Читать онлайн «Цивилизация Древней Греции». Страница 37

Аттал завещал римлянам вместе со своим движимым имуществом все территории, которые принадлежали ему по праву собственности, то есть так называемый царский домен, или «земли царя». Зато сам город Пергам и его зависимая территория совершенно недвусмысленно исключались из условий передачи: Пергам становился свободным полисом, так же как и независимые греческие полисы с их территориями, находившиеся внутри атталидских государств. Когда эта новость достигла Рима, республика переживала серьезный кризис, связанный с деятельностью Тиберия Гракха, предложившего по аграрному закону реформировать управление общественными землями (ager publicus), чтобы сократить привилегии, которые присвоили себе со временем крупные собственники и землевладельцы. Передача римскому народу царских земель Аттала ставила проблему управления, которую ясно видел Тиберий Гракх, но он погиб от рук бунтовщиков, не успев ее разрешить. Сенатская комиссия, рассмотрев ситуацию, обнаружила полнейшее отсутствие порядка в Азии. Незаконный сын Эвмена II Аристоник взял власть в свои руки сразу же после смерти Аттала и стал именоваться Эвменом III. Чтобы привлечь к себе население, он признал гражданские привилегии его самых обездоленных слоев — чужеземцев, рабов, коренных крестьян. Он попытался также предстать победителем в борьбе против римского вмешательства в Азии. К нему присоединился вдохновитель реформаторской политики Тиберия Гракха, философ Блоссий из Кум, что позволяло предположить, что Аристоник разделяет его реформаторские идеи в социальной сфере. Зато граждане Пергама, довольные завещанием Аттала, объявлявшим их свободными, выступили против притязаний Аристоника и ряда предлагаемых реформ. Свободные греческие полисы тоже не поддержали его. Началась настоящая гражданская война, в которой Аристоник, опираясь на крестьян, коренное население и рабов, одержал верх, победив даже первые отправленные против него войска Рима. Он обосновался в верхнем течении реки Каик и четыре года чеканил монету с именем Эвмена для обращения внутри государства, которое он собирался основать и назвать Гелиополь — «город солнца». Однако в конце концов он потерпел поражение, и консул Маний Аквилий принял управление страной. Некоторые части атталидского государства были отданы царям Понта и Вифинии, которые помогали победить мятежника. Фракийские владения, как и остров Эгина, были присоединены к провинции Македония, созданной пятнадцатью годами ранее. Остальные территории Аттала стали римской провинцией Азия, которую Цицерон упоминал после главных регионов: Фригии, Мисии, Карии и Лидии. Этими обширными и богатыми владениями в самом центре Малой Азии должна была распоряжаться римская администрация. Теперь она твердо обосновалась не только в Европе, но и в Азии на обоих побережьях Черноморских проливов.

О Македонии и Элладе после сражения при Пидне свидетельствует Полибий, бывший современником, если уж не очевидцем этих событий (потому что он пробыл в Риме со 168 по 150 год до н. э.). По крайней мере, он дает нам общую информацию об этом периоде, о котором сохранились лишь фрагментарные документы: согласно Полибию, македонцы плохо приспосабливались к «демократическому» режиму, которым Эмилий Павел заменил их традиционную монархию, что приводило к внутренней напряженности; современную ему Грецию он изображает также страдающей от демографического кризиса, возникшего из-за нежелания имущих слоев иметь больше одного-двух детей, чтобы не допускать дробления земельной собственности, и это вследствие болезней или преждевременных смертей неизбежно вело к уменьшению численности населения и экономическому упадку, а земля оставалась неиспользованной из-за нехватки рук для ее обработки. Мы еще вернемся к ценности этого анализа. Но сам феномен депопуляции не подлежит сомнению, как и военные потери, и борьба кланов, и выступления против римлян, ссылки и политические убийства, а также пиратство, создающее дополнительную опасность на море, — все это способствовало наряду с изменениями в укладе жизни к сокращению числа граждан греческих полисов.

В Македонии главным событием этих мрачных лет стало появление претендента на власть, называвшего себя сыном Персея. На самом деле его звали Андриск, и он пополнил ряды узурпаторов, которые заявляли о себе в эту неспокойную эпоху в разных странах, вроде Баласа и Трифона в Сирии или Аристоника в Пергаме. Сдавшись римлянам после первой неудавшейся попытки, он бежал из Италии и на сей раз, найдя поддержку во Фракии, в 149 году до н. э. смог занять Фессалию, разбив экспедиционный римский корпус: это был кратковременный успех, ибо вскоре новая армия под командованием Квинта Цецилия Метелла нанесла ему решающее поражение. Сразу же последовало глубокое преобразование государственного устройства Македонии: она стала римской провинцией, управляемой проконсулом, располагавшимся в Фессалониках, который имел власть не только над четырьмя округами, учрежденными после сражения при Пидне, но также над Иллирией к востоку, а после 129 года до н. э. и над фракийскими владениями пергамского царя. Проложенная вскоре большая Эгнатиева дорога (Via Egnatia) от Эпидамна и Аполлонии в Иллирии до Фессалоник, проходящая через Балканские горы, через города Эдесса[27] и Пелла, а позже протянувшаяся во Фракию до реки Гебр, продемонстрировала стремление Рима объединить в одно целое весь этот северный регион полуострова. Для Македонии с 148 года до н. э. началась новая история — в качестве провинции. Управление этой провинцией, первой из образованных республикой в Восточном Средиземноморье, осуществлял Метелл.

Полисы Эллады в принципе обладали независимостью, провозглашенной Фламинином. Но последствия битвы при Пидне тем не менее сказались и на них. Естественно, соперничество между полисами осталось: отныне оно создавало поводы для обращения к сенату за разрешением спорных вопросов. Так, Афины, присвоившие себе пограничный район Оропа в Эвбейском проливе на границе с Беотией, были приговорены поначалу арбитром, которого назначал Рим для урегулирования разногласий, в данном случае — городом Сикионом, к уплате штрафа в пятьсот талантов. Тогда афиняне в 155 году до н. э. отправили в Рим посольство, в которое вошли три философа: Карнеад из Кирены, Критолай из Фаселиды и Диоген из Селевкии на Тигре (столетие спустя Цицерон выразит удивление, что среди этих трех послов не было ни одного уроженца Афин). Это посольство добилось того, что размер штрафа был уменьшен до ста талантов. Сенат представал, таким образом, верховной властью, к которой обращалась в спорных случаях эта теоретически свободная Греция. И наоборот, когда Родос, пытавшийся покончить с критским пиратством, обратился за поддержкой к Ахейскому союзу, тот отказал ему, сославшись на то, что не желает вмешиваться без согласия Рима: критскую проблему рассмотрела сенатская комиссия. Однако Ахейский союз отверг свою осторожную политику в тяжбе, которая столкнула его со Спартой, и это дорого обошлось всей Элладе.

В 150 году до н. э. Полибий добился у своих римских друзей, образовывавших кружок Сципиона Эмилиана, который имел большое влияние, чтобы оставшимся в живых из тысячи ахейцев, угнанных, как и он, в Италию после Пидны, было разрешено вернуться на родину. После восемнадцати лет ссылки их оставалось не более трехсот человек, и можно было предположить, что возраст и перенесенные испытания сделали их благоразумными. Их возвращение, однако, привело к формированию в Ахейском союзе определенной оппозиции против Рима. Вспомним, что Спарта вошла в союз в 192 году до н. э., но лакедемоняне сделали это с большой неохотой, и Филопемену пришлось силой пресечь попытку отделения. Пограничные споры с крупным аркадским полисом Мегалополем, тоже участником Ахейского союза, только подогревали это нежелание. Наконец, Спарта и ахейцы представили свои разногласия перед сенатом, который после разнообразных перипетий в 147 году до н. э. разрешил вопрос в пользу Спарты, позволив ей отделиться, и, кроме того, потребовал, чтобы союз отказался от Коринфа, Аргоса, от города Аркадии и от небольшого изолированного в южном течении Сперхея города Гераклеи Трахинской. Ахейцев возмутило такое насилие над союзом, и они приготовились к войне со Спартой, а заодно и с Римом. Как Андриск в Македонии, а до того Персей, как позже Аристоник в пергамской Азии, они прибегали к смелым социальным мерам, чтобы заслужить доброжелательность народа и настроить его против римской власти, выступавшей гарантом общественного порядка и безопасности собственников. Они объявляли об отсрочке или отмене задолженностей, освобождали рабов для службы в армии, вводили специальные налоги для богатых граждан. Некоторые народы Центральной Греции: жители Беотии, Фокиды, Локриды, Эвбеи — присоединились к ахейцам. Но после первого поражения, которое нанес войскам союза при Скарфее в Восточной Локриде Метел, управлявший Македонией, эта коалиция распалась. В 146 году до н. э. консул Луций Муммий разбил новую ахейскую армию на Истме и осадил Коринф, который ахейцы оставили без боя. Сенат, желая показать пример и повергнуть в ужас всех помышляющих о мятеже, распорядился срыть город до основания. Жители были убиты или проданы в рабство, здания разграблены и сожжены. «Я там был, — писал Полибий, — я видел, как топтали картины; солдаты использовали их для игры в кости». Эта расправа, сравнимая с разрушением Фив Александром в 335 году до н. э., достигла желаемой цели: попытки получить политическую независимость и реформировать социальную сферу прекратились вплоть до эпохи Мигридатовых войн. Разрушение Коринфа, на месте которого образовалась пустыня, пока Цезарь в 44 году до н. э. не отстроил здесь заново город, осталось в памяти человечества символом римского могущества на Востоке, подобно тому как разрушение Карфагена в том же году закрепило победу Рима на Западе. Несоразмерность между проступком, поставленным в вину коринфянам (дурное обращение с римскими послами в Коринфе в связи с собраниями Ахейского союза), и жестоким наказанием прекрасно демонстрирует истинные намерения Рима: речь шла о том, чтобы совершенно определенно дать понять, кто здесь хозяин. А уж это было абсолютно очевидно.