Читать онлайн «Русская Япония». Страница 70

Спускаюсь по каменной лестнице, рассматривая памятники «изгнанников». Вот хороший православный крест, а табличка с именем снята. Теперь уже никто не скажет, кто здесь похоронен. Порадовало надгробие Иоанна Феодоровича Попова (1896–1967). Мне рассказывали, что во время поездки в Советский Союз он якобы приобрел сувенир в виде небольшой православной церквушки и завещал поставить на его могилу подобный памятник, что и было сделано.

Недалеко лежит прах Е. М. Сахновской-Сахобу: обыкновенный православный крест, а рядом типичный каменный японский фонарь — материальное отражение изменения ее семейного положения и фамилии. Чуть в стороне вновь увидел простой деревянный крест, уже полусгнивший, который положили на чью-то могилу.

Выдающимся ученым в зарубежье считался русский профессор Петр Петрович фон Веймарн, известный своими исследованиями в области коллоидной химии. Некогда профессор Горного института в Санкт-Петербурге, а затем первый ректор Уральского горного института в Екатеринбурге, по пути на Восток он в течение трех лет работал во Владивостокском политехническом институте. После установления советской власти на Дальнем Востоке супруги Вейнмарн уехали в Японию. Там ученый около десяти лет руководил химической лабораторией в Осаке, преподавал в университете в Киото. Его изобретения и открытия нашли применение в японской промышленности, статьи публиковались в зарубежных научных журналах. Химик скончался 2 июня 1935 г. в Шанхае, где пытался вылечиться, а похоронен в Кобе. До сих пор остается неизвестным, где находятся бумаги профессора. На мраморной книге, изображенной на памятнике Веймарна, что-то начертано, но прочитать невозможно. С обратной стороны монумента сделана надпись по-японски, которая рассказывает о его выдающихся заслугах перед Японией. Я давно сделал вывод, что памятники нужно исследовать со всех сторон. Рядом с его могилой находится прах его жены Надежды Николаевны, уроженки Кронштадта, намного пережившей мужа и умершей 21 января 1964 г.

«Мир праху Вашему, дорогие мамочка и папочка» — эту надпись сделала на могиле Цогоевых их дочь Ирина Долгова, с которой я познакомился в Токио. Поклонился праху Тамары Александровны (1919–1944) и ее мужа Григория Ивановича (1894–1945). Рядом — могилы протоиерея Григория Ходаковского (1879–1950) и матушки Валерии Ивановны (1879–1949). Увы, должен признаться, так и не смог окончательно разобраться в православной истории русского Кобе. Имеются сведения, что местный православный приход иногда раскалывался на несколько групп с разными настоятелями.

На знакомом уже матвеевском уровне я насчитал 15 надгробий. Справа от Матвеева лежит прах Ксении Деомидовны Штрубак (1890–1940), а слева находится захоронение Прасковьи Ефимовны Седенковой. Родилась она в 1897 г., а умерла то ли в 1953-м, то ли десятью годами позже: цифра оказалась немного сбита. На могиле Марии Викторовны Макаровой (1882–1975) четкая надпись на черном мраморе: «Памятник, посвященный моей приемной бабушке», дата «2001» и подпись: «Mari Obama».

Время наложило печать на многие надписи на памятниках. К примеру, с трудом разобрал то, что написано на плите Евгении Федоровны Сурминской, вдовы священника (1884–1938). Уже вечером подключился к Интернету и нашел: «Священник Алексей Петрович Сурминский родился в 1868 г. в Буинске Симбирской губернии. В 1927 и 1932 гг. привлекался за контрреволюционную деятельность. Расстрелян 17 февраля 1938 г. в Ульяновске». Может, он был мужем или родственником?

Скромное надгробие с фамилией «Вермонт» и несколькими именами на братской могиле. В сан-францис-ской газете «Русская жизнь» от 16 ноября 1923 г. я видел эту фамилию в списке погибших от страшного землетрясения в Йокогаме «№ 8–11: Бергман-дети: Антонина, Вера, Раиса и Леонид». Имена те же самые, а фамилия явно изменена. Из записи в кладбищенской книге узнал, что похоронил погибших детей некий Д. Ковальский. Сразу несколько вопросов: что случилось с родителями, кто ошибся в написании фамилии и какой вариант правильный? Если Ковальский был родственником или ближайшим соседом семьи, то, скорее всего, он не мог ошибаться. С другой стороны, газета публиковала официальную информацию, где тоже ошибки вряд ли возможны.

Но всякое бывает: разночтение русских букв или, наконец, оплошность машинистки.

Прежде чем покинуть этот участок, я взял ведро с водой и щетку, благо на японских кладбищах они всегда имеются в достаточном количестве около крана с водой, и отмыл от многолетней пыли и грязи памятник моего «родственника» Николая Петровича Матвеева. И получил вознаграждение в виде эпитафии на обратной стороне памятника, выбитой на японском языке. В предыдущий приход на кладбище она была совершенно незаметна. В лаконичной фразе японцы прощались с русским другом. Мысленно сделал это и я.

И опять по каменным ступенькам вниз. На первый взгляд, архитектура русских памятников не отличается разнообразием, но, приглядевшись, можно обнаружить немало интересных монументов, искусно выполненных японскими камнетесами. Много памятников в виде простых квадратных плит со срезанной наклонно стороной. Как, например, скошенный кубик на могиле Сурова, на котором по-английски начертано: «U.S. Souroff». На могиле сохранилась проржавевшая металлическая цепь на высоких шести каменных столбах.

Вероятно, Федору Марковичу Баранцу (1872–1927) довелось поучаствовать в разных войнах, но до Второй мировой войны он не дожил, зато ранение получил его памятник: на нем хорошо видны следы от осколков авиационных бомб. Трудно ожидать, что памятники подскажут подробные биографические сведения, но искренне радуешься, когда они дают хоть какие-то зацепки. У Василия Яковлевича Клыкова (1874–1931), например, начертано: «Мещанин Казанской губернии, г. Чистополя». А про Леонида Васильевича Кима (1911–1941) узнаем, что он «имел диплом инженера».

Кстати, давно обратил внимание, что в зарубежье крайне редко на памятниках указывается профессия.

А вот одна из старинных могил: Александры Нагириной, умершей 14 июля 1910 г. Самая же старая могила на этом кладбище, которую я обнаружил, принадлежит Ивану Попову, умершему в 1886 г. Кстати, захоронений до 1917 г. здесь почти нет. Удалось найти еще одно: матроса Ивана Антонова, ушедшего из жизни 12 января 1903 г. Владыка Николай отметил тогда в дневнике, что отпевал его японский священник, отец Сергий Судзуки. Интересно, что имя моряка на могиле написано по-русски, а дата смерти указана по-английски.

Солидный памятник с калиткой и восемь столбиков у вице-консула Виталия Александровича Скородумова (1880–1932). Как положено дипломату, с обратной стороны его фамилия написана по-английски и по-японски. А вот надгробие с надписью «Р. Charitan. December 1864–24 January 1934». Кто он? Русский Павел Чаритин или кто-то другой? Увы, уже никто не подскажет. Семья Накаути (Nakauchi Family) была явно православной, свидетельство тому — православный крест на общей могиле. Видимо, супруги, об этом говорят даты: 1897–1986 и 1918–1991. Возможно, кто-то из них был русским, скорее всего, жена.

Вероятно, Анна Петровна Порядкина, умершая 56-летней 12 апреля 1913 г., была из обеспеченной семьи. Свидетельством этого является величественный памятник. Правда, верхушка с крестом уже не там, где ей положено быть, а аккуратно лежит на могиле. Разрушена от времени или от бомбжки? С однотипного памятника В. А. Скородумову тоже сбит крест.

А вот и памятник сыну Н. П. Матвеева Глебу (Глебушке), умершему 15-летним 28 октября 1924 г. Об этом можно прочитать на каменном кресте, установленном на могиле. Хотя кладбища и не располагают к веселью, я невольно улыбнулся, вспомнив, как в статье одного известного исследователя прочитал, что это памятник «бабушки» Н. П. Матвеева!

Однотипные памятники-кубики: Аратенко (1887–1906), Окунов (умер в 1917), Соня Крайно (умерла в 1927), Иван Скоржинский (умер в 1929), Романов (умер в 1918), Влас Катарин (умер в 1930), Родион Каринов (умер в 1918), Григорий Скапчук (1905–1910), Валентина Якубовская (1892–1921), Жозеф Вертинский (умер в 1921), Владимир Дмитриев (умер в 1924). Всюду крайне лаконические надписи, нет даже даты рождения. А вот еще один «кубик», едва ли не самое примечательное надгробие на этом кладбище, на котором по-английски начертано: «U[known]. Of Russia» — Неизвестный из России!

В прошлый приезд сюда с профессором Икута мы не нашли могилы профессора Ореста Викторович Плетнера (1892–1970), а оказалось, что она находится в самом центре Иностранного кладбища. Рядом — его жена Kiku Pletner (1904–1978). На земле лежит полусгнивший православный крест, вероятно, принесенный от какой-то могилы. На могиле же Плетнера имеется каменный фундамент от исчезнувшего памятника.

Обнаружил и могилу другого сенсея моей коллеги, Нади (Nadya) Мусфельд (1897–1987). Она была родом из аристократической семьи Иркутска, а в Японии вышла замуж за немецкого предпринимателя Мусфельда. Много лет Надя преподавала русский язык в Осакском институте иностранных языков, написала много статей и рассказов, опубликованных на английском языке. На ее надгробной плите выбита и соответствующая надпись: «Нег sins were scarlet but her books were read (Hillarie Belloc)». Явно подразумевается игра слов, но остается загадкой, какие же грехи (sins) водились за покойной.