Читать онлайн «Японская цивилизация». Страница 21

Это относительное благополучие населения способствовало в конце XIX века вхождению Японии на международную арену. Однако не следует забывать о бедствиях множества отдельных людей, которые это благополучие обеспечивали. Беды и лишения со времен эпохи Нара были связаны с проблемой демографии. Прикрепленные к землям, крестьяне не могли их покинуть, как и не могли изменить свой статус. Крестьянское население, таким образом, сконцентрировалось в очень маленьких хозяйствах в центральных регионах, где необработанной земли уже не было. Кроме того, население находилось под ударами природной стихии и других бедствий. На период Эдо приходится не менее ста пятидесяти эпидемий, а также опустошительные голодные годы. Те, что случились в годы Кёхо (1716–1735), Тэммэй (1781–1788) и Тэмпё (1830–1843), остались в памяти народа как особенно зловещие. Отсюда вытекали неизбежные драмы, такие как обычай в некоторых местах продавать девочек в дом терпимости или убивать нежеланных новорожденных. Крестьяне убегали в города, пополняя ряды зарождающегося пролетариата, если только удача или талант не позволяли им заниматься ремеслом или торговлей. Демографическое саморегулирование в сельской местности продемонстрировало удивительную эффективность; современное изучение архивов обнаруживает, что более чем за столетие сельское население Японии практически не увеличилось: если в 1721 году крестьян насчитывалось 26 065 тысяч, то в 1846-м — 26 980 тысяч; в то же время население городов сделало большой демографический скачок. Жизнь тех, кто оставался на земле, не была легкой, со временем налоговое бремя становилось все тяжелее. Это, на первый взгляд, может показаться странным, если не знать, что это общество, краеугольным камнем которого было конфуцианство, ценило близость к природе, восхищалось ее красотой и превозносило крестьянские добродетели. В конфуцианской системе место крестьянина следует за местом, которое занимают ученые. Конечно, противоречие между философскими основаниями режима Эдо и реальной политикой правительства очевидно. Концентрация жизни в самом Эдо, в провинции вокруг поместий даймё, обязанность находиться в столице, вмененная даймё, предполагали интенсивное развитие городской экономики. Принудительная налоговая политика для содержания государства, возлагаемая на деревню, была ошибкой. Однако такова была реальность, так как, несмотря на похвальные усилия реформаторов, сегуны Токугава доверяли только сельскому труду. Кроме того, несмотря на декларацию строгости законов сёгуната, земли были захвачены кучкой крупных фермеров, которые управляли деревнями. Когда косвенные доходы стали расти, а земли сдаваться в аренду, появились рантье — паразитирующий класс собственников, дополнительное бремя на сельских тружеников.

Тяготы деревенской жизни на фоне процветающих городов приводили к росту крестьянских мятежей (хякусё икки). В начале эпохи Эдо они возникали против власти чиновников, то есть даймё, или из-за несправедливого распределения земли, зафиксированного в кадастре. Начиная с XVIII века поводом для восстания оказывались непомерные налоги или несправедливые цены на рис, которые устанавливал сёгунат. Были случаи, когда крестьянские мятежи поддерживались волнениями в городах; поднявшийся народ грабил склады с рисом и сакэ. Не следует, конечно, преувеличивать подобные явления; в большинстве случаев несколько крестьян, объединившись вокруг одного, наиболее храброго, таким образом выражали свое отчаяние, угрожая спокойствию поселения, окружавшего замок. Среди измученных нищетой, физически и духовно истощенных людей напрасно искать какую-то организацию, там было больше поводов, чем стремления. Бакуфу, что бы об этом ни говорилось, впрочем, не были безразличны к проблемам сельского населения — в случае голода распределялись резервные запасы риса. Но так как законы экономики действовали плохо, голод или его угроза присутствовали часто и в течение длительного времени подготавливали падение режима.

Настоящая экономическая сила режима Эдо была в городах. Поселения вокруг замков, под прикрытием стен, около почтовых станций или храмов, возникавшие в течение веков, во время правления Токугава превратились в города. Уже сам характер этого режима обусловил удачливую судьбу поселений, обосновавшихся вокруг замков, — резиденций даймё и администрации, поскольку они оказывались в непосредственной близости к административному центру, к деньгам и контролю над деньгами.

Наиболее крупные современные города родились именно таким образом из мест пребывания старинной военной знати, и именно этим знатным домам они были обязаны своим благосостоянием: это Сэндай — клану Датэ, Канадзава — Маэда, Окаяма — Икэда, Хиросима — Асано, Фукуока — Курода, Кумамото — Хосокава, Эдо и Нагоя — всемогущим Токугава. В XVIII веке эти города были перенаселены: Эдо, например, наиболее крупный из них, насчитывал один миллион жителей. Осака, расположенная в прямой зависимости от бугё в середине XVIII века, — 450 тысяч жителей и приблизительно 10 тысяч торговых домов, протянувшихся вдоль улиц.

Настоящая столица Киото, напротив, вела, как и прежде, спокойную жизнь, посвященную созерцанию красоты, любованию произведениями искусства и художественными изделиями, для которых были созданы хранилища, существующие и по сей день.

Горожане (хонин) — особый класс, согласно конфуцианской иерархии, горожане находились ниже сельских тружеников. Если ремесленники, которые занимали третью ступень в этой иерархии по своей значимости, после знати и крестьянства, продолжали пользоваться некоторым уважением, так как считались людьми полезными, то торговцам открыто выражалось пренебрежение. Помещенные на самой нижней ступени конфуцианской иерархии, они подвергались нападкам и презрению со стороны правительства; возможно, впрочем, именно это их спасло от контроля власти, который царил в регулируемой государством экономике. Положение становилось сложным и парадоксальным, поскольку даймё, противопоставленные в иерархии этим людям, живущим благодаря прибыли и ростовщичеству, все больше зависели от них, будучи их должниками. Особый образ жизни даймё, предписанный сёгунатом и требующий больших затрат, приводил к тому, что они оказывались беспомощными перед своими кредиторами, которые выполняли в то же время и функцию их банкиров. После уничтожения торговых ассоциаций, лишенных взаимной защиты, в Эдо и Осаке с конца XVII века стали вновь появляться гильдии: во время сёгуната Токугава Цунаёси 10 гильдий в Эдо (Эдо-но токумидойя) получили официальное подтверждение в 1694 году, эта же благосклонность распространилась вскоре на 24 объединения Осаки. Эти меры привели к тому, что в 1721 году сёгун Ёсимунэ признал торговые ассоциации {кабунакама). Конечно, они оставались под надзором сёгуната, который официально устанавливал цены, ежегодно они должны были выплачивать лицензионные сборы (ундзё, ниогакин), взамен которых получали официальное поручительство, предполагающее защиту, весьма ограниченную. Некоторые монополии (дза), как, например, по производству шелка или золота, также были признаны. Эта монетарная экономика была основана на биметаллизме,[20] и денежное обращение не помешало развитию коммерции, именно тогда была заложена основа преуспевания многих современных фирм, тогда-то и возникших. Мицуи — основатель могущественной корпорации — был, например, производителем сакэ, обосновавшимся в 1620 году в провинции Исэ. В 1673 году он переехал в Эдо и с 1690-го стал финансовым представителем сёгуна и императорского дома. Возвышение Коноикэ происходило точно так же: первоначально они были скромными продавцами сакэ, но к концу XVII века управляли делами приблизительно сорока даймё. Состояние Сумитомо, напротив, было основано на торговле металлами; после того как были образованы мастерские по обработке меди в Киото и Осаке, Сумитомо стали правительственными чиновниками и контролировали монополию меди и эксплуатацию горной разработки Бэси в Эхимэ-кэн на Сикоку (1791).

Несмотря на препятствия, которые создавались для любой новаторской деятельности уже закоснелой правительственной системой, Япония эпохи нового времени с начала XVIII века уже столкнулась с незнакомым прежде явлением: получила первые опыты в сфере промышленности. Крупным городам, находившимся под непосредственной властью сёгуна, предоставлялись условия, благоприятные для развития новой деятельности. Прямое подчинение сёгуну и возможность всегда обратиться к нему с просьбой о вмешательстве создавали равновесие между могуществом горожан и могуществом даймё. Если разногласия между ними не разрешались мирным путем, то обе стороны брались за оружие, и силы примерно были равны.

Развитие сети дорог позволило д<}биться роста экономических связей в стране. Пять главных путей Японии, обслуживающих самые развитые провинции, сходились на знаменитом «Японском мосту» (Нихонбаси), расположенном в центре Эдо — главной ставке сёгуната. На всем протяжении пути для удобства путешественников были созданы почтовые станции. Каждая смена должна была принимать точно определенное количество путешественников и верховых животных: 100 человек и 100 лошадей на дороге Токайдо; 50 человек и 50 лошадей на пути Тюсандо; 25 человек и 25 лошадей на других дорогах. Если во время путешествия лошадей не хватало, их можно было достать, реквизируя в соседних деревнях у частных лиц (сукэгояки), заранее указанных бакуфу. В качестве меры безопасности на каждой станции были организованы полицейские участки. Стража была вооружена огнестрельным оружием и контролировала движение на дорогах в стратегически важных пунктах. Это делалось и в целях предотвращения возможного нападения мятежных вассалов на правительственную резиденцию.