Читать онлайн «Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза». Страница 33

Этой силой стал новый «византийский» этнос. О начальной стадии его становления мы можем судить лишь гипотетически. Он появляется на исторической арене как бы сразу, в готовом виде, – прошлое же его скрыто во мраке. Летописцы того времени всё своё внимание посвятили бурным событиям в столице и на фронтах империи, им не было дела до глубинных этногенетических процессов где-то на периферии. Однако некоторые вехи позволяют с достаточной точностью определить время и место рождения нового этноса.

Как уже отмечалось, наилучшие условия для этногенеза создаются на границе цивилизации с варварской периферией. Соседство развитой культуры плодотворно для роста этноса, а периферийное положение позволяет избежать разрушительного иноэтнического влияния и антисистемного паразитизма.

Именно такие условия сложились в первые века нашей эры в Малой Азии. Здесь утончённая эллинистическая культура западной, прибрежной части полуострова соседствовала с патриархальными племенными территориями внутренних горных районов. Территория Малой Азии была хорошо защищена от внешних бурь того времени. В то время как волны варваров – германцев, славян, гуннов насквозь проходили и опустошали Балканский полуостров, Малая Азия была надёжно ограждена от них морем. На востоке граница стабилизировалась в горах Верхней Месопотамии и Армении, – так что персы вплоть до начала VII века не угрожали внутренним районам Малой Азии. Эта спокойная обстановка благоприятствовала развитию нового этноса. Время рождения можно приблизительно определить исходя из хронологических рамок чётко выраженной фазы надлома и обычной длительности фазы подъёма (около 300 лет). Фаза надлома началась в конце VII века почти тридцатилетней полосой переворотов и мятежей, включала в себя времена иконоборчества и завершилась в середине IX века к воцарению Македонской династии. Значит, этнический толчок, давший начало византийскому этносу, произошёл в конце IV века. Гумилёв, верно отмечая факт появления византийского этноса, отождествил его с христианами вообще: «этнос по Христу». По его мнению, этнос христиан-византийцев появился в I веке н. э. и захватил в сферу своего влияния только восточные провинции Римской империи. Отсюда различие в судьбе западной и восточной частей империи: Восток, где были пассионарии-христиане, выстоял перед варварами, а Запад, где их не было, рухнул. Подтверждение своих выводов Гумилёв видел в победах императора Константина, поднявшего на своём знамени крест. Но здесь уже начинаются неувязки. Ведь армия Константина была сформирована в основном из уроженцев Галлии. Выходит, что христиане были в начале IV века не только на Востоке, но и на Западе. И на Западе их было уже настолько много, что они составили ядро целой армии. И потом, с этой западной армией Константин разгромил гораздо более многочисленную армию Лициния, набранную на Востоке! Получается, что непассионарный Запад победил пассионарный Восток! Приходится признать, что Восток в IV веке в смысле распространения христианства ничем принципиально не отличался от Запада. А раз так, то различие судеб Западной и Восточной империй зависело не от христианства. Христианство присутствовало и на Западе и на Востоке, но оно не остановило вторжения варваров. Это значит, что никакого сильного этноса в то время ещё не было. Христианство ещё не успело соединиться с новым этногенезом, или этот этногенез был только в самом зародыше. Это значит, что римские христиане были всё теми же римлянами, а не византийцами.

Далее Гумилёв продолжает развивать свою ошибочную антитезу, отождествляя пассионариев нового этноса с горожанами Востока. Однако именно горожане, несмотря на своё формальное христианство, оставались хранителями античных традиций. Города вели льготное привилегированное существование, оплачиваемое тяжёлой эксплуатацией рабов и колонов. Во второй половине V века, по данным источников, прирост сельского населения Восточной империи прекратился, что свидетельствует об истощении его витального потенциала. Энергия селян истощалась во многом для поддержания паразитического существования состоятельных городских собственников и люмпенов. В то время как горожане вели лёгкое существование, полное удовольствий, границы империи защищали рекруты из крестьян и отряды наёмных варваров, оплачиваемые средствами, выжатыми из тех же крестьян.

Таким образом, IV, V и в основном VI века византийской истории были продолжением истории римской суперсистемы. Византийский этнос в это время проявил себя по минимуму, созревая в её недрах. Пожалуй, первое зримое явление византийского духа – создание храма Святой Софии. Он был построен в 30-х годах VI века; архитекторы – выходцы из Карии, области на юго-западе Малой Азии. Симптоматично также, что с конца VI века императорский престол занимают выходцы из Малой Азии, которые сменяют Иллирийскую династию. Сначала это были уроженцы Каппадокии (внутренняя область Малой Азии). Затем к власти пришла Исаврийская династия, происходившая из близлежащего киликийского города Германикеи.

В VII веке империя подверглась постоянным вторжениям внешних врагов – персов, славян, арабов. Они принесли огромные бедствия населению. Но для византийского этноса эти нашествия сыграли положительную роль, – они во многом содействовали слому и уничтожению антисистемы римской цивилизации. Византийский этнос освободился из-под её давления, что способствовало его подъёму. В VII веке его черты стали явственны. Он начал распространяться за пределы Малой Азии. Несмотря на сохранение государственной преемственности, характер общества разительно изменился. Большинство городов пришло в упадок, шёл процесс аграризации небольших городков. «Городское население утратило свои прежние привилегии. Прекратились раздачи, свернулась городская благотворительность и благоустройство. Ушли в прошлое зрелища и бани. Византийский горожанин по условиям своего существования мало чем отличался от селянина. Из привилегированного „полита“ он превратился (за исключением жителя Константинополя) в такого же подданного императора, как и все остальные жители империи»[43]. Потеряло значение рабство, исчез колонат. На смену колону приходит свободный крестьянин-общинник, на смену наёмной варварской армии – крестьянское ополчение.

Существенные перемены произошли и в духовной жизни. Античная образованность и рационализм приходят в упадок, акцент перемещается со «знания» на «веру». На смену прозе приходит героический эпос. Вместо философских трактатов на первый план выходят жития святых. Религия стала восприниматься главным образом эстетически: «Образ для неграмотного как книга для грамотного».

Подъём византийского этноса происходил на фоне крушения старой системы и массированных разрушительных вторжений внешнего врага. А потому он остался не замеченным современниками и, долгое время, историками, которые обращали всё своё внимание на кризисные явления, недооценивая важности нового.

Византия устояла, и главная заслуга здесь принадлежала населению Малой Азии. Жители балканских провинций не смогли оказать никакого сопротивления славянам, которые спокойно селились на лучших землях империи от Дуная до Эгейского моря. Восточные провинции не оказали серьёзного сопротивления арабам. А вот малоазийцы выстояли. Арабские войска много раз наводняли Малую Азию, проходили её насквозь – до Босфора, – но всякий раз откатывались назад, так и не сумев её захватить. Не непомерно раздутая впоследствии битва при Пуатье, которая при всей своей важности была лишь отдельным эпизодом (со стороны мусульман это был просто большой грабительский набег, и целью их в битве при Пуатье было не покорение Франции, а сохранение захваченной добычи), а четырёхвековая борьба византийцев спасла Европу от арабского нашествия.

Основой новой социальной и военной организации, давшей отпор арабам, стал фемный строй. Вся территория империи была постепенно поделена на фемы – военно-административные округа. Войско фемы составляли стратиоты – свободные крестьяне-воины. Эти крестьяне, внесённые в стратиотские списки-каталоги, освобождались от всех налогов, кроме поземельного, взамен военной службы. «Фемы, прежде всего, возникли в Малой Азии, но не только по воле императоров, потому что с Востока, от арабов исходила главная угроза. Фемный строй во многом складывался спонтанно, „изнутри“. Его рождение и развитие было связано со спецификой положения и эволюцией отношений в Малой Азии, своеобразием малоазийской общины ещё в ранневизантийскую эпоху. Именно здесь арабы натолкнулись на упорное сопротивление местного населения, многочисленного свободного крестьянства. Не слабая византийская армия первой половины VII века, а малоазийское крестьянство не дало арабам, несмотря на многочисленные успехи и походы, утвердить своё господство в Малой Азии. Именно её население парализовало эффективность действия огромных сухопутных армий, направлявшихся к стенам Константинополя. Малая Азия стала „колыбелью средневековой Византии“»[44]. На сей раз почтенный историк попал в точку.