Читать онлайн «Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице». Страница 45

По воспоминаниям современников, первоначальный памятник на могиле Ахматовой соорудил сын Анны Андреевны, Лев Николаевич Гумилев. Вместе со своими студентами он выложил из камней стену, которая должна была символизировать угол тюремной камеры в «Крестах», под краснокирпичными стенами которых стояла его мать с передачами ему. В стене сделали нишу, похожую на тюремное окно. Будто бы идея этой кладбищенской композиции принадлежала самой Ахматовой. Позже нишу закрыли барельефом с портретом поэтессы работы ленинградского скульптора А. М. Игнатьева. Говорят, что лицо Анны Андреевны на барельефе должно было быть прикрыто символической решеткой, но скульптор «побоялся и лицо не зарешетил».

Недалеко от захоронения Ахматовой на комаровском кладбище находится могила известного в своё время и ныне совершенно забытого литературного критика Л. А. Плоткина. Это о его даче на Озёрной улице Комарова, которую писатели называли «Дача-на-крови», Анна Андреевна, каждый раз проходя мимо, говорила: «О, этот фундамент замешан и на моих капельках крови». Предлог «и» в этой фразе вовсе не случаен. Известно отношение к Плоткину и других ленинградских писателей. Так, Михаил Зощенко в разговоре с одним своим приятелем как-то проговорился: «А знаете, каким я вижу вас в своем воображении? …Я сижу в саду, в летнем ресторанчике и попиваю пиво, и вдруг вижу: вдалеке клубится пыль, и вы на белом коне подъезжаете и кладете мне на стол отрубленную голову Плоткина».

Надгробие над прахом плодовитого критика представляет собой композицию из трёх мощных монументальных, вырубленных из красного гранита, стилизованных книжных томов критических трудов Плоткина. При жизни он был одним из самых яростных гонителей Анны Андреевны.

Могила А. А. Ахматовой на Комаровском кладбище

Знатоки утверждают, что каменные книги – это именно те три тома пасквилей, которые долгие годы отравляли жизнь великой поэтессы. Но справедливость восторжествовала, и каждому дано по заслугам его. Слава Ахматовой преумножилась, а тяжести облыжных каменных книг не выдержал сам Плоткин. Они навеки погребли под собой ныне всеми забытого советского литературного деятеля.

На комаровском кладбище, которое давно уже приобрело мировую известность, похоронены 40 академиков и членов-корреспондентов, более 50 литераторов, писателей и поэтов, более 40 актёров, деятелей кино и театра, архитекторы, скульпторы, художники, композиторы, музыканты. Кроме Анны Ахматовой, здесь покоится прах Натана Альтмана, Вениамина Баснера, Сергея Курёхина, Дмитрия Лихачёва, Веры Пановой, Иосифа Хейфица, Натальи Бехтеревой и многих других деятелей науки и культуры.

Курортная зона Петербурга заканчивается городом Зеленогорск, об истории и судьбе которого мы расскажем в главе «Зимняя война».

Введение в эксплуатацию Финляндской железной дороги значительно оживило и без того тесные связи бывшей Ингерманландии с Петербургом. Не в последнюю очередь благодаря особому статусу Великого княжества Финляндского, которому царским правительством была предоставлена широкая внешняя и внутренняя автономия, предполагавшая сохранение сложившихся в Финляндии законов, конституции и сейма. Этот статус определили ещё Александр I, который с момента присоединения Финляндии к России подчеркивал, что «Финляндия – не губерния, Финляндия – это государство». Едва ли не в первую очередь этим воспользовались оппозиционные политические партии как правого, так и левого толка. В Финляндии, где полицейский надзор и слежка были не столь тотальны, проводились конференции и съезды, назначались нелегальные встречи, здесь скрывались от арестов и полицейских облав революционеры. Так, Ленин, о котором мы уже говорили, когда его пребывание в Разливе стало опасным, тайно покинул свой шалаш, добрался до станции «Дибуны» и под видом кочегара паровоза выехал в Финляндию. Цепкие журналисты отметили это событие крылатой фразой, ставшей ещё одним несмываемым клеймом на политической репутации Ульянова-Ленина: «Кочегар революции».

Впрочем, Финляндия и сама поставляла революционеров. Среди них – одна из знаменитых «Валькирий революции», соратница Владимира Ильича – Александра Михайловна Коллонтай. Александра Михайловна родилась в Петербурге в дворянской семье. Её отец – генерал М. А. Домонтович, мать – дочь финского фабриканта и лесоторговца Александра Масалина. Коллонтай рано вступила на революционный путь. С Лениным познакомилась в 1905 году, выполняла его тайные и особо опасные поручения. По легендам того времени, была его любовницей, во всяком случае, так пелось в народных песнях и частушках. Прежде чем мы познакомим читателей с образцом песенного фольклора того времени, напомним, что Николай Ленин – это один из многочисленных псевдонимов Ильича.

Моральная репутация Александры Коллонтай, и вправду, находилась на довольно низком уровне. Вот как, ссылаясь на рассказ своего знакомца, пишет об этом Иван Алексеевич Бунин в «Окаянных днях»: «Я её знаю очень хорошо. Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы – „на работу“. А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку – и шмыг с коробкой конфет в кровать к подруге: „Ну, давай, дружок, поболтаем теперь всласть!“. Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот ангелоподобный тип среди прирождённых преступниц и проституток».

От себя добавим, что в Петрограде Коллонтай называли «Пролетарской Мессалиной». Напомним читателям, что имя жены римского императора Клавдия Валерия Мессалина давно стало нарицательным из-за её безудержно распутного поведения.

А. М. Коллонтай

Напомним и то, что с начала XX века в петербургской богемной среде мода на «брак втроём» была довольно распространенной. Её страстные приверженцы – Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Философов, Владимир Маяковский, Лиля и Осип Брики и многие другие. Апологеты такого образа интимной жизни утверждали, что «брак вдвоём» – ветхозаветный общественный институт, и он давно уже отменен Новым заветом. После революции эту «религиозную» систему взглядов на брак заменили революционной теорией «стакана воды», согласно которой удовлетворение страсти приравнивалось к утолению жажды. Активным проповедником новых половых отношений стала Александра Коллонтай. В фольклоре сохранилась даже поговорка: «По примеру Коллонтай ты жене свободу дай!». Особенно пылко она пропагандировала «крылатый эрос революции», который должен способствовать скорейшему появлению все новых и новых строителей коммунизма.

Это находило живой отклик в молодёжной среде «раскрепощённого» рабочего класса. Летом 1926 года в Ленинграде хулиганы, среди которых был даже комсомольский вожак с завода «Кооператор», некто Константин Кочергин, остановили в Чубаровом переулке 20-летнюю Любу Белякову, силой затащили в сад завода Сан-Галли на Лиговке и изнасиловали. Глумились над девушкой с особой жестокостью более двух десятков мерзавцев, выстроившихся в живую очередь.

В декабре состоялся суд над «чубаровцами», как стали называть молодых насильников в городской печати. Процесс был показательным. В значительной степени именно это обстоятельство стало причиной довольно жёстких приговоров. Семерых приговорили к расстрелу, остальных – к разным срокам заключения. Понятие «чубаровщина» стало нарицательным. Но вот что интересно. На суде Кочергин наивно воскликнул в адрес несчастной жертвы насилия: «Она же наш товарищ по классу и должна была помочь нашему половому удовлетворению».

В 1919 году мужа Александры Коллонтай Павла Дыбенко назначили командующим Крымской армией. Прибыв на место назначения, он тут же объявил о создании Крымской республики в составе РСФСР. Главой республики назначил себя, но фактически ею руководила его жена. Республика просуществовала всего два месяца, но прозвище Александры Коллонтай «Царица Крымская» осталось. Осталось в украинском фольклоре и отношение как к самой Александре Михайловне, так и к её двум соратникам по партии с ярко выраженными украинскими фамилиями:

Впрочем, эта украинская частушка имеет петербургские корни. Известный сатирик Аркадий Аверченко в одном из номеров конфискованного большевиками журнала «Сатирикон» писал о завсегдатаях митингов на площади перед Казанским собором в революционном Петрограде: «Встанет этакий шпец на дыбенки, расправит крыленки, да как заколлонтает». Сейчас уже трудно сказать, Аверченко подарил фольклору эту жемчужину городской мифологии, или он подслушал эту фразу в многоголосой городской толпе. Так или иначе, но она буквально в одночасье облетела весь Петроград и надолго стала убийственной характеристикой политических демагогов и крикунов.