Читать онлайн «История и теория медиа». Страница 25

Еще одной мерой, к которой также активно прибегали, было залоговое обеспечение промысла. Один из наиболее распространенных инструментов – денежный залог, то есть своего рода плата за то, что, находясь внутри корпорации, торговец и книгоиздатель будут соблюдать ее правила. В случае выхода из отрасли залог возвращался, а за проступки изымался в пользу корпорации.

Наконец, одной из мер, позволявших контролировать рынок, было жесткое закрепление права на печать тех или иных произведений за определенным издателем. Фактически эта мера действовала на основании привилегии, однако позволяла контролировать как идеологическую составляющую книгопечатания (если некую книгу монопольно может печатать один издатель, значит, контроль за этим произведением и выискивание крамолы в нем значительно упрощается), так и экономическую (издатели, получая привилегию, препятствовали распространению произведения за пределами корпорации в рамках незаконного копирования). В Великобритании такой корпорацией была «Компания типографов», которая, как уже отмечалось, вела реестровые книги, куда вносились списки всех произведений с закреплением определенных произведений за определенными авторами. Первый цензурный рескрипт на имя Необара (упоминавшийся выше), помимо чисто надзорных установок, содержал четкое закрепление за Необаром права на издание определенных книг. Сходная привилегия выдавалась Теофрасту Ренодо на издание одной из первых в мире газет – французской «La Gazette». На этом издании, выходившем с 1631 г., проставлялась королевская печать и делалась надпись «Avec privilège» («Издано по привилегии»). Таким образом, в ранний период Нового времени в Европе возникает прототип авторского права, которое затем эволюционировало до привычной ныне формы: от идеологического контроля, первично являвшегося целью этой системы, авторское право переходит к защите интересов автора произведения, а от чисто корпоративных целей – к вполне коммерческим, заключающимся в создании конкуренции между издателями за труды автора, что позволяло улучшить качество произведений.

Благодаря тщательному труду русского дореволюционного историка прессы Николая Новомбергского, мы можем воссоздать сегодня ключевые положения и эволюцию французских законодательных актов в сфере книжной корпорации (см. табл. 4.1).

Из таблицы видно, как постепенно, на протяжении времени, корпорация теряет контроль над книжным промыслом, а государство его концентрирует в своих руках. Фактически начиная с XVI в. королевская власть покушается на старинные цензорские полномочия университета. Создание синдикальных камер, лишь формально встроенных в корпорацию университета, а на деле подчиняющихся власти министерства полиции, было первым шагом к перехвату цензорских полномочий. Необходимость согласовывать произведения до печати с лейтенантом полиции создавала систему двойного управления: контроль отныне осуществляла не столько университетская корпорация, сколько министерство полиции. Кроме того, увеличение числа клерков университетской корпорации постепенно привело к тому, что реально университет уже не контролировал отправление цензуры, а был скорее символическим институтом ее организации.

Таблица 4.1

Основные документы, регулирующие издательскую корпорацию во Франции XIII–XVIII веков

Процесс ликвидации цензорских полномочий университета и постепенная утрата им привилегии по просмотру книг в значительной степени совпадали с централизацией власти в Европе в целом и постепенной концентрацией ресурсов принуждения (средств ведения войны) в руках государственной администрации. До этого периода средства принуждения принадлежали королю не напрямую, а через земельную знать, которая одновременно контролировала и вооруженные силы. Однако, как пишет Ч. Тилли,[101] государство постепенно концентрировало ресурсы и присвоило себе право контролировать силы принуждения монопольно, изъяв оружие у населения и введя наказания за его применение. При этом развивалась центральная администрация средств принуждения через создание представительств власти на местах. Как мы можем наблюдать, схожая модель реализовывалась в России, где царская власть подчиняет себе церковь, превращая цензуру из духовного инструмента в светский.

По аналогии с этим развитием средств принуждения происходит развитие контроля государством книгопечатного и издательского промысла. Фактически на протяжении пяти веков формально этот промысел не находился напрямую под контролем государства, а относился к ведению университетской корпорации. И лишь с созданием синдикальных камер, передачей частичных прав полиции начался процесс постепенной концентрации ресурсов контроля в руках государства, которое затем при помощи административного принуждения будет осуществлять надзор за контентом прессы, вводя регулирование в рамках законов (а не разовой цензуры каждого из произведений) (подробнее об этом см. § 4 данной главы).

В начале XVIII в. культурная модель Просвещения, предполагавшая систематический поиск смысла и рационального, отказ от клерикализма, ориентацию на накопление знаний, совершила вторую революцию в книжном промысле. Эта революция имела уже не технологический характер (как в случае с изобретением печатного станка), а социальный. С этого времени книжная практика, то есть чтение книг, становится поистине всеобщей. И если сразу после своего появления в эпоху Гутенберга книжный промысел вовлекает несколько тысяч читателей и сотню типографов по всей Европе, то после эпохи Просвещения книжная отрасль становится одной из самых сильных, разветвленных и массовых.

Охарактеризуем в целом традиционное книгопечатание как структуру и рынок до ключевых изменений, произошедших в XVIII в. Это позволит нам лучше понять суть различий. Во-первых, необходимо сказать, что экономически книжный промысел представлял собой закрытый рынок. Сам пресс, механический книгопечатный станок, не претерпевает значительных изменений за почти три века истории. Станок был деревянным приспособлением, приводящимся в действие вручную, что затрудняло существенное повышение производительности труда. Как фирма типографское ателье представляло собой семейное самофинансируемое предприятие, владелец которого имел право передавать свое ремесло по наследству. Хозяин работал в паре с хранителем книжных фондов, который добивался уступки авторских прав на издание произведений и регулярно издавал каталог книг. В этой ситуации типограф, как правило, являлся и распространителем своей продукции. В связи с этим издание книг не требовало существенных финансовых вливаний.

Типографы и продавцы книг были организованы – входили в корпорацию, которая осуществляла самоцензуру в отрасли и имела определенную привилегию на печать (к примеру, королевскую). Психология частного предпринимательства такой системе была чужда. Типографы как бы сами надзирали за собой и регулировали собственный промысел. Мы уже говорили в предыдущем параграфе о том, что такое саморегулирование позволяло более жестко подчинять типографов контролю университета и церкви.

Вместе с тем, несмотря на то что внутри корпорации типографов действует жесткая цензурная корпоративная установка, при Людовике XIV начинает работать система вписывания типографий и книгопечатного искусства в структуру централизованного государства. Для этого создаются первые светские органы книжного контроля – синдикальные камеры, которые в первую очередь осуществляли надзор за распространением книг, а не за их выпуском, что становилось труднее обеспечивать в условиях количественного роста книг и увеличения тиражей. Кроме того, такой контроль превращался во все более формальный и все в меньшей степени касался контента самих книг. С конца XVIII в. книги перестают быть основным и главным объектом внимания контролирующих инстанций, которые сосредотачиваются на набирающей популярность периодической печати.

До XVII в. значимость книги нельзя переоценивать также еще и потому, что книга не была массовой, хотя относительный уровень грамотности и был довольно высок. Материальные условия жизни не давали возможности широкого доступа к печатному слову. В то же время необходимо подчеркнуть неограниченную открытость очень узких – богатых – слоев населения к книжной продукции. Библиотека становится инструментом утверждения статуса для богатых аристократов и средней буржуазии. Появляется средний класс людей свободных профессий, которые имеют библиотеки. В XVIII в. библиотеки лилльских, дижонских, безансонских врачей и юристов состоят из нескольких сотен экземпляров. Именно на основе знаний этих людей и благодаря им идеи Просвещения начнут распространяться и в более низкие слои населения. Важно понимать также, что элитарность книги не позволяла писателям быть зависимыми от массового читателя и его интересов, что вынуждало авторов быть в большей степени зависимыми от церковных и властных институтов.