Читать онлайн «Мир современных медиа». Страница 10

В то же время оставалось не проясненным до конца само понятие «практика» и то, каким образом возможно ее содержательное исследование. Поэтому сам термин вначале выполнял в научном сообществе скорее символическую функцию, объединяя попытки заменить представления о структурно-функциональной, культурной или экономической детерминанте человеческой деятельности гуманистической картиной социальной реальности, центрированной на активной роли коллективной человеческой деятельности в воспроизводстве и изменении социальной системы.

В социологической теории практика символизировала поиск компромисса между объективизмом системно-структурного подхода и субъективизмом феноменологии и в то же время – попытку предложить третий путь – либо посредством категориального синтеза (теория структурации Энтони Гидденса), либо показом воплощенности социально-классовых структур в самом факторе (концепция габитуса Пьера Бурдье [Giddens A., 1984; Bourdieu P., 1990].

Термин «практика» был принят первоначально в целях достижения определенных методологических компромиссов: использование этого понятия в целях подчеркивания активной роли агента позволяло корректировать различные теоретические модели социальной реальности. Поэтому он выступал как некое дополнение по отношению к традиционным субъект-объектным моделям, через критику которых он обосновывался.

Эта новая фаза исследований аудитории как составной части медиа-процесса на основе теории многообразия практик человеческого существования отражает общую тенденцию в развитии современного обществознания. Применительно к коммуникативистике это понятие приобретало особое значение в рамках изучения сопротивления доминированию через масс-медиа. Одной из важнейших работ в этой области является книга Мишеля де Серто [Certeau de M., 1984], положившая начало целой серии социологических исследований, в том числе массовых коммуникаций. Для изучения масс-медиа особое значение имело предложенное де Серто определение тактик и стратегий.

Стратегия, по де Серто, – это поведение власть предержащих, которые сами могут изобретать правила и успешно навязывать их другим. Акторы (действующие лица), находящиеся в подчиненном положении, вынуждены принимать предложенные правила, однако имеют множество возможностей обходить навязанный порядок и в итоге почти полностью заменять его другим. Этот тип действия де Серто называет тактикой, которая всегда временна и потому никогда не дает стабильного и долговременного результата. Очевидной заслугой М. де Серто стала демонстрация роли слабых агентов властных отношений, не привлекавшая до него внимания исследователей, что явилось не просто дополнением, но в определенном смысле ревизией широко распространенной к этому времени концепции власти Мишеля Фуко (иногда обозначаемой как четвертое лицо власти).

В социологии массовой коммуникации идеи де Серто сыграли значительную роль, поскольку один из наиболее видных ее представителей, профессор Джон Фиск в своих исследования [см., в частности, Fiske J., 1993], отталкиваясь от идеи «силы слабых» (используя при этом идеи нашего соотечественника М. Бахтина, которые на протяжении более 40 лет – после публикации на Западе работ его работ под именем М. Волошинова, прежде всего работы «Марксизм и философия языка» – остаются одним из наиболее фундаментальных источников), одним из первых показал активный характер потребления медиа-продукции аудиторией (слабым актором). Его работы оказали серьезное воздействие на развитие современных исследований социологии массовой коммуникации, породив значительное число противников, критиковавших Фиска за идеализацию автономии аудитории. Сторонники же Фиска создали особое направление в социологии массовой коммуникации, получившее название «новые исследования аудитории». Сюда относится серия работ о потреблении продукции масс-медиа в удаленных культурных контектах – Иране, Израиле, Китае, Японии [Lull J., 1987; Liebes T., Katz E., 1988; Sreberny-Mohammadi A., 1994]. Так, Тамар Либс и Элия Кац, изучая восприятие типичной мыльной оперы – телесериала «Даллас» – в США, Японии и Израиле, выявили существенные различия в интерпретации поведения героев сериала у представителей разных национальностей. Если американцы трактовали поведение персонажей в психологических категориях, выделяя в качестве базовых межличностные отношения, то для марокканских евреев и израильских арабов главным являлась семейная иерархия, а евреи – эмигранты из Советского Союза отводили решающую роль создателям сериала, считая, что последние манипулируют персонажами.

Эти исследования наглядно продемонстрировали, что восприятие сообщений, транслируемых средствами массовой коммуникации, в инокультурной аудитории может разительно отличаться от ожиданий производителей и аналитиков.

В рамках данного подхода возникают значительно более реалистические объяснения стремительного краха советской идеологии, чем те, которые дают западные исследователи, опирающиеся на теорию модернизации, ключевым понятием которой выступает развитие, предписывающее всем народам и культурам одинаковый путь к современному демократическому обществу.

В исследованиях посткоммунистических средств массовой коммуникации, пришедших на смену средствам массовой информации и пропаганды (СМИП) советского типа, этот западно-центристский подход стал доминирующим (наряду со структурным анализом). Рассмотрим работы известных специалистов Славко Сплихала и Эллен Мицкевич – автора книги «Телевидение и борьба за власть в России» – пожалуй, самого полного и подробного исследования производства телепродукции и контроля над ним в период с начала 80-х до 1996 г.

Так, Сплихал [Splichal S., 1994], исследуя процесс становления независимых медиа в Центральной и Восточной Европе после краха социализма, занимает нормативистскую позицию, ориентируясь на создание в этих странах гражданского общества и формирование публичной сферы в хабермасовском смысле, открывающих возможности для подлинно коммуникативного действия, ориентированного на согласие. Именно реализация на практике этих регулятивных идей рассматривается автором как цель развития посткоммунистических обществ. Роль масс-медиа оценивается в зависимости от того, насколько эффективно они могут способствовать развитию восточноевропейских стран в правильном направлении и избежать движения в нежелательном направлении, что означает стремление освободиться от нормативно не приемлемых форм контроля (политического, экономического) и принять нормативно одобряемые его формы (легальный, т. е. контроль со стороны общественности). Исследование Сплихала наряду с нормативизмом страдает еще одним существенным недостатком – чрезмерной описательностью.

Значительно более аналитична работа Эллен Мицкевич [Mickiewicz E., 1997], хотя и она оценивает персональный вклад журналистов в новейшую историю российского телевидения в зависимости от приверженности реформам и идеалам свободы прессы в духе бинарных оппозиций – в категориях хорошо / плохо.

На деле переосмысление и альтернативное трактование сообщений масс-медиа аудиторией в позднесоветский период было обычной практикой, а идеологическая коммуникация с помощью средств массовой агитации и пропаганды постепенно превращалась в формальное действие, лишенное реального социального содержания. Однако невозможность оценить этот феномен на основе институционального подхода или с помощью контент-анализа привело к тому, что крушение советской идеологической системы стало неожиданностью для большинства западных исследователей.

К кругу последователей Джона Фиска можно отнести еще двоих исследователей – представителя Нового Света Хесуса Мартина-Барберо и англичанина Джона Даунинга.

Мартин-Барберо [Martin-Barbero J., 1993], отталкиваясь от основных теоретических установок М. де Серто, дополнил его идеи латиноамериканской научной традицией, продемонстрировав отличные от доминирующих в западных демократиях механизмы влияния масс на власть имущих, показав, что решения властей даже в условиях авторитарных режимов неизбежно включают – пусть лишь частично – интересы слабых. Поместив в центр этого противоборства масс-медиа, Мартин-Барберо показал, что они не только изменяют популярную культуру по воле производителей, но и заимствуют многое из «домассовых», народных форм коммуникации. Таким образом, анализ опыта стран Латинской Америки позволил Мартину-Барберо убедительно доказать, что отсутствие развитого демократического общества не означает автоматического существования сильного центра репрессивной власти, способной полностью контролировать масс-медиа даже в условиях авторитарных режимов.

Цель работ Джона Даунинга [Downing J., 1996] – преодолеть разрыв между политической теорией, исследованиями массовой коммуникации и транзитологией. Хотя формально книга Даунинга не может быть отнесена к культурным исследованиям, расширительное толкование им понятия коммуникации, куда включаются повседневные интеракции и ритуал, позволяют причислить эту работу содержательно к cultural studies. Подчеркивая, что западные теории были созданы для объяснения стабильного западного мира, он убедительно показывает как иррелевантность понятий публичной сферы и гражданского общества применительно к посткоммунистическим обществам, так и ограниченность сугубо политэкономического подхода. Однако применение предложенной им многообещающей теоретической схемы к практике прежде всего российских масс-медиа, деятельность которых он оценивает как «конкурентный плюрализм сил» [Ibid. P. 145], весьма скромно по результатам.