Читать онлайн «Арабская литература». Страница 30

Секуляризация историографии имела и другое серьезное последствие. Вместо прежних теологических доводов в ее защиту историки теперь указывают на моральную ценность занятий ею: историография увековечивает память о добродетельных и дурных деяниях и делает их примером для назидания будущим поколениям. Этот довод оказался приемлемым для толпы моралистов и дилетантов: если историография была лишь ветвью этики, а не наукой, то им не нужно проявлять щепетильности, приспосабливая так называемые исторические примеры к своим целям. Книги по адабу и "княжие зерцала", наполненные подобными извращениями, во многом способствовали порче общественного вкуса и мнения, и даже сами историки и хронисты не всегда могли уберечься от этой заразы.

3. В связи с этим здесь можно упомянуть о многочисленных исторических подделках, пущенных в обращение в течение этого периода или немного позже. Как и упомянутые труды Сайфа ибн 'Умара, большая часть этих фальсификаций не сплошная выдумка, а содержит зерно подлинной традиции, перемежающейся-{133} обычно с определенными политическими или религиозными целями — со всевозможными народными преданиями, романтическими легендами, узкопартийным или пропагандистским материалом.

4. Хотя в области политической историографии место ученого и традиционалиста занял чиновник, в руках первых по-прежнему оставалась еще более обширная область биографии. Как было сказано, биографическая литература была также ветвью классической традиции. В то время как политическая история приняла форму династийных анналов, биографическая литература более строго придерживалась старой концепции, ибо, по мнению ученых, жизнь улемов — "наследников пророка" — вернее отражала действительную историю уммат Аллах ("общины Аллаха") на земле, чем эфемерные (иногда светские) политические образования. Наряду со списками разрядов (табакат) мухаддисов и законоведов той или иной школы, служившими в основном для технических целей и едва ли являвшимися строго биографическими сочинениями, материал о выдающихся личностях с давних пор составлял содержание отдельных сводов. К наиболее ранним из дошедших до нас трудов такого рода относится биография халифа 'Умара ибн 'Абд ал-'Азиза; она составлена братом упомянутого Ибн 'Абд ал-Хакама и основана, по признанию автора, частью на письменных документах, частью на предании благочестивых кругов, главным образом Медины. Однако чаще всего эти компиляции охватывали различные группы или определенную категорию людей. Например, у мистиков несколько трудов было посвящено жизни святых, в частности обширный труд Абу Ну'айма ал-Исфахани (ум. в 430/1038 г.) Хилйат ал-аулийа'. В то же время среди шиитов распространялись не только книги о шиитских ученых и их трудах, но и обширная литература жизнеописаний алидских мучеников. Характерным видом сочинений этого периода являются биографические словари ученых и знаменитых лиц, связанных с каким-нибудь городом или областью. Они составлялись местными учеными и часто достигали внушительных размеров, как словарь ал-Хатиба ал-Багдади (ум. в 463/1071 г.), состоящий из четырнадцати томов печатного издания. Хотя большая часть этих трудов утрачена, но обширная "История Дамаска" Ибн 'Асакира (ум. в 571/1176 г.), — веро-{134}ятно, наиболее всеобъемлющее сочинение такого рода в арабской литературе, — так же как серия андалусских биографий Ибн ал-Фаради, Ибн Башкувала, Ибн ал-Аббара и несколько более кратких словарей, все же уцелела.

Биографическую литературу питали также другие источники. Как и можно было ожидать, обильный материал доставили обе ветви филологии — как в узкоспециальном, так и в более широком смысле. Из первой возникли табакат грамматиков и биографии знаменитых филологов, а из второй — обширная литература о поэтах и литераторах (Ибн Кутайба, ас-Са'алиби). Аналогичные сочинения посвящались представителям других профессий — врачам и астрономам. Музыка дала стимул к составлению величайшего арабского биографического труда первых веков хиджры — Китаб ал-агани Абу-л-Фараджа ал-Исфахани (ум. в 356/967 г.).

С другой стороны, автобиографическая литература, видимо, была мало развита; из этого периода до нас дошло всего лишь два автобиографических сочинения: ал-Му'аййад фи-д-Дина (ум. в 470/1087 г.) и Усамы ибн Муршида ибн Мункиза (ум. в 584/1188 г.).

Биографическая литература в целом, как и все позднейшие мусульманские биографии, имеет определенные общие черты. Обычно аккуратно делаются ссылки на иснад, с большой тщательностью отмечаются хронологические данные, особенно даты смерти, и кратко излагаются основные события жизни описываемого лица. Краткие биографии этим и ограничиваются, добавляя еще перечень трудов, если речь идет об ученом, и отрывки стихов, если речь идет о поэте. В более пространных же биографиях большую часть содержания составляют отдельные эпизоды, расположенные, по-видимому, без какого-либо хронологического или тематического принципа. Созданный таким путем образ часто бывает не только ярким, но и ложным, особенно когда надежность рассказов не гарантирована. Несмотря на расплывчатость и склонность к сплетне, этот вид литературы благодаря близости к жизни людей дает ценные дополнения и коррективы к политическим анналам.

5. Уже довольно рано сочетание истории и биографии дало то, что мы могли бы назвать биографической хроникой. Она оказалась весьма удобной формой {135} для историй везиров Мухаммада ибн 'Абдуса ал-Джах-шийари (ум. в 331/942-43 г.), упомянутого Хилала ас-Саби' (ум. в 448/1056 г.), 'Али ибн Мунджиба ас-Сайрафи (ум. в 542/1147-48 г.), писавшего о везирах фатимидских халифов, а также для историй судей (кади). Самыми ранними образцами этих последних были история судей Египта, принадлежащая Мухаммаду ибн Йусуфу ал-Кинди (ум. в 350/961 г.) и история судей Кордовы Мухаммада ибн Хариса ал-Хушани (ум. в 360/970-71 г.). Своеобразное сочетание политической и литературной биографий представляет история Аббасидов (Китаб ал-аурак) ас-Сули (ум. в 335/946 г.). С появлением местных династий тот же метод применяли и при составлении трудов по истории этих династий до тех пор, пока в V–VI/XI–XII вв. династийные истории, по крайней мере в восточных областях, не вытеснили традиционные анналы. Это был роковой шаг, ибо рост личного элемента дал широкий простор для проявления личных факторов, особенно когда современные хроники начали составлять по приказу и под наблюдением самих правителей. История превратилась в предмет изощренного мастерства, место незатейливого повествования занял риторический и вычурный стиль секретарских реляций. Новую форму изложения ввел, по-видимому, Ибрахим ас-Саби' (ум. в 384/ 994 г.) своим несохранившимся трудом по истории Бундов — ат-Таджи, а популярной она стала благодаря сходному с ним труду по истории Сабуктегина и Махмуда Газнави — ал-Йамини, составленному ал-'Утби (ум. в 413/1022 г.). Быть может, эта форма связана с возрождением персидского языка и персидской исторической традиции на востоке халифата и, возможно, даже подверглась влиянию создававшейся в это же время персидской эпической поэзии. Если авторам этих "официальных историй" даже простить преднамеренное отклонение от правды, обычные пороки раболепия и suppressio veri **, то все же их напыщенность и отсутствие собственного мнения производят самое неблагоприятное впечатление. К несчастью, высокая репутация некоторых из этих трудов среди литераторов, а также огромное количество аналогичных произведений последующего периода часто являлись причиной того, что их рассматривали в качестве {136} образцов мусульманской историографии вообще; но эта точка зрения беспочвенна по отношению к науке, созданной терпеливым трудом первых поколений мусульманских ученых.

______________

** Утаивание истины.

6. В этой неблагоприятной обстановке исторические труды снова стали писать по-персидски. Примечательно, что многие ранние исторические сочинения на персидском языке начиная с несколько произвольного сокращения классической хроники ат-Табари, выполненного в 352/963 г. везиром Абу 'Али ал-Бал'ами, представляли переводы — часто с важными дополнениями — и сокращения арабских трудов. Впрочем, из написанных по-персидски в течение этого периода местных и династийных историй уцелела лишь часть. При этом она мало отлична от арабских трудов, созданных в восточных провинциях за тот же период. Отдельные авторы, такие, как ан-Насави (ум. в 639/1241 г.), по-видимому, пользовались в зависимости от обстоятельств то арабским, то персидским языком. Выдающееся исключение из обычного ряда таких сочинений представляют содержательные и беспристрастные «записки» Абу-л-Фадла Байхаки (ум. в 470/1077 г.) — единственный в своем роде труд во всей дошедшей до нас домонгольской литературе.

Возрождение персидского литературного языка, которое началось при персидских династиях IV/X в., во многом обязано также и тюркским правителям последующих столетий, как правило, не знавшим арабского языка. Распространив свои завоевания в западном направлении в Анатолию, а в юго-восточном — на Индию, они принесли с собой и персидский язык; уже с конца VI/XII в. в этих областях хроники начали писать по-персидски: в Малой Азии — Мухаммад ибн 'Али ар-Раванди (ум. около 600/1203 г.), в Индии — Фахр ад-Дин Мубарак-шах (ум. после 602/1206 г.), родоначальник длинного ряда индо-персидских хронистов.