Читать онлайн «Жизнь русского обывателя. От дворца до острога». Страница 15

Губернский чиновник конца XVIII в.

В 60-х гг. XIX в. стали появляться и знаки различия по чинам, сначала в ведомствах с мундиром военного покроя – бывших военизированных корпусах: лесном, горном, почтовом, путей сообщений, межевом (до 1864 г. чиновники этих ведомств считались офицерами и носили военную форму и знаки различия), а затем и в других ведомствах. Чиновники непременно желали походить на военных, поскольку военная служба была престижней, и ведомства настойчиво вводили наплечные знаки различия – погоны, то плетенные из плоского шнура, то тканые и даже штампованные из металлической фольги. Военное ведомство так же настойчиво противилось этому, и периодически наплечные погоны заменялись знаками различия на воротниках. В конечном счете, погоны оставили только чинам, работавшим «в поле» (то есть тем же лесным, горным, межевым и прочим чиновникам), так как это придавало им больше веса в глазах простого народа, плохо разбиравшегося в форменной одежде. А в начале ХХ в. погоны были оставлены только главам ведомств – министрам, их товарищам (заместителям), губернаторам и вице-губернаторам, а также чинам тюремного ведомства, служившим на острове Сахалин (последнем месте каторги). Все остальные теперь носили знаки различия на воротниках: на мундирах непосредственно в углах воротника, среди шитья, у кого оно было, а на вицмундирах, сюртуках и тужурках – на галунных или суконных либо бархатных клапанах с металлической окантовкой и просветами по группам чинов. И здесь у особ первых четырех классов звезды были большие, шитые, с блестками и сиянием, у штаб-офицерских чинов тоже шитые, но уже без сияния, а у мизерных обер-офицерских чинов – простые штампованные звездочки. Так что статские генералы были просто загляденье – все в золоте, а мизерабли… ну, они мизерабли и есть.

Шитый мундир был и дорог, и неудобен. Поэтому при «обыкновенной» форме, то есть непарадной и непраздничной, носили вицмундир («заместитель мундира») того же покроя, но без шитья. У старших чинов вицмундиром служил фрак с белой сорочкой, галстуком-бабочкой и со шляпой-цилиндром. А младшие чиновники носили в качестве вицмундирного платья затрапезный сюртук, бывший у старших уже дорожной формой, с простой фуражкой с околышем ведомственного цвета. Чинам, работавшим «в поле» (вне основных подразделений учреждения), в конце XIX в. дана была еще и тужурка, вроде короткого полупальто или матросского бушлата, к которой полагалось особое оружие типа охотничьего ножа установленной формы. При мундире же все носили шпагу, сначала пехотную, а с 1856 г. особую гражданскую, с коротеньким узким клинком и орнаментальным щитиком с государственным орлом под гардой, украшенную офицерским темляком; несчастные канцелярские служители, чина не имевшие, носили при сюртуке шпагу без темляка.

Так что чиновники не одним миром мазаны были. И действительный статский или тайный советник выглядел совершенным олимпийцем, небожителем перед замухрышкой-канцеляристом. Да и был им, презрительно не замечая младших чиновников, говоря им «ты», а в случае особого снисхождения подавая один или два пальца. Вспомним, какой трепет охватил гоголевских уездных чиновников, когда напившийся Хлестаков стал врать о своем высоком положении. Недаром чиновникам разных рангов полагались и различные формы обращения – титулование.

Парадный мундир сенатора

Все обладатели обер-офицерских чинов именовались «Ваше благородие», подобно нечиновным дворянам; следовательно, подразумевалось, что чин придает человеку благородство. Обер-офицеры – лица, имевшие чин, начиная с 8-го класса, титуловались «Ваше высокоблагородие» (значит, они считались благороднее обер-офицеров), но в 5-м классе (статский советник) титул был – «Ваше высокородие». Особы же первых четырех классов, то есть генералы, именовались «Ваше превосходительство» и «Ваше высокопревосходительство». Чин определял все. Даже дворянин, не имевший чина, был ограничен в правах: он не мог участвовать в дворянских выборах и, невзирая на возраст, именовался в официальных бумагах «недорослем» (так в XVII и в начале XVIII в. звали юных дворян, еще не вступивших на службу, не доросших до нее). Именно чином определялся общественный статус человека: перед генералом, пусть и беспоместным и незнатным, заискивали, его в любом случае – даже вне службы, даже дамы в гостиных – титуловали «Вашим превосходительством», а пусть и богатый, но нечиновный дворянин был в пренебрежении. Еще выше ценились придворные чины и звания. Даже камер-юнкерство, пусть и при невысоком чине, придавало большой вес человеку, особенно в провинции, не говоря уж о камергерстве, хотя камер-юнкер и камергер с 1809 г. были не чинами, а только почетными придворными званиями, не сопряженными со службой при дворе.

Для разночинцев, имевших право государственной службы, наиболее вожделенным был чин не генеральский (до него мало кто доходил), а 8-го класса – коллежского асессора: до 1845 г. он давал права потомственного дворянства. С 1809 г. для получения 8-го класса требовалось представить университетский аттестат или сдать специальный экзамен при университете; правда, в 1834 г., с ростом общего уровня образования, этот закон отменили. Военные становились потомственными дворянами, получив уже первый офицерский чин прапорщика или мичмана: военная служба была значительно почетнее гражданской. «Разжижение» старинного столбового дворянства служилым вызвало дальнейшее затруднение получения потомственного дворянства по службе: с 1845 г. его в военной службе стал давать чин 8-го класса (майора), а в гражданской – 5-го, и даже личное дворянство гражданские чиновники стали получать лишь с 9-го класса. С 1856 г. военные офицеры получали личное дворянство с 9-го класса (капитан), а потомственное – с 6-го (полковник), гражданским же чиновникам потомственное дворянство стал давать генеральский чин 4-го класса (действительный статский советник).

Действительный тайный советник, член Государственного совета С. С. Кушников.

В. А. Тропинин. 1828 г.

Лица, избиравшиеся на определенные должности по самоуправлению (городские головы, купеческие старшины, предводители дворянства и др.), на время службы пользовались правами чинов, сопряженных с той или иной должностью, в том числе правом на мундир и шпагу. Разумеется, после окончания службы права эти терялись. Но уездные и губернские предводители дворянства, избранные на третье трехлетие, получали соответствующий чин и право на мундир навсегда. Только кокарды всей этой публике не полагалось. Даже купцы, получившие почетное звание коммерции– и мануфактурсоветников, носили мундир и шпагу: ведь они получали право на чин 8-го класса; вместо мундира и шпаги они, по желанию, могли носить особый шитый кафтан русского покроя и особую купеческую саблю.

В общем, Россия оказывалась действительно страной мундиров: военные, придворные, чиновники, учителя, профессора, школьники, студенты, в определенных обстоятельствах купцы и мещане, неслужащие дворяне (им в торжественной обстановке полагался «дворянский» мундир по ведомству Министерства внутренних дел с фуражкой без кокарды) – все носили мундиры. Даже женам чиновников в конце XVIII в. предписывалось в парадной обстановке носить особое мундирное платье губернских или ведомственных цветов, с коротеньким форменным «фрачком»!

При прохождении службы огромную роль играла протекция. Отправляясь на службу, молодые люди по возможности запасались рекомендательными письмами от влиятельных родственников или знакомых. С. П. Жихарев после окончания университета был с визитом у приятеля отца, сенатора И. И. Дмитриева, который рекомендовал его Н. Н. Бантыш-Каменскому, директору Московского архива Иностранной коллегии, и тот снабдил молодого человека письмом к обер-секретарю коллегии.

В Петербурге, уже определившись на службу, Жихарев познакомился с Г. Р. Державиным и понравился маститому поэту и сенатору, который, со своей стороны, дал ему рекомендательные письма к сенатору князю П. В. Лопухину и к государственному канцлеру графу Н. П. Румянцеву – так, на всякий случай: связи могут и понадобиться. Правда, иной раз такие письма могли выглядеть весьма странно; Жихарев в «Дневнике» приводит рекомендательное письмо знаменитого И. П. Архарова (тот также обещал ему письма к нескольким своим петербургским знакомым): «Любезный друг, Петр Степанович! доброго соседа моего И. А. А. сын Николай отправляется для определения в статскую службу. Он большой простофиля и худо учился, а потому и нужно ему покровительство. Удиви милость свою, любезный друг, на моем дураке, запиши его в свою канцелярию и, при случае, не оставь наградить чинком или двумя, если захочешь, – мы за это не рассердимся. Жалованья ему полагать не должно, потому что он его не стоит, да и отец его богат, а будет еще богаче, потому что живет свиньей».