Читать онлайн «Японская цивилизация». Страница 72

Несмотря на торжество традиционалистов, западники, такие как Кояма Сотаро и Асаи Тю, не сдавались и учредили «Общество искусства эпохи Мэйдзи». Антагонизм понемногу сглаживался, и в 1896 году искусство в западном стиле наконец-то было признано в нескольких декларациях. Сторонники традиционного искусства тем не менее продолжали сохранять свои позиции — в 1890 году была создана Императорская академия искусств, и в числе ее первых членов оказались Тасаки Сёин (1815–1898), Мори Кансай (1814–1894), Кано Эйтоку II (1814–1891) и Хасимото Гахё. Наконец, в 1907 году в знак примирения правительство организовало в парке Уэно Выставку министерства национального просвещения (Бунтэн), на которой оба ведущих направления были представлены на равных правах. Япония эпохи Мэйдзи адаптировалась к западному искусству, как и в остальных сферах, согласно гегелевскому закону равновесия, столь милому для философских воззрений Эрнста Фенеллосы, которому суждено было умереть как раз в этот момент (1908).

Количество участников упомянутых противостоящих течений, которые наконец-то обрели гармонию, постепенно сокращается, они уходят из жизни. На смену этому неспокойному поколению выросло поколение художников, творчество которых пришлось на период между двумя войнами, и среди них прежде всего ученики Винченцо Рагуза, самые интересные из них, наиболее достойные своего наставника — Окума Удзихиро (1856–1934) и Фудзита Бундзё (1861–1934). Многие скульпторы, вернувшиеся из Европы, такие как Наганума Мориёси (1857–1942), Синкай Такэтарё (1868–1927) и Китамура Сикай (1871–1927), внесли основной вклад в новые художественные поиски, и главным образом — в новое видение. Конечно, их произведения, на наш взгляд, небесспорны и не стоит их апологетизировать, их натурализм нам представляется несколько пресным, несмотря на «удар бича», смелый вызов, который бросил Огивара Мориэ (1879–1910), талантливый ученик Огюста Родена.

Влияние Родена в Японии оказалось весьма значительным, и отпечаток этого влияния заметен в творчестве не только поколения художников, работающих в западной манере, но и нескольких скульпторов, работающих в традиционном стиле. Эти скульпторы, по словам самого известного из них Такамура Кёун (1852–1934), хотели возродить гения прошлого. Как ни странно, есть точки соприкосновения средневекового японского реализма и реализма западных художников конца XIX века, и это обстоятельство дало толчок для нового расцвета японской деревянной скульптуры. Такамура Кёун, Такэуси Куиси (1857–1914) и Исикава Комэй (1852–1913) преподавали в Школе искусств в Токио и в качестве учебных пособий копировали образцы классической деревянной скульптуры. Однако их талант особенно проявился в создании бронзовой скульптуры, которой украшались крупные города. Бронзу отливали по оригиналу, выполненному из дерева.

Одним из последних великих скульпторов эпохи был Такамура Котарё (1883–1956), родной сын Кёуна, которого некоторые называют пионером «роденизма» в Японии. Художественная мысль Родена в ту эпоху повлияла на деятельность многих японских интеллектуалов, что объяснялось еще и тем, что в 1912 году Роден отправил три своих произведения в Токио.

Какими бы ни были направления в современной японской скульптуре, в наши дни она представляет собой достойные внимания произведения, которые знаменуют возрождение, на которое в течение столетий эпохи Эдо невозможно было даже и надеяться.

Скульптура, утратив свое духовное содержание с начала буддийского возрождения в эпоху Камакура в XIII веке, лишилась и актуальности, в особенности после того, как в эпоху Токугава триумфально утвердилось влияние конфуцианства. Произведения, созданные после XIII века, почти не упоминаются в трудах, посвященных скульптуре, и скульптура не считается значительным элементом японской цивилизации.

Конечно, и в это время были талантливые художники, но ни правители, ни религиозные общины не строили, как это было в прошлом, грандиозных храмов и не заказывали изображений святых, выражающих величие веры.

Художники эпохи Эдо без поддержки духовенства часто не находили нужное пространство, на котором сумели бы выразить себя, так как японская архитектура, вся красота которой состояла в отсутствии украшения, плохо сочеталась со скульптурным декором; это доказывают немногие исключения, как, например, ансамбль мавзолеев сегунов из рода Токугава в Никкё. Там можно увидеть все техники и идеи эпохи, там действительно царит дух могущества и пир роскоши, которые выражаются в тяжеловесности форм и смешении декоративных жанров. Вычурность декора, изобилие украшений, технических сложностей и экстравагантность облика можно простить только из-за естественной красоты местности. Сотни художников работали при свете для того, чтобы довести до совершенства последнюю обитель сегунов, последователей конфуцианства, в соответствии с синкретическим ритуалом, в котором соединялись буддизм и синтоизм.

Редкими примерами признанных шедевров остаются несколько произведений, которые были созданы монахами, и прежде всего Энку (умер в 1695 году), Танкай Рисси (1629–1716), Сёун Гэнкэй дзэндзи (1648–1710) и Мокудзики Миомана (1718–1810). Произведения Энку и Танкай Рисси воплощают с силой и искренностью в простом и кажущемся незавершенным образе характер и образ мышления своих персонажей — буддийских и синтоистских божеств. Непосредственность таланта Мокудзики Миоман наделяет его буддийские божества трогательным очарованием. Что касается мастерства дзэн-буддиста Сёун Гэнкэя, то сама фактура его творений, в особенности «Пятьсот учеников» (Ракан), демонстрирует китайское влияние эпохи Мин и восхищение мастера статуями Манпукидзи в Киото, которые были выполнены под руководством китайца Фан Таоченга (Хан Досей) около 1667 года.

Искусство, которое еще недооценивается за границей, но высоко ценится японцами, — изготовление кукол. Искусное ремесло эпохи Эдо в изготовлении кукол и сегодня широко распространено и пропагандируется, особенно в связи с развитием торговли и туризма. Конечно, теперь они изготавливаются в большом количестве и продаются по относительно низким ценам, но довольно часто оказываются посредственного качества и не слишком высокого вкуса, если исходить из тех образчиков, которые обычно продаются в аэропортах и больших магазинах.

В Японии роль куклы связывается не только с детством, хрупкими воспоминаниями о прошедшем или же о путешествиях. Кукла — предмет, наделенный символикой. Этот предмет очень популярный, его смысл и качество исполнения высоко оцениваются знатоками. Изготовление кукол может быть одним из семейных увлечений, которое свидетельствует об умении и вкусе хозяев дома. В зависимости от материала, из которого делаются, от того, одеты ли, от того, каких персонажей представляют, различаются виды кукол. Каждая провинция и каждый регион имеют свой особенный тип кукол — от знаменитых кокеси, деревянных цилиндров из Тохоку, до глиняных кукол из Хаката, сердца современной Фукуока. Всемирно известные укио-нингё, сделанные из дерева или набитые тряпками, затем окрашенные в белый цвет, облаченные в яркие кимоно, изображают гейшу и соблазны мира наслаждений. Менее известные иностранцам, но более дорогие и изысканные — куклы, изображающие персонажей театра Но. Например, госо-нингё — детские фигурки с большой головой, в роскошных сценических костюмах — нарядные близнецы тех кукол, которые изображают голеньких пухлых младенцев и служат амулетами. Миниатюрные копии больших кукол из театра Бунгаку, они каждым жестом и богатой гаммой костюма ассоциируются с тем или иным литературным образом или сюжетом.

Великолепие, материальное и духовное значение кукол отмечаются праздником кукол (хина мацури), который начиная с эпохи Эдо проводится ежегодно 3 марта. Таким образом воздается должное достоинствам сыновнего благочестия и верности. Куклы в те времена (хина-нингё) не были игрушками, они изображали императора и императрицу, их придворное окружение, музыкантов, стражу. Подобные статуэтки, около полутора десятков, располагались на пяти — семи этажерках и демонстрировались в день праздника. Этот культ, поощряемый конфуцианством, объединился со старым синтоистским ритуалом очищения. Злые духи в этом ритуале переносились колдунами в непрочные тела бумажных кукол, которые затем выбрасывались в речные воды. В наши дни смысл древнего ритуала подзабылся, и праздник стал семейным, в нем обязательно принимают участие девочки.

В полутени, в слабом свете ночника, перед моими глазами стояли мои куклы: император со скипетром из слоновой кости; императрица с короной и подвесками из кораллов; маленькое апельсиновое деревце справа и маленькое вишневое деревце слева; молодой слуга с зонтиком от солнца на длинной ручке; придворные дамы, поднявшие с подносов кубки почти на высоту глаз; маленькие подставки для зеркал и комоды с лаковыми рисунками; ширмочки с перламутровой инкрустацией; крохотные чашечки и маленькие блюда; миниатюрные резные фонарики и мячики из разноцветных ниток…