Читать онлайн «Сионистское движение в России». Страница 23

Еще до Второго конгресса в России появились «теоретические кружки», созданные молодыми сионистами для самообразования, преподавания детям, а по возможности и взрослым, следующих предметов: языка иврит, еврейской литературы, еврейской истории, истории зарождения и развития сионизма, географии Эрец-Исраэль и, кроме того, общеобразовательных предметов. Незадолго до Третьего конгресса в России действовало уже около пятидесяти таких кружков. Именно они с удовлетворением восприняли «теоретические письма» Бернштейна-Когана, главы сионистского «Почтового бюро» в Кишиневе.

Эта молодежь была близка по образу мыслей и настроениям тем студенческим сионистским кругам выходцев из России, что учились в западноевропейских университетах, а все они вместе находились под влиянием духовной школы Ахад-Гаама. Мнения, взгляды и национально-общественные устремления участников «теоретических кружков» нашли свое яркое выражение в выступлениях на конгрессах представителей молодого поколения: Вейцмана, Моцкина и других. Разногласия между молодежью и большинством конгресса по вопросу культурной деятельности, а также требование более строго придерживаться в движении демократических принципов привели молодых к мысли о необходимости самостоятельно организоваться.

Так, постепенно, выросла Демократическая фракция — оппозиционная группа в сионистской организации. Большинство ее инициаторов и участников были российскими сионистами, проживавшими как в самой России, так и заграницей. Под их влиянием к фракции примкнули и молодые сионисты Запада. В своей книге «Поиски и заблуждения» («Trial and Error», London, Hamish Hamilton, 1949.) Вейцман перечисляет ряд причин, давших толчок объединению представителей молодежи и созданию фракции.

Он пишет: «Мы были боевой группой евреев с университетским образованием, не имеющей, правда, никакого влияния и поддержки извне, но зато с четкой системой взглядов. Не нравились нам лощеность и псевдоуниверсальность, отличавшие официальный сионизм, все эти фраки и модные костюмы. Эта официальность сионистских конгрессов произвела на меня особенно удручающее впечатление после одного из моих периодических наездов в Россию и встречи с преследуемыми еврейскими массами.

Собственно, там (на конгрессе) все было довольно скромно, но для нас искусственность, напыщенность и великосветские манеры были как ложка дегтя: не могли мы в этом усмотреть признака демократизма, простоты и серьезности движения; нам было не по себе. Будь мы не такими, какими были, нам бы не удалось привлечь сердца учащейся молодежи, которой предстояло возглавить в будущем сионистское движение.

Герцль не имел к ним подхода; в отличие от нас, он в прямом и переносном смысле не говорил на их языке, не говорил и на языке еврейских масс России. Если сионистское движение превратилось в действительный фактор в больших студенческих «колониях» на Западе, если оно перестало быть романтическим спортом и заставило его противников относиться к нему всерьез, то все это произошло только потому, что молодые знаменосцы сионистской идеи нашли путь к сердцу учащейся еврейской молодежи.

Имелись и другие, не столь значительные причины, вызывавшие наш протест. Погоня Герцля за сильными мира сего, князьями и правителями, которые должны были «даровать» нам Эрец-Исраэль, напоминала погоню за миражем. Следствием этого, к несчастью, может быть и закономерным, явилось «поправение» руководства. Герцль обращался к сильным и богатым, банкирам и финансовым воротилам, к Баденскому курфюрсту, Вильгельму Второму и турецким властям, затем к Министерству иностранных дел Великобритании. Мы, однако, не очень-то верили в благодетелей, и руководству пришлось почувствовать себя неуютно из-за Демократической фракции…

Возможно, что русские власти согласились бы терпеть официальный сионизм, представленный бесспорно уважаемыми руководителями; иное дело молодые с их явно выраженным левым уклоном. Мы стали представлять собою «опасность» для движения, превратились в «разрушителей».

Была и третья категория причин. Герцль, как мы убедились, полагался на дипломатическую деятельность, чтобы заполучить для евреев Палестину. На первых конгрессах политические декларации Герцля, хотя они и носили всегда общий характер, производили живительное и радостное впечатление. Хотя и мы казались себе романтиками и мечтателями, но у нас были скромные мечты. Герцль же брал широко и говорил о международном признании, о «чартере» на Эрец-Исраэль, о массовой эмиграции.

Но впечатление тускнело и гасло, по мере того как годы шли, не оставляя за собой ничего, кроме высоких слов. Герцль встретился с султаном. Он встретился с кайзером. Он беседовал с английским министром иностранных дел. Он собирался встретиться еще с рядом важных лиц. А толку от всего этого не было никакого. Невольно мы стали скептически относиться к этим туманным переговорам с государственными лидерами».

Названные Вейцманом причины и некоторые другие обстоятельства побудили молодежь организоваться. В апреле 1901 года представители студенческих сионистских кругов из городов Западной Европы провели совещания в Мюнхене. Было решено созвать конференцию сионистской демократической молодежи в Базеле 18 декабря — накануне Пятого конгресса, который открывался в Базеле 26 декабря. К началу конференции собралось 40 делегатов, и, пока шли заседания, прибывали новые. Съехались делегаты из России, Германии, Австрии, Франции и Швейцарии. Прибыло также много гостей — в большинстве студенческая молодежь из соседних городов.

Конференцию открыл Вейцман от имени Временного бюро, избранного на совещаниях в Мюнхене, и предложил выбрать президиум. В него вошли Бернштейн-Коган, Вейцман и Моцкин. Слово было предоставлено Вейцману для обоснования программы, которую Временное бюро выдвинуло на рассмотрение конференции.

После оглашения программы Вейцман предложил основать автономную фракцию, которая должна быть неотъемлемой частью Сионистской организации. Фракция привлечет к сионистскому движению продуктивнейшие силы еврейства, остающиеся в стороне из-за недостатка демократического духа в Сионистской организации. Новое объединение будет основано на демократических принципах и открыто для критического контроля со стороны еврейского общественного мнения, под наблюдением которого и будет вестись работа. Фракция должна заявить о себе уже на Пятом конгрессе.

О целях и задачах нового объединения сделал доклад Бернштейн-Коган. Он подверг критике методы действия Сионистской организации и выступил против каких-либо оппортунистических уступок ортодоксам, ложному либерализму или социал-демократии. Он особенно подчеркнул необходимость вести культурную работу.

Объединение, как и все сионистское движение, базируется на Базельской программе, но члены данной организации, естественно, не смогут заниматься политикой и дипломатией. В экономической работе не следует идти по пути классовой борьбы, поскольку целью является сплочение народа. Бернштейн-Коган предложил основать не фракцию, а лишь объединение молодых сил ради более энергичной деятельности на пользу сионизма.

Моцкин возразил Бернштейну-Когану, заявив, что тот не сказал ничего нового: догмат веры Бернштейна-Когана — это программа сионистов, но не сионистской молодежи. Требуется не просто объединение, а фракция с четким мировоззрением. Это тем более необходимо в связи с тем, что раввины уже организовались. Моцкин не исключал заранее дипломатическую деятельность, как это сделал Бернштейн-Коган; он также не рекомендовал выступать против нее, пока не будет установлено, что она бесполезна.

Моцкин внес предложение о борьбе фракции за демократизацию сионизма в соответствии с его сущностью народно-освободительного движения.

Движение необходимо очистить от шовинизма, романтизма и религии. Особенно важно отмежевание от религии, поскольку сионизм не есть прямое продолжение старой еврейской культуры.

Сионизм представляет собой новую возможность для самостоятельного развития еврейского народа. Верно, что не стоит отказываться от некоторых форм еврейского прошлого, однако лишь при условии, что эти формы носят бесспорно национальный характер и не имеют ни малейшей связи с религиозным направлением.

Демократическая фракция должна считать своим первейшим долгом борьбу против культа личности, укоренившегося в сионизме. Нельзя личность отождествлять с движением, ибо в таком случае исчезновение личности воспринималось бы как частичная гибель самого движения. Пора также прекратить воскурение фимиама отдельным людям, что только унижает конгресс.

Колониальный банк с самого начала надо строить на принципах справедливости, а таковыми являются принципы кооперации (Здесь чувствуется влияние учения Франца Оппенгеймера, создателя доктрины кооперативных поселений. Герцль, приблизивший Оппенгеймера к сионизму, также высказался на Пятом конгрессе за кооперативное поселение.).