Читать онлайн «Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада». Страница 14

Приверженность данному принципу во многом объясняла то, что долгое время Квебеку отказывали в предоставлении конституционно закрепленного особого статуса. Однако его предоставление не только ликвидировало сепаратистские тенденции в этой франкоязычной провинции, но и вызвало претензии со стороны ряда англоязычных провинций на получение такого же статуса.

В Австралии это было сделано еще в 1970-е гг.: правительство сняло ограничения на въезд в страну иммигрантов в зависимости от их этнокультурных признаков в рамках политики мультикультурализма. В результате «во многих анклавных поселениях страны вторым языком уже стал китайский. А в ряде кварталов говорят по-персидски, по-арабски, по-вьетнамски, по-тайски и на других “экзотических” языках». Сегодня это породило межэтнические и межконфессиональные конфликты и поспособствовало возникновению ряда националистических организаций белого «коренного населения».[119]

Однако, как считают некоторые отечественные авторы, «новый интерес и озабоченность этничностью в США [как и в других иммигрантских государствах. – В. С.] – это больше средство противодействия неравенству, отстаивания дополнительных прав и выстраивания солидарных коалиций в обществе жесткой конкуренции. А отчасти это уже “роскошь” культурных увлечений, которую может позволить себе в состоятельном обществе утвердившиеся бывшие иммигранты».[120]

Действительно, многие иммигранты-латиноамериканцы не считают себя американцами и не желают усваивать язык, культуру и мировидение белого большинства, хотя желают пользоваться всеми благами этой страны. В последнее время американское единство и идентичность подвергаются испытанию на прочность, тем не менее американскому обществу удается избегать раскола и радикализации политики. По мнению У. Альтерматта, принципиальный вопрос заключается в том, «имеет ли иммигрант точки соприкосновения с имеющими или не имеющими своей территории этническими, языковыми или религиозными общностями. В Европе иммигранты постоянно сталкиваются с местными жителями, которые защищают свои территории. Напротив, ассимиляция иммигрантов в Северной Америке проходит легче, поскольку люди воспринимаются там всеми просто как осколки национальностей, этносов и религиозных общностей, которые государство не гомогенизировало. Там, где культура и этнос не играют главной роли для дефиниции государства, иммигранты могут быстрее ассимилироваться с существующей культурой по социально-психологическим причинам, даже если они пока не имеют гражданства».[121]

Сторонники мультикультурализма настаивают на том, что только он оставляет возможность полноценной социальной интеграции новых иммигрантов. «Если мы примем два главных требования сторонников мультикультурализма, – утверждает, в частности, У. Кимлика, – а именно, что основные институты предвзяты в пользу большинства и что результатом этой предвзятости является ущерб важным интересам, связанным с идентичностью и осознанием себя как личности, то можно ожидать, что меньшинства будут чувствовать себя исключенными из “слепых к различиям” основных институтов и испытывать отчуждение и недоверие к политическому процессу. Тогда мы вправе предсказать, что признание мультикультурализма на самом деле укрепляет солидарность и способствует политической стабильности, убирая барьеры, препятствующие меньшинствам всем сердцем принять политические институты большого общества».[122]

И хотя подобную перспективу трудно назвать приемлемой в свете происходящих сегодня процессов, в Северной Америке, вероятно, нет реалистичной альтернативы политике мультикультурализма. Как отмечает выдающийся антрополог К. Леви-Стросс: «Не существует страны, которая бы была в большей степени, чем Соединенные Штаты Америки, продуктом слияний и смешений, и, несмотря на это, существует American way of life, который характерен для всех жителей страны, каким бы ни было их этническое происхождение».[123] Давая своему народу новую гражданскую идентичность, Америка не заставляла отказываться от собственной идентичности тех иммигрантов, которые не хотели с ней расстаться.

В Европе вплоть до второй половины ХХ в. альтернативой сегрегации и дискриминации этнических меньшинств, в том числе иммигрантских, была их последовательная культурная ассимиляция, т. е. безусловное принятие членами таких групп культурных образцов поведенческих стандартов принимающего большинства. В Америке этот подход получил политико-культурное оформление в известной метафоре «плавильного котла». «Предполагалось, что становление политической нации должно опираться на общую систему ценностей и единую культурную традицию. Культурные различия рассматривались как преодолимые, а вопрос об их совместимости не был предметом общественных дискуссий».[124]

Однако экономический бум 1960-х гг. и социальные завоевания рабочего и молодежного движений конца того же десятилетия привели к введению жестких правил регулирования рынка труда и целой системы социальных гарантий, открыли дорогу новой волне трудовой иммиграции в страны Запада. Были запущены механизмы привлечения дешевой и социально не защищенной рабочей силы из стран третьего мира – гастарбайтеров. Интеграция в западное общество гастарбайтеров, приезжавших на заработки, никого не интересовала, поскольку официально считалось, что эти рабочие приехали лишь на то время, которое указано в их трудовых контрактах, и, заработав денег, уедут назад, к своим семьям. Однако, как заметил известный швейцарский драматург Макс Фриш: «Доставляли рабочую силу, но прибыли живые люди». Они не уехали, напротив, их семьи стали приезжать Европу. Все ведущие страны Европы столкнулись с проблемой, возникшей из-за политики воссоединения семей, результатом которой стал значительный рост числа иммигрантов, не занятых общественно полезным трудом, что серьезно увеличивало нагрузку на социальную инфраструктуру государств Европы. В 1970-е гг., в условиях экономического и энергетического кризисов и в ходе структурной перестройки экономик стран Запада резко снизилась потребность в неквалифицированном труде, многие гастарбайтеры стали безработными, вступили в конкуренцию за рабочие места, в результате возникло дополнительное напряжение в социальной сфере. Все чаще ухудшение качества жизни и рост преступности связывали с присутствием иммигрантов.

Вместе с ростом инокультурной трудовой миграции начали нарастать и проблемы расизма, сегрегации, дискриминации,[125] которые получили не только экономическое, но и социокультурное измерение, поскольку в полной мере проявились серьезные культурные различия между «местными» и «пришлыми».

В результате массовая иммиграция создала ряд серьезных проблем для западных либеральных представительных демократий.

Так, если иметь в виду трудовых мигрантов (неграждан), то проблема состоит в том, как учесть интересы и предпочтения людей, вносящих значительный вклад в экономическую и социальную жизнь страны. Но как это сделать, если те, кто этот вклад вносит, не являются субъектами политической жизни и не имеют возможности влиять на события в рамках формальных демократических процедур?

Далее, если вести речь об иммигрантах, получивших гражданство и, следовательно, политические права, то встает другая проблема. Поскольку их образ жизни, мировоззрение, интересы могут серьезно отличаться от доминирующих в принимающих обществах, то весьма вероятно, что использование ими демократических процедур для реализации своих предпочтений может привести к изменениям в политике как на государственном, так и на местном уровне. Исследователи констатируют, что транснациональные интересы новых граждан вынуждают правительства включать в повестку дня новые вопросы, мобилизовывать новые группы электората, по-иному формулировать понимание интересов граждан, что приводит порой и к государственным преобразованиям.[126] Как на такие изменения будут реагировать коренные жители, и в какой мере потенциальные конфликты могут быть решены мирными средствами, в рамках демократических процедур? Практически общепринятым является утверждение, что транснационализм может привести к утрате значимости национальных идентичностей, принадлежности, лояльности к различным группам, что, в свою очередь, приведет к эрозии централизованной структуры государств, создаст угрозу для их целостности.[127] Одна из кризисных тенденций заключается в том, что государство не справляется с классической задачей социальной интеграции по причине ориентации людей на все более устойчивые транснациональные структуры.