Читать онлайн «Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни». Страница 23

На привычку полицейских тащить в часть всех без разбора — и правых, и виноватых — указывал на заседании Московской городской Думы М. П. Погодин. В качестве типичного примера он рассказал о происшествии с жильцами его дома. В квартиру, где были две женщины, вломился пьяный и стал требовать денег. Прибежавшие на шум дворник и хожалый, связав грабителя, отправили его в полицию. Некоторое время спустя пришел посыльный и вызвал всех участников происшествия в часть. Как выяснилось, дворнику и женщинам пришлось тащиться по грязи под проливным дождем, томиться несколько часов в части, оставив дом без присмотра, чтобы полицейский писарь смог запротоколировать их показания. В своем выступлении Погодин подчеркнул: «…это происходило все само собой, по заведенному порядку. Вот на этот-то заведенный порядок должна наша Дума и наши депутаты в комитете обратить свое внимание. […] Но мы-то, избранные гласные, должны. выразить желание, чтобы в подобных маловажных случаях полицейский служитель (тут не нужно ни надзирателя, ни поручика) сделал дознание на месте и донес кому следует — а беспокоить обывателей даром не должно».

Заодно москвичам хотелось, чтобы полицейские в случае надобности не стояли столбами, а резво шли на зов. Недостаточную мобильность стражей порядка критиковал в начале 1861 г. журнал «Современная летопись»: «… и то еще надобно упомянуть, что хожалых у нас очень мало. В Лондоне или Париже полицейский агент вырастает словно из земли при малейшем беспорядке или шуме. У нас придется ждать хожалого иногда целый день, а будочники не могут отлучаться от будок».

Да и само качество помощи со стороны полиции вызывало справедливые нарекания:

«Если мы не ошибаемся, то полицейское устройство Москвы, страдающее недостатком надежных городских стражей, могло бы много выиграть, если бы личный состав его значительно изменился к лучшему. Городские сторожа берутся у нас из рекрут, неспособных к строевой службе. Они обходятся городу дешево, но эта дешевизна только кажущаяся.»

Здесь надо пояснить, что речь идет о последствиях указа Николая I от 19 июня 1853 г., согласно которому на службу в городскую полицию стали определять нижних чинов 2-го разряда. Особенности периода, когда в полицейские посылали «одно лишь отребье армии» (по выражению могилевского губернатора А. П. Беклемишева), отметил ведущий специалист в области полицейского права профессор И. Т. Тарасов:

«Опыт, однако, не оправдал ожидаемой пользы от полицейских служителей из военных нижних чинов: обнаружились важные неудобства. Большая часть нижних чинов оказалась малоспособною к полицейской службе и, кроме того, весьма неблагонадежною по своей нравственности. В полицейские команды, судя по отзывам полицейских начальников и губернаторов, назначались или люди нездоровые, с физическими недостатками, препятствовавшими отправлению службы, или люди порочные и оказавшиеся на деле неблагонадежными к исполнению обязанностей военной службы. Часто назначали евреев, пока в 1857 г. это не было воспрещено, равно как назначение штрафованных».

Это «положение хуже губернаторского» усугублялось тем, что замена рядового полицейского требовала неимоверных усилий. Губернаторам приходилось вступать в длительную переписку с Военным министерством по поводу каждого дефектного солдата, а потом убеждаться в том, что овчинка не стоила выделки. Двойное подчинение солдат поневоле порождало трения между военными и гражданскими властями. Но главным «неудобством» оказалось то, что в городах, где полицейские команды состояли из «второразрядников», заметно увеличились кражи и грабежи. А нижегородский губернатор А. Н. Муравьев в 1857 г. прямо сообщал: «… нижние полицейские чины, состоя в значительной части из евреев, преступными действиями своими поселили страх и смятение в жителях города».

Мы не располагаем данными о схожих этнических явлениях в Москве. Известно только, что 10 лет спустя мировой суд, разбирая дело об оскорблении действием, защитил достоинство унтер-офицера Кронштейна. А в ходе аналогичного процесса выяснилось, что мещанин Тенцов избил городового Петра Жавцына, приговаривая «…полно тебе, жидовская морда».

Для качественного улучшения состава городской полиции в 1857 г. было запрещено назначать в стражи порядка солдат-евреев и штрафников. В том же году последовало царское дозволение поступать в полицию офицерам, в том числе гвардейским (а не как раньше — только из числа получивших ранения и неспособных к строевой службе).

Указ от 9 июля 1863 г. об увеличении городской стражи в Москве предписывал укомплектовать 1000 рядовых московской полиции из полков 1-й гренадерской дивизии и «других частей войск по усмотрению Военного министерства». При этом специально оговаривалось: «…люди, замеченные в дурных поступках, могут быть возвращаемы в полки и взамен их требуемы благонадежные, следуя порядку комплектования стражи, принятому в С.-Петербургской полиции».

— Черт знает, что за времена! Двадцать лет тому назад служил в гренадерах, два раза благодарность получил за геройский, так сказать, вид. Теперь думал опять поступить на службу в полицию; подал прошение — не принимают. Говорят, сложения слишком атлетического — пожалуй, подначальным туго придется, и обыватели будут в претензии. (кар. из журн. «Развлечение». 1862 г.)

Два года спустя последовал указ воинским начальникам всей империи о том, чтобы они для службы в полиции выбирали из рекрутов лучших людей, да еще согласовывали кандидатуры с местным полицейским начальством. А последний набор рядовых полицейских из числа военнослужащих был объявлен 4 июля 1873 г. С того момента заменять отслуживших солдат вольнонаемными людьми должны были городские власти. Военное ведомство навсегда освобождалось «от обязательного назначения нижних чинов в полицейские и пожарные команды».

Увеличение численности полицейских, казалось, можно было бы только приветствовать. Однако такой способ укрепления общественного порядка при пристальном рассмотрении оказался неэффективным. Спустя полгода после появления в Москве «избранной тысячи» М. П. Погодин поделился своими впечатлениями с гласными городской Думы:

«Что касается до солдат, то скажу решительно, на основании моих наблюдений и расспросов, что новая тысяча не приносит желаемой пользы. Они прогуливаются по улицам, и то днем, а больше ничего. Хорошая сотня может, верно, заменить эту вялую, мертвенную тысячу. Вот настоящие праздношатающиеся оффицианты[36]. Пусть по полицейским ведомостям сравнять число краж, и всяких мошенничеств, до нее, и при ней. Их стало не меньше, а больше. К чему же служит она? […]

Передаю вам свои наблюдения. В понедельник на первой неделе отправился я из своего дома, на Девичьем поле, на Садовую; на этом расстоянии я встретил по крайней мере около 20 городовых солдат или хожалых. Спрашивается, что они делают, и нужно ли их здесь именно 20, а не менее? У нас требуют около полутораста тысяч на содержание тысячи человек этой прибавочной стражи. Но кто же проверил, что нужно именно такое количество? Высшим начальникам мудрено и даже невозможно входить в такие подробности. Они основываются на показаниях младших и еще младших, и так далее, а для младших чем больше людей в распоряжении, тем лучше. Дай прокормить мне казенного воробья, говорит Загоскин, так я с ним пару лошадей своих прокормлю на получаемый фураж. Определить число нужных сторожей могут всего лучше обыватели, в совещании с полицией; например, приходило ль в голову кому-нибудь из полицейских начальников по частям отобрать сведение у этих сторожей, что они сделали, например, в понедельник, во вторник, в среду. Из совокупности таких показаний, в конце недели тотчас можно было бы увидеть и количество работы, и количество нужных для нее людей. Прибавим еще: на днях, во время прогулки, я вступил в разговор с одним из таких солдат. Он сказал мне, что новая тысяча получает по десяти и более рублей жалованья в месяц, а старые солдаты втрое и вчетверо менее: что за странное разнообразие!»

Погодин неспроста завел разговор о количестве городских стражей и получаемых ими за службу денег. В Высочайшем повелении от 4 июля 1858 г. важнейшим условием реформы городской полиции было обозначено «…увеличение содержания полицейских чинов, сообразно современным ценам и требованиям». Первоначально выплату повышенного жалованья реформированным полицейским обеспечивало государство, выделив необходимые средства из казны, но дальше это становилось обязанностью городской Думы.

На государственном обеспечении оставалось полицейское начальство. Для чиновников московской полиции праздник — увеличение окладов вдвое — настал 18 февраля 1861 г. (в канун отмены крепостного права).

В 1863 г. московская полиция не только численно увеличилась, но и преобразилась внешне. Все ее служащие, от начальников до рядовых, облачились в форму нового образца. Вместо затрапезной «сермяжной брони» рядовые стражи получили мундиры и шаровары «из темно-зеленого армейского сукна» (унтер-офицеры — из «гвардейского сукна»); взамен кожаных касок — шапки с лакированным козырьком «офицерского образца».