Читать онлайн «Человек. Книга. История. Московская печать XVII века». Страница 2

В том вошли работы, впервые показавшие, например, что первая московская Азбука была напечатана не в типографии В.Ф.Бурцова, а на Государевом печатном дворе, что не было двух изданий Кормчей книги, а только одно, и, наоборот, что было два издания Соборного уложения царя Алексея Михайловича; впервые точно определены тиражи, стоимость и указная цена почти всех вышедших в XVII в. московских изданий, список которых очень значительно расширен; впервые доказано, что во второй половине XVII в. отпечатано четверть миллиона книг для начального обучения грамоте – Азбук (51 издание), а также многие новые факты, касающиеся всех сторон организации и жизни Московской типографии. В томе публикуется также совместная с А.А.Туриловым работа, осмыслившая открытие экземпляров изданий типографии в Казани (посл. четв. XVI в.); в публикуемых в томе предисловиях к региональным каталогам печатной кириллицы всесторонне исследованы комплексы книг, сохранившиеся в библиотеках, музеях и архивах Тверской и Ярославской областей и Пермского края.

Книги, о которых говорится в предложенном читателям томе, изданы московскими печатниками, приобретены представителями всех слоев общества XVII в., вложены в сотни храмов, столетиями переходили из рук в руки, спасены в годы лихолетья, выявлены, изучены, датированы в веке XXI.

Знание точной даты выхода, тиража, цены книги в лавке Печатного двора в сопоставлении с данными купчих, вкладных, дарственных записей на тысячах сохранившихся экземпляров позволяет понять, как быстро и каким способом были приобретены книги, кому они принадлежали, как и где использовались.

Роль печатной книги в жизни человека и общества, а значит, и ее историческая роль раскрывается, если мы знаем историю типографии – в данном случае Московского печатного двора; знаем, какие книги были изданы и какими тиражами, за сколько продавались, то есть на какие круги общества были рассчитаны. Однако реальная роль книги, особенно печатной, в конечном счете определяется только ее бытованием, распространением в обществе, ее чтением во время богослужения, обучения; участием ее в полемике, составлении новых, актуальных текстов; использованием в иноческом и домашнем обиходе – то есть в единстве с человеком, решающим свои задачи и проблемы эпохи в данном месте и в данных обстоятельствах. В отличие от рукописей, мы можем узнать и сопоставить судьбы многих экземпляров одного издания. Только сопоставление данных архива МПД с судьбами нескольких или десятков экземпляров этих изданий в реальном их бытовании позволяет говорить об историко-культурном и социальном значении ранней московской печати.

Статьи этого сборника позволяют понять и общее в книжной культуре, и индивидуальное отношение человека к книге, и его реакцию на самые разные события, зафиксированные в его записи на книге. Вот, например, запись на московском печатном Евангелии учительном: «Добро зело и душеполезно есть слушати книги сея словеса и вмещати их в свое сердце и, совершая по книге сия жизнь свою, блажен и треблажен будет человек той во веки». Не менее выразительна запись на экземпляре Сборника переводов Епифания Славинецкого (М.: Печатный двор, май 1665 г.): «Сию книгу с прилежанием с почетом, со всяким усердием читать тихо и не борсяся, высматривая всякую речь». А вот объяснение причины вклада книги в церковь г. Чердыни в записи 1651 г. – благодарность Господу за счастливое возвращение из «страшнаго путного шествия с пресловущеи реки Лены от града Тобольска». В другой записи 1651 г. говорится, что митрополит Новгородский Никон посылает московскую печатную книгу «другу и брату своему во Христе» митрополиту Вифлиемскому; этот совершенно неординарный факт выдает мечты будущего патриарха о единстве РПЦ с Церковью Святой земли. Собственноручная запись 1735 г. на книге Маргарит в московском издании 1641 г. елецкого купца говорит о том, что книгу за 5 гульденов (25 рублей, как указал купец, что составляло по тем временам громадную сумму) он купил в городе Кенигсберге «у тамошнего академика Квасовскаго», купил же, поскольку «сей златой бисер» у «того академика» был «не в чести». Десятки столь же индивидуальных и многие сотни купчих, вкладных и других записей сообщают нам «массовую» информацию, к которой применима статистическая обработка, лежащая в основе части ниже публикуемых статей. Автор надеется, что читатель сможет представить общую картину книжной культуры Руси XVII в. и человека читающего этого времени.

Автор глубоко признателен всем московским и местным участникам работы по выявлению и описанию кириллических печатных книжных памятников в государственных хранилищах Тверской, Ярославской областей и Пермского края, – работы, которая позволила впервые поставить и помогла решить разнообразные задачи истории нашей книжной культуры, общей и региональной.

Автор также приносит свои извинения читателю за то, что такой характер первоначального издания вошедших в том статей привел к некоторым повторениям материалов, исключение которых нарушило бы логику изложения. Но повторы объясняются и тем, что это, как правило, совершенно новые для тех лет материалы и выводы, особенно важные для доказательства историко-культурной роли раннего московского книгопечатания, в это время в науке отрицавшейся.

Книга выходит благодаря А.Г. Авдееву и В.В.Симонову – ее научным редакторам, взявшим на себя труд прочитать текст и сделавшим ряд замечаний, с благодарностью автором принятых; моим ученикам, выполнившим работу по собиранию и набору текста, – И. И. Соломину и О. Р.Черноусовой; художникам и издателям, работавшим над томом, а также Н.В. Литвиной и С.К.Харитоновой, во многом способствовавшим подготовке книги.

Книга – это камень, прочный фундамент, на котором построено здание христианских традиций. Именно Книгой – Писанием и Преданием – определяется сущность христианской веры, этическое, эстетическое и социально-политическое учение. На авторитете боговдохновенного Писания построена литургическая, учительная и учебная христианская литература. Особенное значение книга и книжность с первых дней существования получили в культуре православных земель. Основополагающее значение книги в русской традиционной культуре было давно понято наукой и стало причиной стремления сохранить и изучить православное книжное наследие, не теряющее и сегодня своего значения и актуальности. К сожалению, справедливо высокая оценка историко-культурного значения книги очень долгое время относилась только к книжности рукописной. В то же время сама роль книги в православии определяла неоценимое значение книгопечатания. В. Гюго сравнивал влияние распространения книгопечатания с влиянием на историю человечества изобретения колеса. Но если колесо позволило человеческой цивилизации преодолеть земные расстояния, то книга позволяет преодолевать еще и время.

В русской науке и в представлениях российской общественности XX в. сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, основные научные усилия были направлены на решение вопроса о начале русского книгопечатания, становление которого и сегодня тем не менее остается темным пятном в политической и культурной истории Российского государства. Мы до сих пор не можем убедительно ответить, кем, где и когда были напечатаны так называемые анонимные издания, в большинстве своем предшествовавшие деятельности первого известного нам русского печатника Ивана Федорова. Именно это имя стало символом революции в истории книжного знания и книжной культуры Московского государства. Дьякону московской церкви Николы Гостунского Ивану Федорову, его соратнику Петру Тимофееву Мстиславцу посвящены многие сотни работ, раскрывающих различные аспекты их деятельности в России и за ее рубежами. Однако продолжение деятельности русских первопечатников, работа их московских последователей и преемников, при которых книгопечатание широко вошло в церковную и государственную жизнь, стало неотъемлемой частью русской культуры, основой народного образования, изучено много хуже, чем деятельность и жизнь первопечатников.

И до революционных событий начала XX в., и в советское время эта проблематика разрабатывалась совершенно недостаточно, редко привлекая внимание ученых. Доказательством тому является отсутствие даже на рубеже XX и XXI вв. не только фундаментальной, но и просто подробной истории Московского печатного двора[2], который во второй половине XVI и в XVII в. был не только фактом своего времени, но и важным фактором развития русской и общеславянской культуры.

Очень много для понимания истинного значения московского книгопечатания сделали прежде всего библиографы XIX и XX вв., введя в научный оборот сведения о сотнях сохранившихся ранних московских изданий. Труды В.М.Ундольского[3], И.П.Каратаева[4] и многих других и сегодня незаменимы при изучении проблем раннего славянского книгопечатания; неизвестные издания в XX в. открывали чаще всего не историки книги, а археографы и книговеды.