Читать онлайн «Введение в Лакана». Страница 18

Лакан утверждает: среди основных геометрических фигур, описанных Евклидом, – плоскости, линии, сферы – не хватает самой важной. Эта фигура – кольцо. Значение кольца состоит в том, что оно демонстрирует пространство первичной дифференциации внешнего и внутреннего. В 1950-е годы Лакан говорит о кольце, подчеркивая, что любая точка в его центре находится и в пределах кольца, и за его пределами.

Впоследствии на смену кольцу в топологии Лакана приходит лента Мёбиуса. Эта фигура показывает переходность в психоанализе фундаментальных оппозиций структурализма – внешнее/внутреннее, означающее/означаемое, любовь/ненависть, сознательное/бессознательное. Один элемент оппозиции незаметно перетекает в другой. Так, бессознательное не спрятано в глубине, где-то под сознанием. Оно вне такого рода топологии. Оно лишь оставляет следы, осмысляемые сознанием. Оно – в сознании. Оно всегда уже на поверхности и его никогда на поверхности нет.

С начала 1970-х годов интерес Лакан смещается с простых поверхностей, к каковым относится и лента Мёбиуса, к сложным пространственным фигурам – к узлам. Топология, для Лакана, – совершенно неметафорический способ изучения символического порядка и его взаимодействия с реальным и воображаемым. Топология не представляет структуру. Топология и есть структура.

Постепенно Лакан обнаруживает особый узел – борромеев. Этот узел включает три связанных друг с другом кольца. Все кольца равны между собой. Каждое кольцо связано с двумя другими. Эти три кольца были в XIV веке символом миланской семьи Борромео.

Лакан начинает разговор о борромеевом узле на семинарах 19J2/73 годов, и посвящает следующий учебный год его детальному анализу. Бор-ромеев узел связывает воедино три порядка – воображаемый, символический, реальный. Три кольца это, прежде всего, три отверстия, три нехватки, три дыры. Дыра в символическом – описанное Фрейдом первовытеснение. Дыра в воображаемом – фаллос как пробел в образе тела, причем независимо оттого, идет ли речь о мальчике, или о девочке. Дыра в реальном это пропасть между полами, представляющая формулу: сексуальных отношений не существует. В отверстиях зарождаются и разворачиваются влечения – оральное, анальное,голосовое и зрительное.

Борромеев узел представляет как независимость каждого кольца, так и их зависимость друг от друга: если одно кольцо убрать, два других тоже освобождаются. На семинарах 1975/76 годов Лакан описывает этот распад колец, обретение ими независимости как психоз. При этом он описывает случай, когда цепочка из трех колец рассыпается, но психоз не наступает, поскольку обнаруживается еще одно, четвертое кольцо, скрепляющее порядки. Это кольцо Лакан называет словом синтом.

Вслед за Фрейдом Лакан говорит: невротический симптом – след бессознательного, компромиссное образование, возникающее в результате конфликта между желаниями. Вслед за Фрейдом Лакан осмысляет симптом как возврат вытесненного, только вот возвратом его уже назвать нельзя, поскольку аналитик видит в симптоме скорее будущее, чем прошлое. Вслед за Фрейдом Лакан слышит, как в ходе психоаналитического сеанса симптом выговаривается, как бессознательное проговаривается. В «Римской речи» Лакан говорит о разрешении симптома в анализе языка, поскольку сам он, этот симптом, структурирован как язык. Симптом – язык, речь которого должна быть высвобождена.

В разные годы Лакан отождествляет симптом с различными чертами языка. Так в 1953 году он говорит: симптом – означающее. Именно это позволяет ему утверждать отличие психоаналитических представлений о симптоме от представлений медицинских. По Лакану, симптом вообще был изобретен не Гиппократом, а Марксом. Подобно товарному фетишу, симптом укоренен в социальном. Если симптом – это означающее, то он не может быть чем-то универсальным. Каждый симптом – уникальный продукт, созданный неповторимой историей субъекта. Кроме того, если симптом – означающее, то нет жесткой связи между ним и невротической структурой субъекта. Сам по себе симптом не может быть истерическим или обсессивным. Симптом не может служить основанием для диагностики расстройства. Чтобы сказать, у этого пациента – невроз навязчивых состояний, а у того – истерия, нужно основываться не на предъявляемых им симптомах, а на том вопросе, который заставляет человека говорить.

Помимо формулы «симптом это означающее» у Лакана, конечно же, есть и другие представления. Иногда он отождествляет симптом не с означающим, а с процессом означения, с обретением значения, с истиной. В 1957 году Лакан говорит: симптом – это метафора. Причем, то, что симптом – метафора, метафорой не является. Будучи метафорой, симптом оказывается вписанным в текст.

Еще один подход, кибернетически-психоаналитический: симптом – это послание. В 1961 году Лакан говорит, что симптом – это загадочное послание, которое субъект воспринимает как послание из реального, не догадываясь о том, что отправлено оно им самим.

Понимание симптома достаточно резко меняется у Лакана в 1962 году, когда он начинает осмыслять его не только в терминах лингвистики, но и как наслаждение, которое не поддается истолкованию. Симптом – не обращение к Другому, а никому не адресованное наслаждение. В конце концов, в 1974 году переосмысление симптома приводит к введению нового понятия – синтом.

Sinthome. Такова была орфография этого слова в XIV веке. На семинарских занятиях 1975/76 годов Лакан показывает, что симптом тождественен письму, поскольку, он организован подобно ребусу, исходя из комбинаций букв, и поскольку он подлежит расшифровке. Теперь симптом = означающая буква + наслаждение. Симптом – то, что позволяет жить, согласно уникальной организации наслаждения. Откуда и переосмысление задачи психоанализа: окончание анализа подразумевает идентификацию с синтомом. Синтом, подобно букве и наслаждению, подобно галлюцинации, возвращается из реального.

Семинарские занятия этого года связывают интерес Лакана к топологии и математике, которым был посвящен предыдущий год, с исследованием особенностей текста Джеймса Джойса. Синтом пронизывает борромеевы кольца воображаемого, символического, реального. Синтом связывает их, удерживает от распада, к которому они центробежно устремлены.

16 июня 1975 года Лакан открывает в Париже 5-й международный симпозиум по Джойсу. Он выступает с лекцией, которую называет «Симптом-Джойс». Лакан показывает: письмо Джойса – аппарат, сущность, абстракция симптома. Читатель «Поминок по Финнегану» сталкивается с буквальной травмой языка. Используя слово синтом вместо симптома, Лакан подчеркивает: симптом – замена истины, синтом – сама истина.

Вслед за Фрейдом Лакан обращается к литературе. Для понимания функции означающих примером ему послужил рассказ о похищенном письме Эдгара По, для понимания симптома – само письмо Джеймса Джойса. Лакан оказался вовлеченным в жизнь писателей уже в юности, в 1920-е годы. Он посещает книжную лавку Адриенна Моннье «Шекспир и Ко.», где встречается с Андре Жидом и Полем Клоделем, а в 1921 году – с Джеймсом Джойсом, который читал здесь главы своего «Улисса». Лакан сохраняет интерес к творчеству этого писателя на протяжении многих десятилетий.

Письмо Джойса – не просто так называемый поток сознания, близкий автоматическому письму сюрреализма. Письмо его – история о невыразимых содержаниях, которые можно назвать даже не симптоматичными, а синтональными. Основа этого феномена психотическая – провал Имени Отца. Однако симптома как такового нет, поскольку его компенсирует само письмо, искусство письма. В истории с Джойсом речь идет не о болезненном симптоме, а о симптоме сделанного писателем открытия – возможности преодоления витального дефекта. Синтом Джойса – и его симптом, и преодоление симптома. Письмо Джойса вместо психотической симптоматики дает синтоматическое наслаждение.

Лакан понимает теперь невозможность полного истолкования симптома. В симптоме имеются длительности, не интегрируемые в язык. Теперь симптом в духе Маркса позволяет бросить вызов тирании, диктату говоримости. Симптом – признак сопротивления. Знак частной этики.

Лакан убежден: этические вопросы занимают центральное место в психоаналитической практике. Для него статус бессознательного не онтологический, а этический. Ничего странного, что этике в психоанализе он посвящает целый учебный год. На семинарских занятиях 1959/60 годов Лакан показывает, – этика Фрейда – этика в духе Спинозы: единственное, в чем можно быть повинным, – пойти наперекор собственному желанию. Основным тезисом лакановской этики становится лозунг «не отступайся от своего желания!»

Этические сложности в психоанализе возникают уже с фрейдовского противопоставления общественной морали «аморальным» сексуальным влечениям субъекта. Этот конфликт, по Фрейду, ответственен за невротизацию. В 1920-е годы, однако, такое противопоставление становится для него неоднозначным. В отношениях субъекта с моралью появляется «внутренний» посредник– инстанция сверх-я.