Читать онлайн «Мир современных медиа». Страница 29

Даже на телеэкране мы видим женщин, занятых обычно менее существенными и подчиненными функциями, скорее всего выполняющими роль хозяйки. Когда женщины участвуют в публичных дебатах, то их чаще перебивают, им реже предоставляют слово; отвечая на вопрос, заданный женщиной, обращаются к мужчине и т. п. И все это делается без малейшей злонамеренности, в силу прочно усвоенных бессознательных установок.

Тема исторического происхождения норм, по которым оценивают женщин, их конструирования «по мужской мерке», активно развивается феминистками, но в явно суженном виде: они противопоставляют таким нормам особый женский опыт, который превращается у них во внеисторическую неизменную сущность. Это, по мнению Бурдье, следствие недостаточного осознания того, что этот опыт обусловлен женским габитусом, т е. порожден системой мужской гегемонии, существующей на протяжении веков вне зависимости от смены экономических или политических структур, а потому и воспринимаемой как природная данность. Существенная роль в закреплении и консервации механизмов подчинения в обществе, основанном на мужской гегемонии, принадлежит современным медиа.

Если анализ коммуникации долгое время оставался «слеп и глух» в отношении социального пола, то ныне, не в последнюю очередь под воздействием Интернета можно, как считает Д. Маккуэйл, уверенно говорить о «культурном феминистском проекте изучения медиа», значительно расширяющем и углубляющем тематику, первоначально ограниченную поло-ролевой социализацией [McQuail D., 2004. P. 101]. Частично находясь в русле теорий, сформулированных применительно к социальному классу и расе, гендерные теории имеют несколько новых измерений, а объем связанных с социальным полом исследований медиа очень велик, причем большинство из них базируется на психоаналитической теории.

Важнейшее значении при обращение к гендеру в медиа-исследованиях приобретает проблема дефиниции. Ныне большинство исследователей склоняется к точке зрения Лисбет Ван Зонен [Liesbet van Zoonen], считающей, что «значение социального пола никогда не бывает данным, но изменяется в соответствии со специфическим культурным и историческим окружением… и является предметом дебатов и продолжающейся дискурсивной борьбы» [Van Zoonen L., 1992].

Вопросы социального пола затрагивают практически все аспекты взаимосвязи медиа и культуры, а феминистский подход к изучению массовой коммуникации открывает многочисленные направления анализа, которых даже не существовало в прошлом. Одно из направлений исследования связано с показом того, что способы кодировки многих текстов медиа являются глубоко и устойчиво гендерными, что обусловлено ожиданиями аудитории. Джон Фиск [Fiske J., 1987] даже вводит понятие «гендерно насыщенное телевидение», наиболее ярким примером которого является «мыльная опера» – жанр, который правомерно считается выдержанным в русле «женской» эстетики. По мнению Фиска, «мыльные оперы» «постоянно ставят под вопрос правомерность партиархата, они узаконивают женские ценности и таким образом предоставляют возможность самоуважения тем женщинам, которые живут ими. Короче говоря, они в постоянной борьбе обеспечивают женской культуре средства… ее упрочения и расширения в рамках доминирующего патриархата и в противоположность ему» [Idid. P. 112]. Ливингстон [Livingstone S., 1988] выдвигает теорию, согласно которой типичная структура «мыльной оперы» соответствует заведенному распорядку дня домашней хозяйки. Характерно, что придание гендерного характера произведениям медиа в последнее время начинает изучаться также с точки зрения производства, поскольку большую часть этой работы, начиная с процесса отбора, осуществляют мужчины.

Интерес к конструированию социального пола в текстах медиа – лишь один из аспектов изучения гендера в теории коммуникации.

Исследования аудитории и способов восприятия ею содержания медиа показали, что существуют довольно серьезные различия, связанные с социальным полом, как в манере использования медиа, так и в значениях, которыми наделяется тот или иной вид деятельности. Значимое количество данных, полученных в ходе изучения образов масс-медиа, может быть объяснено стереотипными различиями в социальных ролях, типичным повседневным опытом, связанным с распределением властных полномочий в семье и общей природой взаимоотношений между женщинами и ее партнерами – мужчинами или женщинами в расширенной семье (т. е. общим влиянием социального пола). Причины различного отношения к медиа могут быть объяснены психологическими различиями мужского и женского. Различные типы содержания медиа (а также их производство и использование) оказываются связанными и с характером выражения разделяемой идентичности, основанной на понятии «социального поля» П. Бурдье, а также с различиями в приобретаемых удовольствиях и значениях.

Кроме всего прочего, гендерный подход включает вопрос о том, могут ли выбор и интерпретация медиа привести к каким-либо изменениям, став частью сопротивления женщин в социальной ситуации, которая до сих пор характеризуется структурным неравенством. Возможность оппозиционного прочтения и сопротивления объясняет интерес женщин к сообщениям в медиа с откровенно патриархальным содержанием (например, к романтической художественной литературе), что также помогает переоценить лежащий на поверхности смысл этого интереса.

Обоснованным представляется утверждение, что гендерно насыщенная культура (хотя и с разной степенью интенсивности) вызывает разные отклики и что гендерные различия приводят к альтернативным способам восприятия значений медиа.

В общем виде феминистская теория медиа представлена в предложенной Л. ван Зоонен схеме [Van Zoonen L., 1994].

Ниже я попытаюсь продемонстрировать специфические особенности реализации одного из параметров, указанных в приведенной модели, а именно стереотипов, как они представлены в исследованиях западных авторов.

С тех пор как Уолтер Липпман [Lippman W., 1922] ввел в оборот термин «стереотип» (stereotype), исследователи обращали внимание на практичность применения стереотипов в процессе упрощенного формирования наших представлений о сложной социальной среде. (Вначале слово стереотип было типографским термином и означало монолитную копию печатной формы, отлитой с матрицы, полученной с первоначального набора – клише, гравюры.) Липпман использовал это слово для описания характерной для большинства людей привычки думать о ком-то или о чем-то сходным образом, отталкиваясь от некой общей черты, присущей каждому представителю данного множества. По его словам, в голове каждого человека «имеются картинки» внешнего мира, некие символические модели, посредством которых люди пытаются упростить сложную и запутанную информацию о внешнем мире. Липпман весьма точно схватил природу стереотипов: «…мы выделяем, выхватываем то, что наша культура уже определила для нас, и мы проявляем тенденцию воспринимать то, что нами выбрано, в форме, стереотипизированной для нас нашей культурой» [Lippman W., P. 55]. Иными словами, именно стереотипы, по его мнению, подсказывают, какую информацию воспринимать, а какую игнорировать. Стремление подтверждать уже существующие стереотипы, обращая внимание на согласующуюся с ними информацию и игнорируя идущую вразрез с ними, как и отмеченный Липпманом факт принципиальной культурной детерминированности стереотипов, многократно подтверждались научными исследованиями [одной из последних работ является Triandis H. C., 1994].

Однако на протяжении десятилетий стереотипы выступали как негативно маркированное понятие, проявление иррационалистического способа познания, деформирующего восприятие прежде всего социальных групп. Особое значение для негативного отношения к стереотипам имела знаменитая работа Т. Адорно и соавторов «Авторитарная личность» [Adorno T. et al., 1950], в которой именно стереотипы выступали в качестве основы ригидного поведения людей, склонных к фашизму и антисемитизму. И поныне сохраняется отношение к стереотипизации как проявлению морального дефекта личности [Jones J. M., 1997].

Однако основным является все же стремление исследователей изучать процессы стереотипизации как нормальный социально-психологический процесс формирования морально-оценочных критериев, начатое Оллпортом в его пионерской работе «Природа предрассудков» [Allport J. 1954], где он определял стереотип как «преувеличенное убеждение, ассоциированное с определенной категорией» [Ibid. P. 191]. Ныне подавляющее большинство исследователей понимают под стереотипом комплекс представлений, фиксирующих личностные атрибуты группы. В последние десятилетия особое внимание исследователей привлекают вопросы, связанные с процессами социальной категоризации, т. е. процессы выявления социально-индивидуальных особенностей формирования стереотипов и возникающих на их основе комплексов представлений – предубеждений и предрассудков. Учитывая ограниченные возможности человеческого мозга (каждую секунду мы получаем десятки или даже сотни различных стимулов из нашего социального окружения, обработать которые логически человек просто не в состоянии), необходим некий механизм, восполняющий эту недостаточность. Как считается, именно в процессе категоризации происходит упорядочивание потока информации – группировка внешних стимулов на основе общих черт, атрибутов или функций. Когда речь идет о людях, то главное – определить, похожи они на нас или нет, т. е. разделить всех на «мы» и «они». С течением времени в ходе социализации этот процесс становится автоматическим и освобождает сознание для решения инновативных задач. Именно в процессе категоризации происходит формирование и закрепление стереотипов.