Читать онлайн «Расовые мифы нацизма. Врага надо знать!». Страница 26

А Греция классической эпохи? Вот что писал об этом еще в 1901 г. известный историк, профессор археологии Кембриджского университета и один из авторитетных британских антропологов того времени Уильям Риджуэй: «современные греки имеют темные волосы и темные глаза, и есть весомые основания, чтобы считать, что греки классической эпохи имели волосы и глаза такого же цвета».[377] Тем более, что греки классической эпохи многократно запечатлели себя в лаковой росписи на посуде, огромное количество которой дошло с тех времен до нас. И там изображены характерные для греков и сейчас люди с черными кудрявыми волосами, лицом и телом средиземноморского типа.

«Нордическая» внешность — светлые или рыжие волосы, голубые глаза, белая кожа и прочее — для греков ассоциировалась с фракийцами, скифами, кельтами, одним словом, с северными «варварами».

Так, поэт Анакреонт в своих стихах прямо связывает золотой цвет волос с фракийцем:

Это пример фракийцев («северных варваров») — среди греков. А вот обратный пример — поиск греками своих возможных соплеменников среди «варваров». Историк Геродот (V в. до н. э.), прозванный «отцом истории», описывает среди племен Скифии племя гелонов, которых он считает не скифами, а переселившимися эллинами: «Будины — большое и многочисленное племя; у всех их светло-голубые глаза и рыжие волосы. В их земле находится деревянный город под названием Гелон. Каждая сторона городской стены длиной в 30 стадий. Городская стена высокая и вся деревянная. Из дерева построены также дома и святилища. Ибо там есть святилища эллинских богов со статуями, алтарями и храмовыми зданиями из дерева, сооруженными по эллинскому образцу. Каждые три года будины справляют празднество в честь Диониса и приходят в вакхическое исступление. Жители Гелона издревле были эллинами. После изгнания из торговых поселений они осели среди будинов. Говорят они частью на скифском языке, а частично на эллинском». «По внешнему виду и цвету кожи они вовсе не похожи на будинов».[379]

В XVIII–XIX вв. европейские путешественники часто принимали некоторые племена индейцев, которые походили на них цветом кожи и волос и особенностями устройства своих жилищ, за потомков переселившихся сюда европейцев;[380] точно так же греки среди скифов приняли за потомков эллинов… наиболее отличное от «нордического» облика из всех скифских племен племя гелонов!

Великий греческий врач и исследователь человеческой природы Гиппократ (460–377 гг. до н. э.) в своей работе «О воздухе, водах и местностях» уже четко сформулировал расселение расовых типов известного ему человечества по регионам, относя чернокожих и черноволосых египтян к южной, жаркой климатической зоне, а светловолосых (рыжих) скифов (с кельтами и германцами греки тогда еще практически не сталкивались) к северной и холодной: «Относительно внешнего вида прочих скифов, именно сходства их между собой и несходства с другими народами, можно сказать то же, что и об египтянах, исключая то, у вторых это обусловливается знойностью климата, а у первых — холодом».[381] «Все скифское племя — рыжее, вследствие холодного климата, так как солнце не действует с достаточной силою, и белый цвет как бы выжигается от холода и переходит в рыжий».[382]

И, кстати, четко указав наличие «нордического типа» (белая кожа и светлые волосы) в холодной Скифии, Гиппократ даже не упомянул о присутствии подобного типа в Греции (в другом климатическом поясе), скифы, по его словам, были не похожи на греков. Нет, конечно, люди со светлым цветом волос и кожи в Греции тоже встречались и тогда и сейчас, греческий антропологический тип (как любой другой) не был монолитным, но о его господстве или предпочтении ему речи нет.

Важно отметить и то, что в греческой интеллектуальной традиции на примере того же Гиппократа совершенно отсутствует попытка каким-либо образом связать цвет кожи и волос людей с их одаренностью, умом, талантом, разделить их по происхождению и т. д., что собственно и составляет основу расизма. По Гиппократу, разница во внешнем виде людей (и в целом животного мира) объясняется лишь их проживанием в различающихся по климату и ландшафту местностях.

Расисты, конечно, могут возразить, что древние греки к тому времени «выродились», утратив «чистоту расы». Но именно период V–IV вв. до н. э. характеризуется наивысшим за все время существования Эллады расцветом культуры (которой мы сейчас восхищаемся) — тогда жили и творили скульпторы Мирон, Фидий, Пракситель, Поликлет, Лисипп, философы Демокрит, Сократ, Платон, Аристотель, драматурги Софокл, Еврипид, Эсхил, комедиограф Аристофан, историки Геродот и Фукидид, математики Евдокс и Эвклид, врач Гиппократ и многие другие, составляющие «золотой фонд» всей античности. Именно тогда в Афинах на акрополе был построен знаменитый беломраморный Парфенон.

Примечательно, что эти выдающиеся гении происходили из самых разных местностей Эллады и творили в самых разных ее полисах (городах-государствах), кроме одного — Спарты, столь любимой в Третьем рейхе. Еще великий немецкий историк XIX в. Георг Вебер (1808–1888) констатировал в своей фундаментальной «Всеобщей истории», что «Спарта не дала миру ни поэтов, ни ученых».[383]

Это — закономерное следствие господствовавших в ней законов Ликурга. Как пишет историк Плутарх (I–II вв. н. э.): «Ликург изгнал из Спарты бесполезные и лишние ремесла. Впрочем, большая их часть и без того удалилась бы вслед за общепринятой монетой, не находя сбыта для своих изделий. Возить железные деньги в другие греческие города было бессмысленно, — они не имели там ни малейшей ценности, и над ними только потешались, — так что спартанцы не могли купить ничего из чужеземных пустяков, да и вообще купеческие грузы перестали приходить в их гавани. В пределах Лаконии теперь не появлялись ни искусный оратор, ни бродячий шарлатан-предсказатель, ни сводник, ни золотых или серебряных дел мастер — ведь там не было больше монеты! Но в силу этого роскошь, понемногу лишившаяся всего, что ее поддерживало и питало, сама собой увяла и исчезла».[384] Более того, Ликург закрыл Спарту от влияний окружающего мира: «он не разрешил выезжать за пределы страны и путешествовать, опасаясь, как бы не завезли в Лакедемон чужие нравы, не стали подражать чужой, неупорядоченной жизни и иному образу правления. Мало того, он изгонял тех, что стекались в Спарту без какой-либо нужды или определенной цели». «Ведь вместе с чужестранцами неизменно появляются и чужие речи, а новые речи приводят новые суждения, из которых неизбежно рождаются многие чувства и желания, столь же противные существующему государственному строю, сколь неверные звуки — слаженной песне. Поэтому Ликург считал необходимым зорче беречь город от дурных нравов, чем от заразы, которую могут занести извне».[385]

В итоге всякая культура в Спарте к V в. до н. э. завяла. Полной ее противоположностью, напротив, были Афины, ставшие в то время при Перикле центром греческой культурной жизни, сосредоточием талантов, запомнившимся на века как одна из самых выдающихся страниц расцвета культуры. Так вот, Перикл прямо противопоставлял устройство Афин спартанскому: «мы всем разрешаем посещать наш город и никогда не препятствуем знакомиться и осматривать его, и не высылаем чужеземцев». «И со всего света в наш город, благодаря его величию и значению, стекается на рынок все необходимое, и мы пользуемся иноземными благами не менее свободно, чем произведениями нашей страны».[386]

И вот наглядный итог, результаты которого (в виде предпочтений казарменной Спарты или демократических культурных Афин) можно спроецировать и в будущее. Преклонение перед Спартой, как отмечают историки, сопровождалось у нацистов нападками на Афины, так, ставший в 1935 г. главой Рейхсинститута истории новой Германии малоизвестный историк Вальтер Франк «обрушился на старшее поколение ученых, которых в насмешку называл «недогреками» за их преклонение перед чуждой афинской культурой».[387]