Читать онлайн «Цивилизации». Страница 17

Эти люди охотились и на суше, с помощью собак, чрезвычайно для этой цели подходящих; но ранее таких собак в Северной Америке не было. Огромный размер добычи означал, что есть возможность кормить и большие собачьи стаи. Техника добычи китов годилась и для охоты на белых медведей; так добывали и зубы, пригодные для изготовления рыболовных крючков. Использовалась техника, специально предназначенная для охоты на белых медведей и моржей, греющихся на льдинах. Гарпуны привязывали к льдине, на льдину вытаскивали каноэ и позволяли раненому зверю тащить льдину, пока не настанет время его вытаскивать[155]. Они строили летние дома на каркасах из китовых костей. Они вернули лук: у них были луки и кости с вырезанными сценами войны и охоты на карибу, которых копьями убивали в реках охотники в лодках[156]. В последующие столетия падение температуры и сокращение поголовья китов заставили их прибегнуть к приемам предков, в особенности при строительстве жилищ и при возврате к зимней охоте на тюленей. Народы, называющие себя сегодня инуитами и юпиками, это потомки народа Туле с добавкой традиционных арктических культур.

Лед становился прибежищем народов с задержкой развития, обреченных на уничтожение ходом прогресса и торжеством цивилизации, однако упрямо сохранявших традиционный образ жизни, столь непривлекательный для цивилизованных людей, что те вряд ли согласились бы соперничать в этом. Джон Росс спрашивает читателей:

Разве не судьба дикаря и нецивилизованного человека на этой земле уступать дорогу более изобретательным, более просвещенным, на чьей стороне знания и цивилизация? Таков закон мира, правильный закон; все жалобы тошнотворной филантропии с ее нелепыми или достойными порицания усилиями ничего не стоят против разумного и устоявшегося порядка вещей[157].

Гости инуитов сегодня могут счесть, что эти предсказания оправдываются — не из-за предполагаемого порядка вещей, на который ссылается Росс, но потому что традиционную культуру уродуют и сметают глобализм, фетишизм потребления и потому что хрупкая среда может быть уничтожена или по меньшей мере повреждена современной технологией. Но если «порядок вещей» существует, он может предпочесть стратегию инуитов более цивилизованному подходу к природе — по крайней мере если долгосрочной целью является выживание. Инуиты предоставляют материал для проверки этой гипотезы: их историю включает нечто вроде поставленного эксперимента по соревнованию с цивилизованной, честолюбивой, агрессивной культурой из Европы, которую мы называем культурой Средних веков.

Примерно во время вторжения народа Туле в субарктическую Гренландию с противоположной стороны вторглись норвежцы. «Гренландия, — мешая вымысел с правдой (ввиду удаленности острова), пишет в XI веке Адам, епископ Бременский, — лежит далеко в океане против Шведских и Рифейских гор… Жители ее зелены от морской воды, почему остров и получил свое название. Люди здесь живут так же, как исландцы, однако более свирепы… Сообщают, что в последнее время туда проторило дорогу христианство»[158].

Вторжение носителей христианства было не менее впечатляющим, чем миграция народа Туле. В техническом отношении норвежцы по нашим стандартам были куда более развиты, чем люди Туле. Их активное отношение к природе — стремление подчинить ее, а не подчиняться ей, — в терминах этой книги было более цивилизованным. Их большие деревянные корабли, скрепленные железными гвоздями, должны были казаться инуитам с их маленькими каноэ грандиозными и необычными. В их городе Братталиде — самом дальнем форпосте средневекового христианства — было семнадцать монастырей (в период высшего расцвета) и каменные церкви с бронзовыми колоколами. Между 1189 и 1200 годами в Гардаре был построен из красного песчаника и мыльного камня крестообразный собор с колокольней, стеклянными окнами и тремя очагами. Дверные каменные перемычки в амбаре для хранения церковной десятины весили три тонны. Большие хозяйства позволяли вести аристократический образ жизни, там в огромных пиршественных залах собирались все подданные[159].

В первые годы поселения окружающая среда многое предлагала вновь прибывшим. Эрик Рыжий, первый руководитель норвежской колонизации «Гренландии», справедливо дал острову это название, — вероятно, чтобы привлечь мигрантов. Лесов здесь не было, но были заросли ив, карликовых берез и рябин, древесину которых можно было использовать. Не было зерновых, но росли песчаный колосок, спорыш, лен и много съедобных трав и ягод. Рыба и птица водилась в изобилии, паслись стада карибу — чего никогда не было в Исландии. Моржи, нарвалы, лисы, горностаи, гаги, киты и полярные медведи — на всех этих животных можно было охотиться ради шкур и кости, ворвани и пуха. Соколов, если их изловить живьем, можно было продать на европейских рынках как царские подарки. Жители Гренландии платили ими церковную десятину и дань своим далеким сюзеренам в Норвегии. Для более повседневной и обыденной торговли поселенцы быстро вывели породу «гренландской овцы», руно которой ценилось очень высоко[160].

Что же касается их противостояния с инуитами, победили в нем инуиты. Норвежцев Гренландии оттеснили в относительно северный район их территории туземцы, которых они называли скрелингами. Ивар Бардарссон, представитель бергенского епископа, наделенный полномочиями решать мирские проблемы церкви в Гренландии, в конце 1340-х годов приплыл в поселение и узнал, что произошло. «Он был среди тех, кто отправился в Западное Поселение против скрелингов… и когда они прибыли туда, то не нашли никого, ни христиан, ни язычников, только немного одичавшего скота и овец, и они перебили это скот и овец ради пищи, погрузили, сколько могли, на корабли и отправились домой»[161]. Этот отчет не подтверждается археологическими раскопками, но правдиво отражает веру современников в то, что произошло с колонией. В 1405–1409 годах, когда обедневший исландский дворянин Торстейн Олафссон с большим отрядом приплыл из Норвегии в поисках аристократической невесты, Восточное Поселение еще процветало. Гостя всячески развлекали, и он принял участие в суде над соблазнителем одной из его предполагаемых невест, обвиненным в «черной магии»; однако в ту пору колония жила более изолированно и посещалась гораздо реже, чем раньше[162].

Традицию обвинять инуитов в гибели колонии подкрепило послание папы Николая V, содержащее ужасные вести о Гренландии, «расположенной, как нам говорили, на краю океана». Папа пишет, что «тридцать лет назад из соседней страны приплыли по морю варвары-язычники… и опустошили землю огнем и мечом, так что ничего живого не осталось на острове (который, как говорят, очень велик); уцелели только девять приходов в отдаленных местах и в горах, куда захватчикам было трудно проникнуть»[163]. Этот инцидент, если он действительно имел место, как будто не уничтожил колонию полностью. Формальные отчеты молчат, но есть сведения в торговых документах английских купцов, которые посещали Гренландию в 1480-е годы.

Однако о все более трудной жизни гренландцев можно судить по оставленным ими перед исчезновением грудам костей. Они продолжали питаться тюленями, но на последних стадиях существования колонии уже не тюленями из гавани; этим тюленям мешали приплывать летние плавучие льды. Колонисты пытались сохранить свои стада, оставляя в рационе мясо овец, коз и диких карибу; но находить пастбища становилось все трудней. Исследования пыльцы показывают, что к концу Средневековья климат становится более влажным, и это могло вызвать дополнительные трудности. Данные о похолодании не подтверждаются иными доказательствами, но, кажется, заманчиво было бы счесть эти свидетельства убедительными на фоне явных доказательств существования «малого ледникового периода» в Старом Свете в описываемый период.

Были ли последние колонисты убиты, или умерли от голода, или мигрировали по своей воле, у них как будто кончились возможности экологического выбора: климат становился все более суровым, а жизнь — трудной[164]. Поселенцы исчезли, и никто не знает, куда и как. Но ничто не смогло уничтожить образ жизни инуитов — до вторжения промышленной технологии XX века, потребительства, миссионеров, современной торговли и поп-культуры. Теперь за северным полярным кругом, где среда по определению враждебна человеку, существуют города[165]. В Норильске с его двухсоттысячным населением дома стоят на вечной мерзлоте на сваях, квартиры отапливаются 288 дней в году, постоянно приходится убирать снег, а «уличное освещение вчетверо ярче, чем в русских городах, расположенных южнее». Похоже, в определенных средах цивилизация — это иррациональная стратегия, и здесь лучше подчиниться природе, чем пытаться приспособить ее для нужд человека.