Читать онлайн «Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских». Страница 37

Однако о литературе вообще и о массовой в особенности у нас еще будет идти речь.

Разумеется, большие и сравнительно дорогие книжные магазины для солидной дорогой книжной продукции были редки: в губернских городах один-два. В Нижнем Новгороде в начале 20-х гг. XIX в. при описи лавки разорившегося купца М. Ветошникова среди обычного товара было обнаружен довольно много книг: «Путешествие Вальяна», «Правосудный судья», «Поваренный словарь», «Новый пересмешник», «Рыцарские добродетели», «Плачевное следствие», «Нефология» (старинное название физиогномики) и других, не нашедших себе покупателей. В середине века здесь было уже три специальных магазина: Самойлова, Пшениснова и Глазунова, а кроме того, книгу или журнал можно было купить в аптекарско-парфюмерном магазине казанского татарина Пендрина. Многочисленными были маленькие лавочки, торговавшие и писчими материалами, и книгами, преимущественно подержанными, разного характера, до учебников включительно, разрозненными томами сочинений и толстых журналов. Сюда по окончании учебного года школьники и студенты несли свои потрепанные и разрисованные книги, получая копейки; здесь же они могли купить за те же копейки такие же потрепанные учебники на следующий учебный год или подобрать для себя почти любую интересующую книгу. Даже наемные приказчики в таких лавочках неплохо разбирались в книгах, а их хозяева зачастую были просто помешаны на книге, составляя для себя интересные коллекции. Такая торговля как раз нередко была ничем иным, как средством коллекционирования. Здесь можно было купить не только «Математику» Буренина или «Пещеру Лехтвейса», но и редкую старопечатную книгу, масонские издания Новикова, старинную гравюру, связку писем видного государственного деятеля прошлого, так что не только школяры, но и седобородые ученые и коллекционеры постоянно рылись в этих грудах печатного и рукописного старья.

Вот облик магазина петербургского букиниста М. П. Мельникова, очерченный служившим у него в «мальчиках» известным книжником Ф. Г. Шиловым: «Магазин Мельникова был забит книгами, а полуподвал и две верхние комнаты над магазином заполнены были остатками изданий, малоходкими книгами и, главным образом, журналами. В подвале стояли в полном порядке отдельные книжки журналов и отдельные тома собраний сочинений. Все это была записано в книгу в алфавитном порядке. Если нужен был какой-либо номер журнала, Максим Павлович мог моментально ответить, есть он или нет, и я немедленно приносил нужный номер. Номера журнала стоили на круг по 20 копеек, а отдельные тома из собраний сочинений до одного рубля. Следует сказать, что журналы доставались хозяину даром, потому что отдельно их не покупали, а брали в придачу» (153;. 11–12). Но Мельников был сравнительно крупным торговцем, и сама торговля для него были лишь средством наживы: книгу он знал плохо, а любил еще меньше, зато торговал хорошо. Петербургскими книжниками после гибели в огне знаменитого Апраксина рынка был облюбован только что выстроенный Александровский рынок. «Почти все тесные и маленькие на вид лавочки имели запасные помещения в подвалах, куда можно было попасть через люк на лестнице. В таких лавочках не все книги могли уместиться на полках, они лежали сложенными в штабелях, а то и просто в кучах на полу. Любители порыться в старых книгах подсаживались к штабелю или куче и разыскивали нужные им издания. В свое время посещали лавочки букинистов Александровского рынка артельщики – сборщики книг по заказам крупных торговых фирм Петербурга: М. О. Вольфа, И. Д. Сытина, А. С. Суворина и др. Приезжали сюда представители книготорговых фирм из Москвы и других городов. Бывал здесь и сам Маврикий Осипович Вольф, разыскивая книги по особым заказам, поступившим к нему из-за границы. Он хорошо знал серьезную иностранную книгу и владел несколькими западноевропейскими языками. Преуспевающий издатель и реакционный журналист Алексей Сергеевич Суворин был страстным библиофилом и также часто рылся здесь в грудах старых книг: «Стоит, бывало, чуть не на коленях около какого-нибудь ящика с книгами, роется в пыли, вскинет свои очки на лоб и близко, близко так воззрится в корешок какой-нибудь старой книги. Бывало, спросишь его:

– Неужели, Алексей Сергеевич, вы можете найти здесь что-нибудь интересное для себя?

– А то как же? Конечно! Настоящий библиофил везде сумеет сделать хорошее приобретение» (82; 43).

Такими же подвижниками книги были и бродячие, или «холодные», торговцы, продававшие свой разномастный товар на развалах или просто на ходу, с рук. Они хорошо знали крупных коллекционеров, знали, у кого есть интересные библиотеки, кто из их собирателей умер и чьи родственники по дешевке оптом сбывают старые коллекции. «Среди этой категории книжников были честные, хорошие люди, которым по воле судьбы пришлось работать на улице. Многие из них очень умело различными способами раздобывали интересные старые книги и проявляли при этом большую ловкость. Разгуливая по улицам, «холодный книжник» видел, как возле какого-нибудь дома нагружали на подводы проданную мебель, среди которой находились и книжные шкафы. «Значит, – смекал он, – должны быть и книги». В таких случаях иногда наталкивался он на книжные сокровища и покупал их. Отдыхает от долгих поисков такой книжник в садике, а мысли о добыче товара не покидают его и здесь. Он подсаживается к какой-нибудь старушке-няне, поиграет с детьми, разговорится и потихоньку выспросит, нет ли у них в доме ненужных книг, которые собираются выбрасывать, а он, мол, и деньги заплатит за них. Нет-нет, да и клюнет старушка на такое предложение, пригласит его в дом и продаст ненужные книги или принесет небольшую пачку книг в садик…

В большинстве своем «холодные книжники» были не просто торговцами, а людьми, которые действительно любили книгу. Некоторые из них имели грошовый заработок, жили очень скромно, но не переходили на работу с другим, более выгодным в смысле заработка товаром.

Существовали в те годы и уличные торговцы, которых называли «крикунами». Залежался у какого-нибудь мелкого издателя или книготорговца тираж книги – «горит капитал»… В таком случае приглашали «крикунов», у тех были помощники – «поэты», сочинители «крика». Сидя в чайной или пивной, они обсуждали намеченную для продажи книгу и сочиняли «крик». Так, например, для брошюры по домоводству был предложен «крик»: «Что делает жена, когда мужа дома нет». Несколько крикунов появлялись с этой книгой на оживленных улицах и привлекали внимание людей, пожелавших приобрести такое произведение. Книга бывала быстро распродана, «капитал» спасен, заработали и «крикуны» и их помощники «поэты». В зимнее время, даже в сильный мороз, эти труженики неизменно продавали свой книжный товар на улицах, потом делали небольшой перерыв, шли в чайную, чтобы погреться и пообедать. Здесь после обеда они тоже не оставались без дела, «криком» заинтересовывали присутствующих и продавали оставшиеся книги, содержимое их мешков таяло и таяло» (82; 35–39).

Конечно, большей частью товар всех этих букинистов, торговавших в магазинах, лавках, ларях, лотках и с рук, был бросовый, хотя и на него всегда находился потребитель. Но нередко они спасали от гибели подлинные сокровища. Так, Ф. Шилов спас огромный архив Булгаковых: были такие два брата, занимавшие должности директоров почтамтов в Петербурге и Москве. Люди это были весьма осведомленные, так как не стеснялись читать чужие письма, вплоть до императорских, да еще и в личной переписке делились прочитанным. Многие документы они просто копировали. Уже в начале ХХ в. 96-летняя фрейлина Булгакова, очищая дом от ненужных бумаг, выбросила семейный архив. Тряпичники случайно подобрали его и сложили в свой сарай, где можно было найти «разнообразнейшие товары, от костей и тряпок до драгоценнейших инкунабул и рукописей», а Шилов купил у них архив за 150 руб. В архиве оказалась 100-листная тетрадь с примерно 200 перлюстрированными письмами, в том числе Александра I М. И. Кутузову, около 500 донесений генерала Алексеева на имя Императора и министра Двора князя Волконского, множество подлинных писем А. А. Аракчеева и т. д.

Забытый ныне прозаик и поэт И. В. Федоров-Омулевский писал о букинистах: «О, подпившая муза моя, / Поддержи мою лиру, чтоб я, / Взяв пример с летописцев-подвижников, / Мог воспеть фарисеев и книжников / В Александровском рынке, гурьбой / Обступивших фасад лицевой… / О, сияющий книжной красой, / Александровский рынок ты мой!.. / Откровенно сказать вам, друзья, / Все вы плуты большие. Но я / Одобряю вас с искренним жаром…» (82; 50).

Думается, следует присоединиться к его мнению.

Если книжные магазины и лавки, развалы и бродячие книготорговцы, а иной раз и книжные издательства (например, И. Д. Сытин выстроил в Москве на Тверской огромный дом в стиле модерн для своего издательства, а на Маросейке – второй, еще более огромный) вписывались в городскую панораму и формировали фон города, на котором разворачивалась повседневная жизнь его обитателей, то библиотеки оказывались вне этого фона, и не потому что их было мало: просто они помещались в зданиях иного назначения – в губернских правлениях, дворянских собраниях, учебных заведениях, книжных лавках, частных домах, наконец. Специально библиотечным зданием был лишь огромный и сейчас украшающий Невский проспект дом Императорской Публичной библиотеки.