Читать онлайн «Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма». Страница 28

Илл. 52

У орочей перед сезоном охоты приносили в жертву духу-хозяину зверей (тигру) собаку, затем две палочки с вырезанными на них человеческими лицами (их называли «деревянные языки») смазывали кровью жертвенной собаки и таким образом передавали просьбу об удаче на промысле [Штернберг 1933, с. 439–440; Березницкий 1999, с. 103]. Аналогичные функции имели заструганные особым образом деревянные палочки инау у айнов, которые, по мнению Л. Я. Штернберга, являлись «деревянным человеком, оратором или посредником между богами (камуи) и людьми, душа которого обладала способностью быстро и красноречиво сообщать божествам о потребностях человека» при помощи специальных стружек-«языков», вырезавшихся на инау ножом [Штернберг 1933, с. 622–626]. Существовало несколько разновидностей этих ритуальных артефактов, предназначенных для разных целей. Например, изображенная на илл. 52 тэхорокакэп инау употреблялась в обрядах почитания предков и при жертвоприношениях божествам [Спеваковский 1988, с. 104].

У алтайцев специальные набивные куколки из коричневой материи или кумача (от двух до девяти штук) прикреплялись к задней части одежды шамана (маньяк, мандьяк, манчжак). Рядом с ними иногда пришивалась их одежда («шуба») в виде кусочка ткани, напоминавшего по форме летящую птицу. Эти фигурки символизировали «девять дочерей Ульгеня», «небесных дев», повелителей хорошей погоды и играли роль посредников между Ульгенем и шаманом, способствуя последнему во время его «путешествий по небу» [Иванов 1979, с. 81]. У кетов шаманами использовались деревянные антропоморфные фигурки с прикрепленными к ним медными птичками, которые, согласно распространенным верованиям, должны были приводить душу шамана во время камлания в места пребывания душ предков [Иванов 1970, с. 130].Типичные фигурки духов-помощников шамана – см. илл. 53, ульчи и цв. вкл. 4, нанайцы [Смоляк 1991, с. 95, рис. 9 и цв. вкл.].

Илл. 53

Медиаторами между людьми и духами являлись также куколки, изготавливавшиеся у орочей при рождении близнецов, поскольку считалось, что отцом одного из близнецов является дух-тайги или дух-хозяин зверей – медведь. Поэтому эти куколки доставали во время медвежьего праздника для кормления [Березницкий 1999, с. 94–96].

У горных таджиков перед началом обжига посуды изготовлялись две куклы-«женщины» (или «женщина» и «мужчина»), которые во время обжига помещались неподалеку от огня. Рядом с ними по обеим сторонам садились пожилые, уважаемые женщины, которые разговаривали с куклами и кормили их из специальной посуды. По окончании обжига кукол прятали в «чистом» месте дома, а затем хоронили на кладбище [Пещерова 1929, с. 37].

Употребление куколок как вещей-медиаторов и вещей-заместителей широко засвидетельствовано в народной медицине. У узбеков Самарканда простейшие куколки-крестовины из двух прутьев с тряпичной головой изготавливали матери больных коклюшем детей и оставляли на кладбище после исполнения молитвы хазрету (святому) Джелаль-эт-дину, во время чего больной должен был выпить воду, налитую в углубление в мраморной намогильной плите [Ботякова 1995, с. 168]. Таджики и узбеки Ферганы и Кашгара в аналогичном случае делали кукол в синей одежде, относили их на мазар и ставили перед ними в глиняных чашках еду – обычно гороховую похлебку со свеклой [Пещерова 1957, с. 87]. Удмурты применяли в лечебной магии (обряды «бросания или похорон куклы» – мунё куштон или мунё ватон) куколки «мужчины» и «женщины» в виде небольшой (с четверть длиной) осиновой палочки с расщепленным концом, в который защеплялась копеечная монета и кусочек мяса жертвенного животного (утки или ласки), обернутой сверху красным ситцем [Верещагин 1889, с. 39, 40, 91; Максимов 1925, с. 86–90].

Применение кукол в качестве предметов-заместителей в лечебных магических практиках может иметь разные мотивации. У узбеков Дербента куклы, использовавшиеся в детских играх, могли зарываться в могилу в случае болезни кого-либо из близких умершего. Покойник, согласно поверьям, требует к себе заболевшего, поэтому вместо нее подкладывали куклу [Ботякова 1995, с. 169]. С обрядом мунё куштон связано поверье, что женщину поражает болезнью та кукла, с которой она играла, будучи девочкой [Верещагин 1889, с. 40]. В этой связи можно отметить, что у тюркских и монгольских народов (например, у алтайцев) тряпичные куклы считались воплощением духов-предков женщин и передавались по наследству по женской линии [Иванов, 1979; МС 1991, с. 634, ст. «Эмегельджи»]. Роль куклы в приданом и ее воздействие на плодородие невесты хорошо отражена в обрядности многих народов Дальнего Востока [см., например: Богораз-Тан 1934, с. 49].

Описанные выше случаи позволяют сделать вывод, что важнейшей функцией обрядовых кукол и антропоморфных фигурок-фетишей является установление связи между миром людей и миром богов, между профанным и сакральным. Будучи посредником, кукла одновременно выступает как представитель этих двух миров. Поэтому с ней могут обращаться двояко. В обрядовой ситуации это высоко ценимый сакральный артефакт, а вне ее он, как и обычная вещь, может быть подвергнут разрушению или уничтожению. Коммуникативные функции куклы на уровне акционального кода выражаются в различных действиях, символизирующих ее отправку и путешествие в мир иной: от захоронения до сжигания или помещения ее в особые сакральные локусы, которые нередко превращаются в специальные хранилища такого рода фигурок. Кроме того, коммуникативные функции обрядовых кукол могут обозначаться специальными атрибутами, вроде «языков» айнских куколок инау. Существуют также межпоколенные способы коммуникации, когда передача ценной сакральной информации, воплощенной в обрядовых куколках, развернута в истории и осуществляется путем передачи этого предмета от матери к дочери.

Антропо– или зооморфные куколки нередко представляют собой своеобразные заместительные жертвы. Так, по свидетельству Геродота, египтяне-бедняки вместо настоящей свиньи «вылепливают фигурки свиней из пшеничного теста, пекут их и приносят в жертву» Исиде [Рак 2000, с. 301]. Индейцы майя во время праздника в честь бога Яш Коках Мут приносили в жертву головы индюков, хлеб, напитки из кукурузы и сделанных из глины собак с хлебом на спине, с которыми старухи совершали ритуальный танец [Диего де Ланда 1994, с. 172].

У кетов обитающий в доме покровитель и охранитель дома, семьи, очага, помощник человека в борьбе с бедами, болезнями, злыми духами, алэл, имел предметное воплощение в виде деревянной фигурки человека, одетого в звериные шкурки или в тряпки – см. илл. 54, дух-покровитель дома «алэл» [Иванов 1970, с. 129, рис. 115, кеты].

Илл. 54

Изображение алэла тщательно хранилось и переходило из одного поколения в другое, так как считалось, что если преемственность поколений будет нарушена, дух покинет свое изображение. Как правило, алэл исполнял многие функции: охранял домашний очаг, помогал в домашних делах, ухаживал за детьми, предсказывал будущее, в том числе приближение чьей-либо смерти. Известны также примеры специализированных алэлов, например, алэл против мышей или алэл против болезней. Все домашние алэлы рассматривались как вполне материальные по своей природе существа женского пола, действовавшие в основном по ночам. Поэтому на ночь обитатели дома оставляли пищу перед их изображениями в задней половине чума, за очагом [Иванов 1970, с. 127; Алексеенко 1971, с. 33; МНМ 1987, с. 644]. У кумандинцев фигурки духов-охранителей дома ургенези (шалыгов) делали парными: одна из них изображала мужа, другая – жену. Эту пару куколок прикрепляли к передней стене дома, если кто-то в семье заболевал, их окропляли брагой [Иванов 1979, с. 24]. Шалыги могли выполнять также функции духов-покровителей охоты – см. илл. 55 [Иванов 1979, с. 27, рис. 23].

Илл. 55

Обережная функция антропоморфных фигурок, непосредственно связанная с их фетишизацией, проявляется, например, в обычае вывешивать над дверью вниз головой тряпичные куколки, чтобы уберечься от «богинки» [Виноградова 2000, с. 54]. Нередко такие куколки замуровывались в фундамент или в стену здания при строительстве. И. Эренбург вспоминает, что когда в 1934 г. во время путешествия по Русскому Северу он был в Архангельске, «там с величайшими усилиями взрывали здание таможни петровского времени. В стене нашли ларец, а в ларце деревянную Венеру. „Куклу“ сломали» [Эренбург 1967, с. 46]. В поздних интерпретациях куколку или иные предметы строители помещают в кладку, чтобы отомстить или навредить хозяину, например, за недостаточно щедрое вознаграждение. У чувашей во время моления, посвященного созреванию и уборке яровых, а также приплоду скота «пысак учук» («ман учук», «чукдуртри»), проводившегося раз в девять лет, на месте моления (обычно на чистой и ровной лужайке, ни в коем случае не на киреметище) оставляли куклы и монеты, которые строго возбранялось уносить с этого места «под страхом сильно захворать» [Салмин 1994, с. 25; Салмин 2007, с. 80]. В качестве типологической параллели можно указать на обычай вывешивать аналогичные куколки, посвященные божествам-покровителям ларам, в семейных святилищах римлян, возводившихся обычно на перекрестках дорог. Причем если куклы символизировали глав семейства, то от рабов вывешивались шерстяные шарики [МС 1991, с. 312, ст. «Лары»].