Читать онлайн «Красота». Страница 41

Законы формальной логики, как известно, есть совершенно необходимые требования правильности, связности, завершенности понятийного мышления вообще и научного — в особенности. Без соблюдения этих законов мысль теряет логическую основу, перестает быть орудием познания. Формальная логика — это фундаментальное условие понятийного познания действительности.

Законы формальной красоты, как мы стремились показать, есть необходимые требования образности непосредственного познания и художественного творчества в особенности. (Напомним в этой связи, что познание научное — также духовно-творческий процесс.) Несоблюдение требований законов формальной красоты ведет к неспособности образно воспринимать действительность, к эстетическому бессилию, к разрушению самой основы образного отражения. Законы формальной красоты, следовательно, также являются фундаментальным условием познания действительности, протекающего здесь уже не в понятийной, но в образной форме.

Законы формальной логики являются законами правильного мышления потому, что в них, в самом общем виде, зафиксирована отраженная сознанием объективная логика вещей, прежде всего внутренняя определенность и цельность всякого, взятого в самом себе явления действительности. Таким же, но не логическим, а непосредственным, правильным отражением в сознании объективной логики вещей оказывается и следование формальным эстетическим законам.

В гносеологическом смысле те и другие есть отражение в сознании объективных закономерностей, обеспечивающее правильность познания. По своей функции в процессе познания как те, так и другие законы выступают в виде условия и залога результативности этого процесса. Наконец, по своему происхождению, в генетическом аспекте, законы формальной логики и формальной красоты равно являются эмпирическими правилами двух различных форм познания, параллельно возникшими во мраке тысячелетий, в процессе зарождения и развития диалектики человеческого сознания.

Но, несмотря на их многоаспектную близость, формально-логические и формально-эстетические законы настолько же принципиально различны, настолько отрицают друг друга, насколько различны и диалектически отрицают друг друга сами формы понятийного и образного отражения.

Если законы формальной логики заключены в нескольких абстрактных, раз навсегда данных, универсальных формулах правильного мышления, в которые можно вместить любое конкретное содержание, то следование эстетическим требованиям всякий раз неповторимо индивидуально, как индивидуальны и сами образно познаваемые явления. Нет и не может быть композиции вообще, хотя каждый художник в каждом произведении занят ее поисками, нет колорита вообще, нет абстрактной пластики, как нет и единой схемы образного познания и художественного преобразования естественных или общественных явлений. Эстетический закон, сформулированный логически, — это лишь логическое обоснование возможности и необходимости собственно эстетического, эмоционального требования образного раскрытия действительности. Поэтому эстетические требования могут быть всякий раз лишь весьма приблизительно обозначены логически. С другой стороны, как отмечалось, например, компоновка всегда конкретного, данного художественного произведения (а иной она быть и не может) уже не есть просто следование абстрактно-логически изложенному требованию красоты композиции, но абсолютно индивидуальное всякий раз новое эстетическое преобразование неповторимого, единственного момента бытия.

Когда мы теоретически исследуем формальные эстетические законы, то есть пытаемся обосновать их специфику и природу, как это имеет место в наших нынешних рассуждениях, когда хотим сформулировать, что значит найти композицию или найти сочетание цветов, мы поневоле идем путем логического анализа, почему и испытываем немалые трудности. Когда же, непосредственно созерцая природу или произведение искусства, мы воспринимаем их эстетически, мы отдаемся своему эстетическому восприятию, и лишь оно одно свидетельствует о том, красиво ли то, что мы видим перед собой, и отвечает ли данная работа художника требованиям эстетических законов — скомпонована ли она, гармонична ли, ритмична ли и т. д., есть ли в ней образное, художественное начало — искусство перед нами или нет. Причем все это вовсе не отрицает, как уже неоднократно отмечалось, любой степени логического опосредования и осмысления процесса. Однако сам процесс — не логическое, но непосредственно-образное, всегда личное и интимное достояние индивидуального сознания.

Профессиональное — в собственном смысле слова — образование художника заключается поэтому, прежде всего, в воспитании его эстетических способностей. Вся система профессионально-художественного обучения имеет главной целью развить и воспитать эстетические способности в соответствии с требованиями образного познания и преобразования, вне которых нет искусства, точно так же, как вне логического мышления нет научного познания.

Мы видим, что как несомненное, причем принципиальное соответствие, так и столь же принципиальное различие между формально-логическими и формально-эстетическими законами определяются диалектическим единством и противоположностью двух форм отражения объективной реальности — абстрактно-понятийной и образно-непосредственной. Диалектическое единство этих двух форм отражения в их развитии и взаимодействии, развертываясь и во времени, и во все большей дифференциации и расширении различных сфер познания и творчества, составляет безграничное богатство и непреодолимую мощь духовного овладения объективной реальностью.

Итак, подводя первые итоги анализа процесса эстетического отражения, мы должны заключить, что сущность этого своеобразного раскрытия глубинных взаимосвязей явлений заключается в его образно-непосредственной природе. Понятие «эстетическое», к чему бы оно ни относилось — к восприятию красоты естественных или общественных явлений, к художественному творчеству или к восприятию результатов последнего, — означает в своей гносеологической основе не что иное, как «образное». При этом традиционная связь содержания понятия «эстетическое» со всей сферой ощущения прекрасного получает исчерпывающее объяснение. Она обусловлена тем обстоятельством, что эмоциональное переживание красоты во всех случаях есть результат образно-непосредственного проникновения сознания в сущность явлений, глубинная диалектическая взаимосвязь которых и вызывает при ее эстетическом восприятии это светлое, радостное чувство.

Можно сказать, что понятие «эстетическое» так же, как и понятие «гармония», представляет собой своеобразный перевод общефилософских категорий на специфический язык философской эстетики. В этом, разумеется, нет ничего зазорного ни для того, ни для другого понятия, тем более, что перевод этот добавил к содержанию каждого из них и известный новый смысл.

Выше говорилось, что если понятие всеобщей диалектической взаимосвязи явлений и процессов действительности в общефилософском значении определяет одну из наиболее глубоких сущностей мироздания безотносительно к ее образному восприятию, то понятие «гармония» (являющееся в известном роде философско-эстетическим синонимом первого понятия) в то же время предполагает, что образно-непосредственное восприятие гармонических явлений и процессов становится объективной основой субъективного переживания прекрасного. В иной связи для специальной науки — философской эстетики — это понятие не представляет никакого интереса.

Точно так же и понятие «непосредственное восприятие» вне философской эстетики определяет лишь один из первых этапов познания теоретической истины, а понятие «образ» выступает в качестве определения наглядности зрительного представления в общей структуре логического познания или технического проектирования. Понимаемая же как «эстетическое» образная непосредственность отражения предполагает все рассмотренные выше специфические именно для эстетики инварианты значений, начиная от проникновения в гармонические взаимосвязи явлений и кончая связанным с образным, непосредственным познанием ощущением красоты.

В процессе нашего изложения неоднократно подчеркивалась роль эмоционального начала при восприятии красоты действительности и искусства. Личностный, интимный момент здесь весьма существен. Как отмечалось, такой момент при восприятии красоты общественных явлений обретает особый смысл, так как в этом варианте субъективное начало эстетического восприятия совершенно недвусмысленно начинает выражать исторически и классово детерминированное общественное сознание. Индивидуальная субъективность становится персонифицированным выражением деятельной классовой субъективности, и эстетические симпатии и антипатии в конечном счете предопределяются более или менее осознанными целями общественного развития.