятся, как к равным. В своем сочинении он говорил не только о преследуемых евреях России, чье положение особенно тяжело, а обо всем еврейском народе, включая евреев Запада, которые уже обрели гражданское равноправие. Этого недостаточно, говорит Пинскер, ибо формальное равноправие перед законом еще не способно выкорчевать из сердца народов антисемитизм, укоренявшийся в продолжение многих веков.

В брошюре Пинскер обращался к немецким евреям как к сынам еврейского народа, а не только как к людям, исповедующим иудейскую религию. Уже в самом таком обращении заключалась новизна, так как немецкие евреи считали себя не евреями, а немцами Моисеева закона, т. е. особой религиозной немецкой общиной…

Глубоко и остро анализируя действительность, Пинскер рисует картину жалкого положения еврейского народа среди народов мира. Он говорит не только о внешнем, материальном закабалении евреев России, но и о внутреннем, духовном рабстве евреев Запада, детей века эмансипации.

В отношении народов к евреям отсутствует принцип равноценности, принятый и в той или иной мере существующий во взаимоотношениях других народов. Еврейская нация находится вне закона, который определяет международные связи и отношения. Еврейский народ в нынешнем его положении лишен большинства признаков, которыми отличается нация.

У него нет своей страны, где он был бы сосредоточен, — наоборот, он разбросан по многим странам; нет у него ни своего правительства, ни учреждения, которое бы его представляло; евреев можно встретить в любом месте, но нет места, которое бы принадлежало им; народы никогда не имеют дела с еврейской нацией — всегда лишь с евреями.