Читать онлайн «Кошмар: литература и жизнь». Страница 67

310

Там же, с. 201.

Двойник, вволю поиздевавшись на Голядкиным — старшим, не заплатив, — как не платил за обеды обманутой немке и его «оригинал»? — удирает из кофейни. «Само собою разумеется, что после первого мгновенного столбняка, естественно нашедшего на господина Голядкина-старшего, он опомнился и бросился со всех ног за обидчиком, который уже садился на поджидавшего его и, очевидно, во всем согласившегося с ним ваньку. (…) Уцепившись за крыло дрожек всеми данными ему природою средствами, герой наш несся некоторое время по улице, карабкаясь на экипаж, отстаиваемый из всех сил г. Г-младшим (…) Наконец, наш герой успел-таки взгромоздиться на дрожки (…) правой рукой своей всеми средствами вцепившись в весьма скверный меховой воротник шинели развратного и ожесточеннейшего своего неприятеля…(…) Господину Голядкину показалось, что сбывается с ним что-то знакомое. Одно мгновение он старался припомнить, не предчувствовал ли он чего-нибудь вчера… во сне, например…» (Там же, с. 206). Нужно ли добавлять, что на протяжении всей это сцены «Снег валил хлопьями (…) Кругом было мутно и не видно ни зги», так же как и в ночь встречи с двойником.

Там же, с. 225. Первая сцена: «Или нет; он никого уже не видал, ни на кого не глядел… а двигаемый тою же самой пружиной, посредством которой вскочил на чужой бал непрошенный, подался вперед (…)» (Д, с. 133). Когда он очутился перед Кларой Олсуфьевной: «Без всякого сомнения, глазком не моргнув, он с величайшим бы удовольствием провалился в эту минуту сквозь землю; но, что сделано было, того не воротишь… ведь уж никак не воротишь» (Там же, с. 133). Эта же фраза («Подойдя к своему экипажу и приготовляясь в нем поместиться, господин Голядкин мысленно обнаружил желание провалиться сквозь землю или спрятаться хоть в мышиную щелочку вместе с каретой» (Там же, с. 127)), знакомая нам по первому посещению статского советника Голядкиным, повторяется и при описании второго бала.

Там же, с. 133. Помимо сцены на балу сходное описание есть и в сцене в трактире, где Голядкин обнаруживает в кармане склянку, которую он принимает за яд: «(…) Между тем в комнате произошло движение, смятение; все окружали господина Голядкина, все говорили господина Голядкина, некоторые даже хватали господина Голядкина. Но герой наш был недвижим, не видя ничего, не слыша, не чувствуя ничего….» (Там же, с. 208).

Там же, с. 136.

«Вдруг, во всех окнах разом, обнаружилось какое-то странное движение, замелькали фигуры, открылись занавесы, целые группы людей толпились в окнах, все искали и выглядывали чего-то на дворе. Обеспеченный своею кучей дров, герой наш тоже в свою очередь с любопытством стал следить за всеобщим движением и с участием вытягивать направо и налево свою голову, сколько по крайней мере позволяла ему короткая тень от дровяной кучи, его прикрывавшая. Вдруг он оторопел, вздрогнул и едва не присел на месте от ужаса. Ему показалось, — одним словом, он догадался вполне, что искали-то не что-нибудь и не кто-нибудь: искали просто его, господина Голядкина. Все смотрят в его сторону, все указывают в его сторону. Бежать было невозможно: увидят… Оторопевший господин Голядкин прижался как можно плотнее к дровам, и тут только разметил, что предательская тень изменяла, что прикрывала она не всего его. С величайшим бы удовольствием согласился бы наш герой пролезть теперь в какую-нибудь мышиную щелочку между дровами, да так и сидеть себе смирно, если б только это было возможно. (…) И вдруг сгорел со стыда окончательно. Его совершенно заметили, все разом заметили, все манят его руками, все кивают ему головами, все зовут его(…)» (Там же, с. 224).

Там же, с. 218.

Там же, с. 194.

Там же, с. 213.

«Господин Голядкин остолбенел от изумления, и на время у него язык отнялся. (…) говорить о фамильном сходстве тогда, когда тут видно, как в зеркале!» (Там же, с. 148).

Там же, с. 110.

Там же, с. 173–174.

Там же, с. 216. Еще одно — довольно своеобразное отражение появляется в последней сцене на балу. Потерявшийся Голядкин в критическую минуту вдруг замечает «лопнувшие сапоги на генерале». Потом он понимает, что сапоги целы, и вспоминает, что в живописи этот блик называется «светлое ребро» (Там же, с. 217). Этот блик, может быть, тоже способ концентрации внимания?

«(…) если взять да поставить их рядом, то никто, решительно никто не взял бы на себя определить, который именно настоящий Голядкин, а который поддельный, кто старенький, а кто новенький, кто оригинал и кто копия» (Там же, с. 147).

Л.H. Толстой. Война и мир. Толстой, ПСС. Под ред. В. Г. Черткова, М.-Д., 1930, т. 10, с. 273.

Там же, с. 273.

Там же, с. 274.

Там же, с. 274.

Там же, с. 275.

Там же, с. 276.

Там же, с. 277.

Там же, с. 277–278.

Д, с. 146.

Там же, с. 143.

Там же, с. 196.

Там же, с. 194, это же несколько раз повторяется на протяжении всей 10 главы.

Там же, с. 229.

Э. По. Вильям Вильсон (1839) Убийства на улице Морг. СПб., 2008, с. 30.

Д, с. 139.

Д, с. 140.

Там же, с. 142.

Там же, с. 152. Переживания Голядкина доносятся до нас в виде бессвязного потока слов, причем косноязычие Голядкина проявляется, как назло, в самые драматические моменты, когда он, по идее, должен был быть наиболее красноречив, чтобы поведать читателю обо всех разнообразных оттенках переживаемых им психологических трудностей: «Все еще бледный и чувствуя в совершенном разброде всю свою голову, крепко недоумевая, на что именно нужно решиться, присел господин Голядкин на стул. (…) Это, вероятно, как-нибудь там померещилось, или вышло что-нибудь другое, а не то, что действительно было; или, верно, это я сам ходил… и себя как-нибудь там принял совсем за другого… одним словом, это совершенно невозможное дело» (Там же, с. 165).

Там же, с. 218. «Я буду особо, как будто не я, — думал господин Голядкин — пропускаю все мимо; не я, да и только; он тоже особо, авось и отступится» (Там же, с. 170).

Там же, с. 223. «Таким-то образом сомневаясь и ища ключа и разрешения сомнений своих, герой наш добежал до Семеновского моста, а добежав до Семеновского моста, благоразумно и окончательно положил воротиться. „Оно и лучше, — подумал он. — Я лучше с другой стороны, то есть вот как. Я буду так — наблюдателем посторонним буду, да и дело с концом; дескать, я наблюдатель, лицо постороннее — и только, а там, что ни случись — не я виноват. Вот оно как! Вот оно таким-то образом и будет теперь“ (Там же, с. 223).

Там же, с. 184.

Там же, с. 140.

Там же, с. 152.

О серьезности отношения Достоевского к „Двойнику“ и по прошествии многих лет, свидетельствуют многие факты его творческой биографии. В частности, из Твери Достоевский в 1859 г. пишет брату, обещая привести исправленного „Двойника“: „Они увидят наконец что такое Двойник! (…) Одним словом, я вызываю всех на бой и, наконец, если я теперь не поправлю Двойника, то когда же его поправлю? Зачем мне терять превосходную идею, величайший тип по своей социальной важности, который первый открыл и которого я был провозвестником?“ (Письма, 1928, т. 1, с. 257). Сделать этого писатель не смог из-за своих долгов издателю Стелловскому.

Из письма брату (цит. по: Мочульский, ук. соч., с. 46).

Аналогию между „Двойником“ и творчеством Джойса проводит J. Franck. Dostoevsky. A Writer and His Time. Princeton U.P., 2010, p. 102.

Ф.М. Достоевский. Господин Прохарчин (далее — ГП). Достоевский, ПСС, т. 1, с. 245.