Читать онлайн «Психология масс и фашизм». Страница 10

Проблема раскола с точки зрения психологии масс

Теперь мы начинаем понимать, что экономическая и идеологическая ситуация масс необязательно должны совпадать и в действительности между ними существует значительный разрыв. Экономическая ситуация не преобразуется непосредственно в политическое сознание. Если бы дело обстояло таким образом, тогда произошла бы социальная революция. В соответствии с указанной дихотомией общественного состояния и общественного сознания исследование общества необходимо осуществлять в двух различных направлениях. Несмотря на производность психологической структуры от экономического существования, для понимания экономической ситуации необходимо применять иные методы, чем для понимания характерологической структуры: в первом случае – социально-экономические, во втором – биопсихологические. Покажем это на простом примере. Когда рабочие, голодающие из-за снижения заработной платы, объявляют забастовку, такое действие определяется непосредственно их экономическим положением. Это относится и к голодному человеку, который ворует продукты питания. Воровство продуктов питания голодным и забастовка эксплуатируемых рабочих не нуждаются в дальнейших психологических пояснениях. В обоих случаях идеология и действие соответствуют экономическим затруднениям. Экономическая ситуация и идеология совпадают друг с другом. Реакционная психология обычно объясняет воровство и забастовку, основываясь на предположении о наличии иррациональных мотивов, что неизменно приводит к реакционным выводам. Социальная психология видит проблему в совершенно ином свете. В объяснении нуждаются не факты воровства голодными и забастовок, проводимых эксплуатируемыми людьми, а причины, по которым большинство голодных не воруют и большинство эксплуатируемых не бастуют. Таким образом, социальная экономика может дать полное объяснение социальному явлению, которое служит разумной цели, т. е. удовлетворяет непосредственную потребность, отражает и делает выпуклой экономическую ситуацию. С другой стороны, социальноэкономическое объяснение утрачивает силу в тех случаях, когда мысли и действия человека не соответствуют экономической ситуации, т. е. иррациональны. Вульгарный марксист и ограниченный экономист, не принимающие психологию, бессильны разрешить такое противоречие. Чем больше социолог ориентируется на механицизм и экономизм, тем легче он может стать жертвой поверхностного психологизма в области массовой пропаганды. Вместо исследования и разрешения психологических противоречий, присущих представителям широких масс, он либо прибегает к лицемерию, либо объясняет националистическое движение «массовым психозом» [5] . Поэтому отправной точкой массовой психологии служит неадекватность непосредственного социально-экономического объяснения. Означает ли это, что массовая психология и социальная экономика преследуют противоположные цели? Нет. Ибо мышление и действия масс, которые противоречат непосредственной социально-экономической ситуации (т. е. иррациональные мышление и действия), сами являются результатом предшествующей, старой социально-экономической ситуации. Для объяснения вытеснения социального сознания обычно обращаются к так называемой традиции. И тем не менее до сих пор не было осуществлено ни одного исследования, чтобы определить, что представляет собой «традиция», какие психические элементы она формирует. Ограниченные экономисты неоднократно упускали из виду тот факт, что основная проблема заключается не в осознании рабочими своей социальной ответственности (это не требует доказательств), а в том, что препятствует развитию такого сознания ответственности.

Незнание характерологической структуры народных масс неизменно приводит к постановке бесполезных вопросов. Например, коммунисты утверждают, что неправильная политика социал-демократов позволила фашистам захватить власть. В действительности такое объяснение ничего не объясняет, так как именно социалдемократы обольщали народ несбыточными надеждами. Короче говоря, такой подход не привёл к новому виду действий. Объяснение успеха политической реакции в форме фашизма тем, что она «запутала», «развратила» и «загипнотизировала» массы, столь же неэффективно, как и другие объяснения. Фашизм будет преследовать эту цель до тех пор, пока будет существовать. Такие объяснения неэффективны потому, что не предлагают выход. Опыт учит нас, что такие разоблачения не в состоянии убедить массы, сколь бы часто они ни повторялись. Другими словами, одного социально-экономического исследования недостаточно. Не будет ли точнее такая постановка вопроса: какой процесс протекал в массах, в результате которого они не смогли понять цель фашизма? Такие утверждения, как: «Рабочие должны осознать…» или «Мы не поняли…» – совершенно несостоятельны. Почему рабочие не осознали? Почему они не поняли? Вопросы, послужившие основой для дискуссии между правыми и левыми в рабочих движениях, также следует признать бесплодными. Правые утверждали, что рабочие не имеют склонности к борьбе; с другой стороны» левые опровергали это утверждение, заявляя, что рабочие по своей сути революционны и утверждение правых свидетельствует об измене революционным идеям. Поскольку в обоих случаях не учитывается проблематика в полном объёме, оба утверждения следует признать механистическими. При реалистической оценке следовало бы указать, что средний рабочий заключает в себе определённое противоречие, а именно: у него отсутствует ясная очерченность как революционности, так и консервативности. Основой его психологической структуры служит, с одной стороны, социальная ситуация (которая готовит почву для революционных отношений), а с другой стороны – общая атмосфера авторитарного общества. При этом обе основы противоречат друг другу.

Выявление такого противоречия и точное знание механизма приведения в столкновение реакционной и прогрессивно-революционной сторон в самих рабочих имеют огромное значение. Это откосится и к средней буржуазии. Её протест против «системы» вполне можно объяснить, хотя с социально-экономической точки зрения нелегко понять, почему, несмотря на ужасающее обнищание средней буржуазии, она испытывает страх перед прогрессом и переходит на сторону крайней реакции. Короче говоря, средняя буржуазия также заключает в себе противоречие между чувствами протеста и реакционными целями и содержанием.

При анализе конкретных экономических и политических факторов, которые непосредственно привели к войне, мы не даём им полного социологического объяснения. Дело в том, что такие факторы, как стремление Германии накануне 1914 года к захвату железных рудников (в Бри и Лонжи), индустриального бельгийского центра и к расширению своих колониальных владений на Ближнем Востоке или имперские устремления Гитлера к бакинским нефтяным скважинам, заводам Чехословакии и т. д., – составляют лишь часть общей картины. Несомненно, экономические интересы немецкого империализма были непосредственными решающими факторами, но при этом не следует преуменьшать роль психологии масс как основы мировых войн. Необходимо задать вопрос: как могло случиться, что психологическая структура масс впитала империалистическую идеологию и превратила империалистические лозунги в деяния, диаметрально противоположные мирным, аполитичным настроениям населения Германии? Утверждение о том, что причиной этому послужило «ренегатство руководителей Второго Интернационала», следует признать недостаточным. Почему бесчисленные массы свободолюбивых рабочих с антиимпериалистической ориентацией позволили, чтобы их предали? Боязнью последствий сознательного протеста можно объяснить лишь незначительное число случаев. Те, кто прошёл мобилизацию 1914 года, знают, что в рабочих массах царили различные настроения: от сознательного отказа со стороны меньшинства до странной покорности судьбе (или полной апатии) самых широких слоёв населения и вплоть до воинственного воодушевления не только в среде средней буржуазии, но и в различных слоях промышленных рабочих. Несомненно, в психологической структуре масс апатию одних и энтузиазм других людей следует отнести к исходным моментам, обеспечившим возможность войны. Психологию масс, участвовавших в обеих мировых войнах можно понять только с сексуально-энергетической точки зрения, которая заключается в следующем: империалистическая идеология внесла конкретные изменения в структуры характера рабочих масс для обеспечения их соответствия требованиям империализма. Сказать, что социальные потрясения вызываются «военным психозом» или «одурачиванием масс», – значит ничего не сказать. Такие объяснения ничего не объясняют. Кроме того, полагать, что можно достигнуть своей цели только с помощью одурачивания масс. – значит недооценивать массы. Дело в том, что каждый общественный строй создаёт в массах своих членов психологическую структуру, которая необходима ему для достижения своих основных целей [6]. Без создания такой психологической структуры в массах не могла бы состояться ни одна война. Между экономической структурой общества и массовой психологической структурой членов данного общества существует важная взаимосвязь, для которой характерны две особенности: господствующая идеология является идеологией правящего класса и, что более важно для решения конкретных политических задач, противоречия экономической структуры общества включены в психологическую структуру порабощённых масс. В противном случае было бы непонятно, каким образом экономические законы общества обеспечивают достижение конкретных результатов только на основе деятельности масс, подчиняющихся этим законам.