Читать онлайн «История и теория медиа». Страница 9

В порядках открытого доступа речь идет о медиа, которые обеспечивают плюрализм мнений и отражают все конкурентное окружение в политическом мире и экономике. В реальности этого в полной мере не бывает нигде и никогда. Часть ученых сходятся во мнении, что в современных западных странах, которые Норт, Уоллис и Вайнгаст уверенно относят к порядкам открытого доступа, концентрация медиакапитала в руках ограниченного круга коммерческих корпораций приводит к реальному сужению плюрализма и доминированию правых политических взглядов.[35] В то же время часть ученых, не опровергая данный тезис, утверждают, что за последние три десятилетия роль государства в медиа настолько минимизировалась, что вместо гарантирования универсальных общественных благ в виде информации медиа в массе своей являются машиной по производству развлечений.[36] И, наконец, часть ученых утверждают, что попытка государства брать на себя «общественную функцию» де-факто приводит к возникновению государственно управляемых режимов (state-dirigist media), в которых потребности государства выдаются за социальные блага.[37]

Взаимодействуя между собой в обществе, индивиды находятся в разных социальных «полях». Взаимоотношения индивидов в каждом из них никогда не строятся стихийно и опираются на некие внешние обстоятельства. Большая часть этих обстоятельств институционализирована, то есть облечена в рамки неких повторяющихся правил, шаблонов, действий. Дуглас Норт определяет институты как созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми.[38] Иными словами, институты – это некая система правил, ресурсов и отношений между индивидами. К примеру, институт брака, институт налогообложения и т. д. Правила структурируют, таким образом, интеракции индивидов. Позиция индивида по отношению к институтам неоднородна и зависит от той власти, которой он наделен, а сама эта власть в значительной степени связана с ресурсами, которыми он обладает. Иными словами, правила позволяют конкурировать за ресурсы, придающие индивидам то или иное количество власти. Мы можем говорить о том, что каждой форме власти соответствует свой набор институтов, ресурсов и организаций, действующих в социуме. Выделяют четыре формы власти:[39]

• экономическая. Ее ресурсами являются те или иные формы богатства (то есть ресурсов или благ) – деньги, недвижимость, земля и т. д. Институтами выступают экономические институты, в первую очередь фирмы;

• политическая. Ресурсом является легитимное насилие, то есть способность одних индивидов подчинять себе других, не прибегая к помощи прямого насилия. Политическая власть зиждется на той или иной форме иерархических отношений, в рамках которых одни ощущают себя властями предержащими, а другие – зависимыми. Этой форме власти соответствуют политические институты – государственная административная система, институты политической системы и т. д.;

• принудительная. Ресурсом является военная и иная наделенная правом и способностью применять принуждение сила, то есть буквально – количество вооруженных людей. Институтами здесь выступают армия, полиция и т. п.;

• символическая, выделяемая также Джоном Томпсоном. Ее ресурсом является контроль над созданием и распространением символических форм в обществе, а институтами – медиа, Церковь, образовательные организации и т. д.[40] Об этой форме власти пишут в своих работах П. Бурдьё[41] (идея символического насилия) и Л. Альтюссер[42] (аппараты символического насилия).

Бытование четырех форм власти в обществе исторически чередовалось, и в разные периоды истории эти формы использовались по-разному. В ранних обществах, где было множество вспышек насилия, принудительная власть являлась инструментом для политической и экономической. Однако, как мы продемонстрировали в предыдущем параграфе, развитие политической власти (господство внутри страны) было во многих самых старых с точки зрения государственности обществах параллельным развитию экономической власти. Невозможно было реализовывать политическую власть и добиваться господства на отдельных территориях, постоянно не мобилизуя при этом ресурсы экономики, что требовало и непрерывного согласования между политическими деятелями и представителями экономических элит. В этом смысле либо государство контролировало экономические ресурсы и реализация политической власти была сопряжена с близостью к государству (так называемые восточные общества), либо ресурсы контролировались частными собственниками, что, в свою очередь, придавало этим собственникам политическую власть, потому что государство в той или иной мере было вынуждено идти на уступки, поддерживая постоянное поступление средств и капитала, как в западных обществах (разделение на «западные общества» и «восточные общества» приведено по О. В. Крыштановской[43]).

Согласно нашей гипотезе, подобно тому, как политическая и экономическая власть сопровождали друг друга, власть принудительная и символическая также взаимодействовали. С нашей точки зрения, в обществах, в которых процветало физическое насилие и подавление, символическая власть была развита хуже, потому что согласие насаждалось методом физического принуждения. И наоборот: в более поздних обществах согласие культивировалось через символическое принуждение, поэтому прямое применение силы отходило постепенно на второй план. Символическая власть позволяла создавать искусственные механизмы сдерживания общественной энергии. В этом важную роль играла религия. Но также важно отметить роль символической власти в урегулировании конфликта между политической и экономической формами власти. В ранних обществах, где процветало насилие, изъятие ресурсов было прямым. Феодал, завоевав какой-либо город или территорию и отняв их у другого феодала, получал под свой контроль город, население и т. д. Чаще всего во время таких набегов города подвергались разорению и насильственному изъятию ресурсов. Единожды случившееся прямое изъятие ресурсов лишало город или территорию возможности экономического возрождения на долгие годы. Следовательно, однажды разграбив город или территорию и пополнив собственную казну, феодал был вынужден искать очередной объект для завоевания и нового разграбления. И только феодалы, часто прибегавшие к разграблениям, укрепляли свои владения, войска и т. д. Но на ограниченной территории, где силы феодалов были очень конкурентны (то есть испытывали угрозу со стороны других феодалов), а городов было мало, обеспечивать постоянный источник пополнения ресурсов через разграбление было невозможно. Именно поэтому правители стали вести переговоры с городами о взимании с них налогов в обмен на определенные услуги, чаще всего – на поставку продовольствия, которое всегда было проблемой в городах, и защиту от нападения. В ходе такого торга город получал набор общественных благ, в которых действительно нуждался, а правитель – постоянный источник поступлений в казну, то есть не разовый источник наживы, как в случае с разграблением. Таким образом, чисто коммуникативный процесс переговоров и символического убеждения (в том числе убеждения населения в необходимости платить, например, десятину) замещал собой то, что веками достигалось огнем и мечом.

На первый взгляд роль медиа в экономическом развитии может показаться очень косвенной, однако в реальности коммуникация (и, соответственно, медиа как форма коммуникации) имеет решающее значение в любом экономическом действии. Для понимания этого значения нам необходимо от макроструктур (роль информации во всей экономической системе) обратиться к микроструктурам и понять, какую вообще роль играет информация в процессе любого рыночного действия.

Классическая экономическая теория исходит из того, что рыночные агенты принимают решения на основе обладания информацией о свойствах продуктов, то есть экономические агенты действуют исключительно в собственных эгоистических интересах, принимая индивидуальные решения на основе обладания всей полнотой информации. Потребитель должен обладать всей полнотой информации о качествах и свойствах приобретаемого продукта, а также об уровне цен на него у иных продавцов. Продавец же должен обладать информацией об уровне цен и качестве товара у конкурентов и поставщиков более высокого уровня. В этом смысле классические экономические модели (например, спроса и предложения) исходят из суммы индивидуальных запросов атомизированных агентов на рынке, что означает: кривая спроса есть сумма индивидуальных уровней цен, по которым готовы покупать индивидуальные покупатели на рынке. Приходя в магазин, обычный потребитель сравнивает цены на товар в данном магазине с ценами на тот же товар в других магазинах, а также сопоставляет свойства и качества товара и принимает решение о покупке. Все потребители ведут себя подобным образом. Из этого исходит классическая экономическая теория. Таким образом, на микроуровне коммуникация между агентами присутствует всегда в процессе обмена, так как коммуникация сама есть обмен, в процессе которого агенты должны договориться об условиях сделок и проинформировать друг друга о качестве и свойствах благ.[44]