Читать онлайн «Мефистофель и Андрогин». Страница 43

3. Основной характеристикой религиозной символики является ее многовалентность, ее способность одновременно выражать многие значения, взаимосвязь между которыми в плане непосредственного опыта не очевидна. Символика Луны, например, обнаруживает исконно природную взаимосвязь между лунными ритмами, становлением времени, Водами, ростом растений, женщинами, смертью и воскресением, человеческой судьбой, ткачеством и т. д.16 В конечном счете символика Луны обнажает связь «мистического» порядка между различными уровнями космической реальности и определенными возможности, заложенными в человеческом существовании. Заметим, что эта связь не выявляется ни в непосредственном спонтанном опыте, ни посредством критического размышления; она есть результат определенного способа существования в Мире.

Если даже допустить, что определенные функции Луны были открыты посредством внимательного наблюдения над лунными фазами (например, связь с дождем или менструациями), трудно постичь, каким образом вся ее символика в целом могла вырасти из сугубо рациональных усилий. Лишь при помощи знаний совершенно иного порядка можно узнать, к примеру, «лунную судьбу» человеческого существования, или то, что человек «измеряется» временными ритмами, совпадающими с фазами Луны, или то, что он обречен смерти, но, подобно тому как Луна через трое суток темноты вновь появляется на небе, человек также может начать свое существование сначала или во всяком случае питает надежду на загробную жизнь, которая обеспечивается или улучшается благодаря инициации.

4. Из этой способности религиозной символики обнажать множество значений, структурно связанных между собой, вытекает одно важное последствие: символ способен открывать нам ту плоскость, в которой разнородные реальности соединяются в одно целое или даже складываются в единую «систему». Иными словами, религиозный символ позволяет человеку обнаружить определенное единство Мира и в то же время обнаружить, что и его собственная судьба — неотъемлемая часть Мира. Взять хотя бы лунную символику. Понятно, в каком смысле разные значения лунных символов складываются в «систему». В разных регистрах (космологическом, антропологическом, «духовном») лунный ритм обнаруживает аналогичные структуры: везде мы имеем дело с вариантами существования, подчиненными закону времени и циклического становления, то есть с существованиями, обреченными «Жизни», в самую структуру которой включены смерть и возрождение. Благодаря символике Луны мир уже не кажется произвольным скоплением разнородных и разнообразных реальностей. Разные космические уровни сообщаются между собой, они некоторым образом «связаны» одним и тем же лунным ритмом — точно так же, как жизнь человеческая «соткана» Луной и судьба ее определена богинями-пряхами.

Другой пример еще лучше иллюстрирует эту способность символов открывать перспективу, в которой вещи предстают нам соединенными в единую систему. Символика Ночи и Тьмы — которую можно вычленить из космогонических мифов, инициационных ритуалов, иконографии, представляющей ночные или подземные чудовища — обнаруживает структурную взаимосвязь между докосмической пренатальной Тьмой, с одной стороны, и смертью, возрождением, инициацией — с другой17. Это позволяет нам не только интуитивно догадаться о каком-то варианте жизни, но и понять «место» этого способа жизни в мироздании и в условиях человеческого существования вообще. Символика космической Ночи позволяет человеку открыть для себя то, что существовало до него и до Мира, понять, как начало существовать все сущее и где «находилось» все сущее прежде, пока не очутилось здесь, перед ним. Повторим: здесь не умозрительное построение, а непосредственная догадка об этой тайне — о том, что все вещи имели свое начало и что все, что предшествует этому началу и имеет к нему отношение, обладает огромной ценностью для человеческого существования. Вспомним о великой важности ритуалов инициации, содержащих regressus ad uterum, благодаря которым человек может, как сам он верит, начать новую жизнь. Вспомним также бесчисленные церемонии, призванные периодически заново актуализировать первичный Хаос, чтобы возрождать Мир и человеческое общество.

5. Быть может, наиболее важная функция религиозной символики — особенно важная в силу той роли, которую она будет играть в позднейших философских построениях — это ее способность выражать парадоксальные ситуации или определенные структуры высшей реальности, которые невозможно выразить другими средствами. Достаточно будет одного примера: символика Симплегадов18, насколько мы можем расшифровать ее в многочисленных мифах, легендах и образах, представляющих нам парадокс перехода из одного варианта существования в другой — перенос с этого света на тот, с Земли на Небо или в Ад или переход из профанного, примитивно-плотского варианта существования к существованию духовному и т. д. Наиболее часто встречающиеся образы таковы: пройти между двумя сталкивающимися скалами или айсбергами, или между двумя горами, которые находятся в вечном движении, или между двумя челюстями, или проникнуть и невредимым выбраться из vagina dentata[108], или войти внутрь горы, в которой не видно никакого отверстия, и т. д. Значение всех этих образов понятно: если существует возможность «прохода», этот проход может осуществиться только «мысленно», «духовно», в том понимании этих слов, какое возможно для архаических обществ, то есть имея в виду бесплотное существо и воображаемый мир, иначе говоря — мир идей. Пройти через Симплегады возможно, если человек ведет себя «как дух», то есть опирается на воображение и ум, и, стало быть, если он способен оторваться от непосредственной реальности19. Никакой другой символ «трудного перехода» — даже знаменитый мотив моста, острого, как острие меча, или лезвия бритвы, на которое дается намек в Катха-упанишаде [III, 14] — не даст нам понять лучше, чем Симплегады, что существует способ существования, недоступный непосредственному опыту, и что достичь этого способа можно только в том случае, если отказаться от наивной веры в неодолимое могущество материи.

Аналогичные замечания можно было бы сделать и относительно способности символов выражать противоречивые аспекты высшей реальности. Николай Кузанский рассматривал coincidentia oppositorum как определение, в наибольшей мере присущее природе Бога (см. главу II). Между тем этот символ использовался уже долгое время до того и означал как то, что мы называем «всеобщностью» или «абсолютом», так и парадоксальное сосуществование в божественном полярных и антагонистических принципов. Соединение Змеи (или другого символа хтонической тьмы и непроявленности) и Орла (символа солнечного света и проявленности) выражает в иконографии и в мифах тайну целостности или космического единства20. Повторим: хотя понятия полярности и coincidentia oppositorum стали систематически применяться только с возникновением философских умозрительных построений, тем не менее символы, которыми исподволь были подготовлены эти понятия, были не продуктом критического мышления, а результатом экзистенциального напряжения. Лишь по мере того как человек, признавая свое присутствие в Мире, сталкивался с «шифром» Мира, с его «речью», он оказывался вынужден обнаруживать тайну противоречивых аспектов какой-либо реальности или сакральности, которую ему хотелось считать компактной и однородной. Человек, в простоте души, предчувствовал одно из величайших открытий человеческого духа в тот день, когда сквозь определенные религиозные символы угадал, что полярности и антагонизмы могут соединяться и интегрироваться в некое единство. С этого момента негативные и мрачные аспекты Космоса и Богов не только нашли себе оправдание, но и оказались неотъемлемой частью любой реальности или сакральности.

6. И наконец, следует подчеркнуть экзистенциальную ценность религиозной символики, то есть тот факт, что символ всегда имеет в виду какую-либо реальность или ситуацию, в которую вовлекается человеческое существование. Именно это экзистенциальное измерение отличает и отделяет символы от понятий. Символы еще сохраняют контакт с глубинными источниками жизни; они, так сказать, выражают «пережитую духовность». Поэтому символы обладают своего рода «нуминозной» аурой: они открывают нам, что модальности духа суть одновременно и проявления Жизни, и, соответственно, вовлекают в себя человеческое существование. Религиозный символ не только обнажает структуру реальности или масштабы существования; одновременно он придает значение человеческому существованию. Вот почему даже те символы, что соотносятся с высшей реальностью, представляют собой одновременно и экзистенциальные откровения для того, кто сумеет расшифровать скрытый в них смысл.