Читать онлайн «Японская цивилизация». Страница 45

Наследие, завещанное Нитирэном, не сводилось только к авторитарному учению, мистическому убеждению и националистическому призыву. Мужество и готовность к самопожертвованию были главными чертами учителя. Одно из положений сутры Лотоса предупреждает, что гонениям должен подвергаться тот, кто станет распространять учение во времена всеобщего упадка (маппо). В XIII столетии таких людей, которые полагали, что вступили в этот проклятый период, оказалось достаточно много. Нитирэн, проповедуя свое учение о сутре Лотоса Дивного закона, требовал запрета всех других религиозных сект. Его стали преследовать. Но его вера в священный текст была непререкаема, во имя ее торжества он многое претерпел, даже был приговорен к казни, но чудесным образом избежал смерти. Когда он уже подставил шею под удар сабли, внезапно из грозовой тучи вылетел огненный шар, который заставил его палачей бежать. В изгнании Нитирэн мужественно сносил холод и голод. Вопреки всему он всегда был примером радости и величия, усердия и надежды человека, который жил согласно сутре Лотоса Дивного закона.

Как на Западе украшались и расписывались евангелия и часословы, возвышая религиозные чувства средневековых художников, так и в японском искусстве копирование сутр приобретало важное значение. Так было создано немало шедевров живописи и каллиграфии. Сутра Лотоса Дивного закона была выписана каллиграфически около 1180 года классическими иероглифами на бумаге в форме веера. Богатая бумажная основа содержала вкрапления золота и серебра, были заметны частицы растительных волокон, из которых изготовлялась бумага. Рисунок, который проявляется под каллиграфическими иероглифами, был исполнен в технике ксилографии, затем раскрашен. Это изысканное декоративное произведение прекрасный образец искусства эпохи Фудзивара.

Нитирэн, сила которого состояла в его убеждении первооткрывателя, полагал, что Япония должна стать центром буддизма, который был уже забыт или преследовался в других странах, откуда происходил или был когда-то распространен. Он обладал даром предвидения, например предсказал варварское вторжение на острова, что подтвердилось попыткой монгольского завоевания. Это принесло ему славу защитника японской родины. Так буддизм подпитывался чувством национального величия, затем отчасти смешался с синтоизмом (хоккэ синто). Эта оригинальная религиозная смесь воодушевляла воинов и простой народ. В наши дни сторонники секты Нитирэна вербуются среди людей, которые способны вдохновляться ритмичным повторением даймоку (молитва секты Нитирэна «Наму мёху рэнгэкё» — «Я посвящаю себя сутре Лотоса Дивного закона», сопровождаемая ритмом плоских барабанов). Последователи Нитирэна в силу своих религиозных и политических амбиций и устремленности к победе (и здесь не обходится без национализма) образовали секты, политическая роль которых возрастает. Такова мощная секта Сока Гоккай или менее значительные Рэйюкай и Рисё Косэйкай.

Распространение буддизма и сектантское отношение к другим учениям придают буддизму Нитирэна специфический характер. Сторонники дзэн-буддизма не заходили так далеко. Они действительно проповедовали единство религиозной жизни с повседневностью, прежде всего это относилось к отдельным людям, и они если и не следовали букве священных текстов, то почитали глубокий смысл всего учения. Различие между ними очевидно: национализму одних противопоставляется универсализм других, нетерпимости первых — либерализм вторых.

Вольнодумцев, чуждых честолюбия, не ставивших великих задач, привлекала медитация — дхана, чань по-китайски, или дзэн по-японски. В ней они обретали личный путь спасения, основанный исключительно на собственных силах и независимости от времени, проведенного за молитвами. Эти новации принадлежали патриархам Эйсаю (1142–1215) и Догэну (1200–1252), после своего возвращения из Китая они основали секты Риндзай и Сото. Их учение включало жесткую личную дисциплину последователей хинаяны. Но в отличие от нее дисциплина дзэн была важна для пользы всего мира в духе махаяны. Идеал дзэн-буддизма не в том, чтобы отделяться от общества; его конечной целью было личное просветление, но оно могло быть достигнуто благодаря медитации, каждодневному бескорыстию и альтруизму во всех поступках. Как и все буддисты, последователи дзэн-буддизма обретают убежище в трех ценностях: Будда, Закон и Сообщество. Но для дзэн-буддизма Будда — это Шакьямуни, исторический персонаж, почитающийся как настоящий учитель, чья природа подобна нашей. Дзэн-буддизм почитает всех тех, кто помогает другим людям достигать состояния Будды, отсюда культ бодхисаттв, архатов и патриархов. Его позиция по отношению к священным текстам основана на уважении к первоначальному смыслу текста, рассматриваемого как указание направления, которое следует избирать, а не как сумма установлений. Установления могут передаваться не словесными доказательствами, а путем медитации и просветления. Чтение сутр в соответствии с буддийской традицией, в виде диалога между учителем и учеником, в котором парадокс (коан) как спасительное средство смягчает логическую строгость, используется для того, чтобы наилучшим образом проникать в мир иррационального, где все понимается через интуицию и озарение. То же относится к изображениям; картины, скульптуры, которые украшают храмы, не идолы, но знаки, служащие для побуждения к медитации. Китайский священник не колебался, если надо было бросить в огонь деревянную статую, чтобы просто согреться.

Свобода мышления, отсутствие пиетета к культовым книгам и статуям, на взгляд постороннего, могли показаться богохульством. Неверное представление. Последователь дзэн-буддизма — сторонник порядка, он альтруист, который ищет спасения для всех путем суровой дисциплины и образцового образа жизни. Когда последователь дзэн-буддизма достигает просветления и его дух пребывает в Будде, он возвращается к повседневности, собственноручно творит добро, помогая ближнему, обучает его медитации, для того чтобы и он мог познать просветление. Дзэн-буддист не только соблюдает нормы повседневной жизни, но и совершенствует их, как требует его понимание буддийского учения. Здесь и корни строгого этикета, диктующего, к примеру, движения во время чайной церемонии, которые (как и на других подобных церемониях) должны исполняться торжественно, с глубоким благочестием. Им отчасти объясняется принятие дзэн-буддизма самураями, которых воодушевляла его экспрессивная грубоватая простота, знатью и образованными людьми, которые восхищались изяществом и изысканностью обрядов. К философии дзэн-буддизма восходят четыре добродетели: скромность, простота, глубина и сила, — которые пронизывают всю японскую культуру и искусство, хотя последние и не исчерпываются ими.

Чтобы судить в целом о влиянии дзэн-буддизма, следует говорить не только об учении. Учение специфично, его можно определить как синтез материализма и мистики, в нем соединились интеллектуальная культура Индии, прагматическая культура Китая и эмоциональная культура Японии. Оно связало то, что японская цивилизация унаследовала другими путями от Индии или Китая, других буддийских сект, конфуцианства и даосизма. Именно в дзэн-буддизме нашли себя многие элементы японской цивилизации, и, напротив, ряд существенных элементов этой цивилизации обнаруживается в самом дзэн-буддизме.

Буддизм, которому Нитирэн придал общественный пафос, еще более или менее можно сопоставить с дзэн-буддизмом, но он очень сильно отличается от амидизма, пронизанного чувством сострадания. Амида, чье имя на санскрите означает «вечная жизнь» или «вечный свет», был монахом, который отказался стать Буддой, пока не будет спасено все человечество. Его имя было давно известно в Индии, Китае, Тибете и даже Японии — знаменитый путешественник Эннин (794–864) привез из своего продолжительного путешествия в Китай практику медитации, связанной с его именем. В течение многих столетий Амида оставался божеством второго плана, вплоть до эпохи, когда бедствия народа оказались столь невыносимыми (X–XI вв.), что зародилось учение, которое сулило более справедливый и более милосердный мир, в котором каждому воздавалось бы по его поступкам. Этот оплот справедливости и счастья назывался Чистой землей (дзёдо), далеким раем Запада, Миром высшего наслаждения (гокураку сэкай); его могли достичь только чистые или раскаивающиеся души, ищущие в Амиде последнего убежища, которого слабость их человеческой природы не позволяла обрести в себе самих. Осознавая собственную слабость, они мечтали о мощном и активном вмешательстве со стороны заступника.