Читать онлайн «Цивилизация Просвещения». Страница 17

Как бы то ни было, одно обстоятельство практически не вызывает сомнений: в начале XVIII века в распоряжении жителей Европы имеется по одному ресурсу на душу населения, в 5 раз более мощному, чем те, которыми располагают китайцы, и в 10–15 раз по сравнению с теми, которые доступны представителям других цивилизаций и культур. Европа владеет несколько большими техническими средствами, чем весь остальной мир, вместе взятый. Не правда ли, меньше всего в этом беглом обзоре удивляет свидетельство того, что оппозиция «развитые страны — страны третьего мира» уже существовала к началу эпохи Просвещения? Несомненно, она появилась еще в XIII веке, а возможно, и раньше. Неравенство, которое эпоха Просвещения сделает явным, уходит корнями в очень древние времена. Комплекс идей, которые обитатели Средиземноморского бассейна воплотили в Египте и Междуречье примерно за 3500–3000 лет до н. э., был реализован в Китае пятнадцатью столетиями позже. Индия, Америка, оставшаяся небольшая часть мира идут следом. Больше всего другим цивилизациям и a fortiori культурам не хватает времени. Старая Европа — и юный Китай. Старая Европа — и юные культуры. Время не купишь.

Мы надолго остановились на изначальном равновесии — равновесии, которое история эпохи Просвещения самым серьезным образом изменила, разумеется, в пользу Европы. Двумя поворотными датами служат 1680—1690-е и 1750—1760-е годы. 1680—1690-е — эти круглые даты в первую очередь американские. Американский фронтир, который оставался стабильным с середины XVI века, возобновляет продвижение. Начинается все в Бразилии. Рост Бразилии воплощают две цифры: 60 тыс. жителей в конце XVI века, 2 млн. — в конце XVIII. Бразилия приобретает форму и плотность минимум на сто лет позже испанской Америки. При этом она предвосхищает историю Северной Америки. К 1680—1690-м годам редкая ткань португальского присутствия в Бразилии включала от 400 до 500 ты с. кв. км территорий, занятых скорее на бумаге, чем в действительности; к 1750 году Бразилия практически повсюду подходит к границе необъятной амазонской сельвы. Она насчитывает 3 млн. кв. км. В 1674 году основан Манаус, в 1718-м — Куяба, в 1731-м — Мату-Гросу, в 1739-м — Вилла Боа. Оборот золота и алмазов, повлекший за собой многократное расширение пространства, набирает силу в последние годы XVII века. По кривой поступления золота в Лиссабон можно проследить стремительное продвижение «границы» приисков через плато Минас-Жерайс: 725 кг в 1699 году, но уже 4,35 т в 1703-м, 14,5 т в 1715-м, 25 т в 1720-м и регулярно по 14–16 т в 1740–1755 годах.

По забавному, но показательному совпадению подлинная Америка настоящей «границы» также приходит в движение в последние два года XVII века — по завершении ужасающего кризиса 1675–1677 годов, едва не уничтожившего европейскую колонизацию: то была первая великая индейская война за пределами иберийской Америки — неопровержимое доказательство необратимого продвижения дорожного катка «границы»; в конечном счете она была всего лишь одним из эпизодов все более и более жестокой борьбы, которую начиная с XIII века оседлые народы вели против кочевых.

История двух Америк преподает нам недвусмысленный урок. В Бразилии — легкая победа, в Северной Америке — кризис роста. «Граница», с начала XVII века неподвижная и протянувшаяся почти строго по горизонтали, меняет курс и темп. С 1680 по 1730—1740-е годы происходит рывок вперед. Он добавил в общей сложности свыше 3 млн. кв. км, освоенных крайне неравномерно (в Бразилии укорененность колонизаторов находится на среднем уровне), к тем 2,5 млн, которые находились под контролем с XVI века. 1680 год — круглая дата и, как на западе, так и на востоке, великая дата для европейской «границы». И здесь переход от малой Европы к великой осуществляется в 1677 и 1695 годах, по выходе из атлантического экономического кризиса, в тот самый момент, когда в Бразилии происходит пространственный взрыв — от плантаций сахарного тростника на побережье до горнорудных разработок. Перемены конца XVII века не перестают удивлять. Как мы увидим, эти перемены на окраинах сопровождаются глубочайшим внутренним застоем. Колониальный, заморский, приграничный прорыв конца XVII века напоминает прорыв в европейской экспансии на рубеже XIV–XV веков, также происходивший на фоне внутреннего спада. В этом отношении он противостоит следующему прорыву, начавшемуся во второй половине XVIII века, — на этот раз на фоне положительной внутренней динамики. Кроме того, это брожение на «границах» сопровождается оживлением практически всех транспортных путей. Оно бросается в глаза буквально повсюду — от английских портов до далекой манильской обсерватории.

Второе изменение происходит в середине века, через 70 лет после первого. Традиционная история не смогла разглядеть суть за второстепенной деталью — пиком франкобританского соперничества. Между тем само это соперничество проистекает из головокружительных скачков «границы» вперед и из повсеместного отступления других цивилизаций и культур. В 1750 году мексиканская горнорудная «граница» идет на штурм засушливых областей северной Мексики, преодолевая изогиету в 500 мм осадков. Между 1740—1750-ми и 1780—1790-ми годами испанская Америка без всякого шума увеличивается вдвое. Во времена Гумбольдта (1799–1804) под контролем испанцев находилось 8 млн. кв. км. В Северной Америке заключительная фаза франко-английского конфликта стала прямым следствием продвижения английской «границы» в направлении Аллегейни и — в более отдаленной перспективе — Миссисипи.

Вот даты конфликтов: 1689–1697,1702—1713,1745–1748, 1754–1763 — 29 лет из 74. Безусловно, это были империалистические войны, и Америка была лишь одним из их плацдармов. На свой лад они подчеркивают важнейшие моменты роста. Они идут парами: 1689–1713; 1745–1763. Это два основных периода экспансии. 1689–1715 — первый рывок; 1745–1770 — великий удар, задавший почти безостановочное движение вперед — вплоть до поглощения между 1885 и 1890 годом силами, происходящими из Европы, последних на планете свободных пространств, то есть до перехода от открытого пространства к пространству, окончательно замкнутому. Отныне не будет никаких простых «границ». Вследствие процессов, берущих свое начало в 1745–1750 годах, возникает конкуренция двух «границ» — пространственной и технологической. С наступлением в конце XIX века эпохи закрытого пространства начинается безраздельное царствование «новой границы». 1689–1713; 1745–1763 годы — таков глубинный ритм. Он не должен скрывать внешние детали. Франко-английские войны идут парами: 1689–1697, 1745–1748. Франция, несмотря на слабость своих позиций, набирает больше очков, чем теряет. 1702–1713,1754—1763 — годы французских поражений: частичного — в 1713 году, несмотря на потерю баз в Гудзоновом заливе и Акадии, начального пункта одной странной одиссеи; полного — в 1763-м.

Эти атлантические и европейские войны были в то же время войнами в полной мере американскими. Они проистекают из столкновения фронта колонизации с зоной свободного перемещения. Французская угроза свободным зонам торговли с индейцами постепенно становилась все более отчетливой. Она была долгосрочной: после основания Луизианы (Ла Салль вышел к устью Миссисипи 9 апреля 1682 года) надежда регентства возмещает утраты Утрехтского мира (1713). Отметим, что образование французской Луизианы опирается на первый выход эпохи Просвещения на внешние рубежи (1690–1720). В действительности этот еще неясный набросок французской Америки запрещал Америке английской заглядывать по ту сторону Аппалачей. С 1702 года опасность становится более определенной в связи с образованием франко-испанского союза. Новая Испания служит опорным пунктом нового завоевания, продвинувшегося даже за горнорудную «границу». Первые серьезные военные экспедиции в Аризону датируются 1696 годом, как и основание крепости Пенискола (Сан Карлос де Аустрия). В 1700 году — дальняя экспедиция к индейцам пуэбло в Нью-Мексико. Отдаленная опасность и опасность непосредственная — ведь охотники и торговцы пушниной нередко помогали людьми и оружием индейскому сопротивлению. Эта война была войной из-за «границы», атакованной с тыла Конкистой. За пределами долины реки Святого Лаврентия и устья Миссисипи французские поселения, в которых не хватало людей (потому что они были отрезаны от надежных укрытий), свелись к пунктам торговли с индейским миром. Опасность для английской «границы» — столкновение с организованным, усилившимся, но неизменно сохраняющим свой образ жизни, нуждающимся в обширном пространстве и притом вооруженным огнестрельным оружием миром аборигенов. Неуклюжие попытки основать пионерские поселения в Виргинии для создания опорных пунктов по направлению к Миссисипи (Компания Огайо, Лойял и Компания Гринбира) провалились, поскольку воплощали подсознательное стремление Конкисты оказаться впереди «границы». На севере, в Массачусетсе, дела шли не лучше. Если бы не помощь британских подразделений и не талант Джеймса Вулфа, Квебек не пал бы в 1760 году. Благодаря Парижскому договору (1763), уничтожившему франко-английское соперничество в Америке, было реализовано одно из условий, необходимых для настоящего рывка вперед. Английская Америка насчитывает 890 тыс. жителей в 1740 году, 1 млн. 207 тыс. в 1750-м, 1 млн. 610 тыс. в 1760-м, 2 млн. 205 тыс. в 1770-м, 2 млн. 781 тыс. в 1780-м, 3 млн. 930 тыс. в 1790 году.