Дина Хапаева - Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий

Читать онлайн «Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий». Страница 55

Автор Дина Хапаева

В случае Венгрии абсолютное преобладание исторической литературы (31 %) сглаживается гораздо более «справедливым» отношением к другим областям.

Доля разных дисциплин в переводной литературе (Венгрия, 1989, 1995, 1999).

(32 % — история, 8 % — филология, 4 % — антропология, 9 % — политология, 1 % — международные отношения, 12 %- философия, 11 % — экономика, 16 % — психология, 7 % — социология).

Весь огромный объем переводов на французский делится практически пополам между двумя дисциплинами — философией(40 %) и историей (36 %), которая здесь, в отличие от Венгрии и России, занимает второе место.

Доля разных дисциплин в переводной литературе (Франция, 1989, 1995, 1999).

(36 % — история, 4 % — филология, 4 % — антропология, 6 % — политология, 40 % — философия, 6 % — психология, 4 % — социология).

Доля разных дисциплин в переводной литературе (Россия, 1989–1999).

(22 % — история, 7 %— филология, 0,5 % — антропология, 6 %— политология, 2 % — международные отношения, 16 % — философия, 24 % — экономика, 10 % — психология, 11 % — социология).

Среди переводов на русский экономика (24 % от общего числа переводов) и история (22 %) делят пальму первенства и по количеству переведенных книг, и по темпам роста. На третьем месте находится философия (16 %). Переводы практически отсутствуют в антропологии, что отчасти связано с классификацией в каталогах — книги по антропологии часто попадают в историю или этнографию. Данные относительно международных отношений, а также политологии следует считать весьма условными, поскольку книги, принадлежащие к этим дисциплинам, часто относились каталогизаторами к более традиционным дисциплинам.

«Тягу к философии», которая занимает второе место в переводах на русский, можно лишь отчасти объяснить особенностями классификации, благодаря которым в рубрику «философия» и в России, и во Франции попадает многое, строго говоря, не имеющего отношения к этой дисциплине. Например, во Франции в философию попадает психоанализ, равно как и чрезвычайно популярные эзотерические штудии, включая введения по астрологии, парапсихологии, ангелике и т. д. В России, помимо литературы такого рода, в философию попадает огромное количество религиозной литературы.

О «франко-французском провинциализме» см.: Dosse F. L’Empire du sens. L’humanisation des sciences humaines. Paris, 1995. P. 112.

Школа высших социальных исследований — аспирантская школа, одно из самых престижных академических заведений Франции. Среди ее профессоров были М. Фуко, Р. Барт, Ж. Лакан, Ф. Бродель, П. Бурдье, П. Нора, Ж. Ле Гофф, Ж. Делез, Ж. Деррида. Многие из тех, о ком пойдет речь в этом повествовании, являются обитателями бульвара Распай, 54.

Галлимар (Editions Gallimard) — крупнейший издательский дом Франции в области социальных наук и литературы.

Vigne Е. «Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (I)»: Esprit, mars-avril 2000. P. 178. Цитаты без ссылки взяты из интервью.

Даниэль Шпербер — антрополог, один из влиятельных представителей французских когнитивных наук.

Гексагон — «шестиугольник», контур Франции, оставшийся на карте после освобождения колоний, стал символом отказа осмыслять Францию в более широком мировом контексте.

Dosse F. Op. cit., p. 116.

Тем не менее Винь признает, что до сих пор лучше всего продаются переводы с французского тех авторов, которые стали знаменитыми много лет назад, — Бурдье, Ле Гоффа и др.

Превратившийся в расхожее объяснение изменений в интеллектуальной жизни рассказ о путешествии утрачивает убедительность, как только говорящий задумывается над сравнением 1980-х гг. с любым другим периодом. «В западном мире начался новый этап циркуляции — люди начали путешествовать. Появился интерес к экзотическому — и аналитическая философия пришла во Францию. Хотя, конечно, никто не ждал 1970–1980-х гг. для того, чтобы начать ездить — весь XIX и XX в. отмечены такими поездками. Так что это недостаточное объяснение появления новых направлений», — считает аналитический философ Даниэль Андлер.

О восприятии Америки во Франции см. специальный номер Commentaire. 2003–2004. Vol. 26. № 104.

Такое восприятие роли интеллектуалов в Америке опирается, в частности, на постоянные сетования американских профессоров на свое политическое, общественное небытие, на полное отсутствие интереса американского общества к их мнению и к их судьбе.

«Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (I)»…, p. 181.

Подробнее см.: Wagner P. A History and Theory of the Social Sciences. London, 2001.

Caillé A. Splendeurs et misères des sciences sociales. Paris, 1986.

Caillé A. La démission des clercs. La crise des sciences sociales et l′oubli du politique. Paris, 1993.

Caillé A. La démission des clercs…, p. 11.

Gauchet M. «Changement de paradigme en sciences sociales?»: Le Débat. 1988. № 50.

О нем впервые было заявлено в редакционной статье «Анналов»: «Histoire et sciences sociales. Un tournant critique?»: Annales ESC. 1988. № 2. См. также более подробно, а главное, уверенно: Les formes de l’expérience. Vers une autre histoire sociale. Sous la dir. de B. Lepetit. Paris, 1995. Критику прагматического поворота см.: Chartier R. «Le monde comme représentation»: Annales ESC. 1988. № 6.

Подробнее см.: Noiriel G. Sur la «crise» de l’histoire. Paris, 1996.

Можно привести немало случаев, когда здравствующие герои книги Досса отказывались спокойно сносить его интерпретации. Например, «ученики Мишеля Серра», к которым Досс причислил, в частности, М. Каллона и Б. Латура (хотя последний категорически отрицал в интервью всякое влияние на него М. Серра, напротив, относил его к числу тех авторов, на которых он никак бы не хотел походить сам), были включены в парадигму уже отнюдь не из-за интереса к субъекту, а, скорее, из-за его отсутствия. В самом деле, ведь Латур считает своим главным достижением как раз тот факт, что он «освободил „нелюдей“ из их прежнего небытия для социальных наук» и показал немодерность современной эпохи.

«Это правда, что аналитическая философия, также как и когнитивные науки, фрейдизм и структурализм, которые сходились в отсутствии субъекта, ставят акцент на ментальные структуры, которые тоже вполне оторваны от личности познающего субъекта», — говорит Д. Андлер.

«Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (I)…», p. 181–182.

Revel J. «Une oeuvre inimitable»: Espace-Temps. 1986. № 34–35. P. 14.

Копосов H. E. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. М., 2004. Гл. «О невозможности микроистории».

Nora P. «Dix ans de Débat»: Le Débat. 1990. № 60. P. 6–7. О глобальных переменах в европейской цивилизации и вызванных ими интеллектуальных мутациях см. также его статьи: «Как писать историю Франции?» и «Нация-память» в сб.: Я Нора и др. Франция-Память / Пер. с фр. Д. Хапаевой. СПб., 1999. Пьер Нора — историк, член Французской академии, основатель журнала Le Débat, создатель важнейшего направления в изучении исторической памяти: Les lieux de mémoire. Sous la dir. de Pierre Nora. Paris, 1984–1993.

Latour B. Pandora’s Hope: Essays on the reality of science studies. Cambridge (Mass.) 1999.

Latour B. Pandora’s Hope…, p. 11.

Тем более что именно Бурдье выступил в роли, особенностью которой по сравнению с предшествующими типами интеллектуала стало «утверждение претензий социальных наук на интеллектуальную гегемонию» (Raynaud P. «Sartre. Foucault, Bourdieu. Métamorphoses de l’intellcctuel critique»: Le Débat. 2000. № 110. P. 57).

«Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (!)…», p. 178.

Nora P. «Dix ans de Débat», p. 10.

Nora P. «Adieu aux intellectuels?»: Le Débat, 2000. № 110. P. 5.

В качестве примера кризиса понятий для определения «работников умственного труда» см. статью Натали Эник и полемику вокруг нее: Heinich N. «Pour une neutralité engagée»: Questions de communication. 2002. № 2.

Foucault M. Politics, Philosophy, Culture. Interviews and other writings 1977–1984. New York; London, 1988. P. 324.

Настаивая на «франко-французском» характере понятия «интеллектуал», Нора выделяет несколько факторов, которые свидетельствуют о его исторической неповторимости. Прежде всего, длительная и сознательная политика французского государства, активно влиявшего на развитие французского языка и осуществлявшего централизованный контроль над языковыми нормами, отводила писателю — «властителю» языка — особую роль в создании определения французской нации. Другой аспект — отношение между церковью и государством в контексте секуляризации: само слово «интеллектуал» возникает одновременно с доктриной светского государства. Третий фактор — история развития школьной педагогики: возникновение понятия «интеллектуал» и армии учителей, призванных готовить граждан и солдат для Третьей республики, тоже относится к одному периоду.