Читать онлайн «Домашняя жизнь и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях (очерк)». Страница 53

Святой крест считался знамением мира и союза. Всякий договор или обещание по своей важности подтверждались целованием креста, а нарушение такого договора называлось преступлением против крестного целования. Каждый имел на себе непременно крест; духовные запрещали снимать крест с шеи, когда человек идет купаться в реку или мыться в мыльне. Коль скоро приводилось что-нибудь важное обещать или утвердить истину сказанного, снимали его с себя и целовали. В старину было в обычае меняться грудными крестами; сделавшие такую мену считали себя обязанными быть задушевными друзьями и помогать один другому во всех случаях жизни.

Святые мощи были всеобщим предметом поклонения; к ним стекались болящие и искали исцеления. Независимо от поклонения мощам, хранившимся в церквах и монастырях, многие богатые люди имели у себя в доме частицы мощей в крестах или на образах; возбранялось носить крест с мощами на шее. Вода, которою обмывали мощи, считалась целительной и употреблялась набожными людьми при разных недугах. В старину очень часто появлялись мощи, и кроме тех, которые были открыты и признаны церковью, возникало в разных местах поклонение памяти усопших, которые по образу жизни заслуживали уважение народа. Так, в 1626 году в Пошехонском уезде народ стал собираться около рябины, которая выросла на могиле убитого разбойниками инока Адриана, и народный говор гласил, что многие страждущие получали на этом месте исцеление.

С этими верованиями соединялось уважение к храму Божьему. Строить церковь считалось делом христианской добродетели и лучшим средством к спасению и отпущению грехов. Нельзя было пройти мимо церкви, не сделавши троекратного знамения с поклоном.

Благочестивый человек считал большим грехом не пойти в церковь в праздник не только к литургии, но к вечерне и к заутрене. «Когда вы услышите клепание в церкви, — говорит одно духовное поучение, — оставляйте всякое дело и идите в церковь». Следовало в церкви стоять со тщанием и трепетом, не обращая взоров, потупив глаза и сложив крестообразно руки, и не вести друг с другом пустошных речей; «велико милосердие Божье (говорит то же поучение), что огонь, — не сойдет с неба и не пожрет ведущих разговоры во время божественного пения». Склоняться на стену и переступать с ноги на ногу от усталости считалось грехом; равным образом считалось недостойно славы Божьей уходить из церкви прежде окончания служения. Палку оставляли вне церкви. Во избежание сходства с католиками в старину православные не становились на колени. Женщины входили в особые двери и стояли в особом притворе; знатные госпожи становились в церквах за решетками, стояли, потупя глаза в землю, и старались особенно показывать вид скромности, когда мимо них проходил священник. Простые женщины не так часто ходили в церковь, как мужчины, и обыкновенно на короткое время, чтобы поклониться иконам. Всякому сколь-нибудь достаточному человеку вменялось в благочестивую обязанность явиться в храм Божий с приношением, например со свечою, с просфорою, фимиамом, ладаном, кутьею или милостыней. По толкованию набожных людей, дар тогда только принимался Богом, когда было приношение от праведного имения и когда богомолец не таит в душе ни к кому ни злобы, ни гнева. «Аще кто идет к церкви со страхом Божиим, со всем сердцем, гнева не имеет, но сияет душа его яко солнце и восходит молитва его яко темьян: тогда ангел мой исходит из алтаря, нося кисть в руку своею и знаменает его на челе и тако почиет на нем Дух Снятый». Давать в монастыри считалось особенно спасительным делом: «Что имате потребно — несите к нам, то бо все в руце Божий влагаете». Кроме денежных вкладов и недвижимых имений, некоторые дарили одежды и посылали братии кормы, то есть съестные припасы. Некоторые знатные люди доставляли в монастыри каждогодные пропорции. Во время болезни или перед кончиною страждущие думали уменьшить тяжесть грехов вкладами в церковь и завещали иногда в разные церкви и монастыри особые вклады и кормления на братию. Если умирающий не успевал распорядиться формально, то наследники, зная его волю, считали долгом поскорее исполнить ее для успокоения души усопшего.

Нередко старый человек, чувствуя истощение сил, поступал в иноческий чин и при этом всегда давал дар или доход; в таких случаях богатые помогали бедным, давая им на пострижение. По народным понятиям, сделать вклад по душе значило проложить душе верный путь к спасению, и это верование было причиною больших богатств монастырских.

Но уже распространилось достаточно учение о том, что давать на монастыри недвижимое имение не только не спасительно, а даже вредно. В книге «Златой Матице» в одном поучении рассказывается, что некий святой отец имел видение об одном умершем, которого считали все спасенным, потому что он записал в монастырь имение, и который, в самом деле, за то самое был осужден: «И осуждена бысть душа его мучитися свиатого ради, и молящися Святей Богородице и Предтече Иоанну о душе той и слышах глас глаголющ: кто даст село, да отпустят то село от монастыря, тогда душа отпущена будет от муки».

Священники и монахи были лучшими советниками и друзьями благочестивых людей. Каждый имел у себя духовника, к которому прибегал в своих житейских нуждах: приглашал для совета и утешения во время какой-нибудь печали, болезни или царской опалы. Для духовника не было скрытой домашней тайны. Он был наставником и другом, занимал в доме всегда первое место; для него не щадили приношений; ему кланялись до земли. Осуждать духовных считалось, по нравственному учению, большим грехом: «Несть вам подобно на священники хулы возвещати, — говорит одно поучение, — ибо по вся дни за тя, и за твою братью, и за вся верныя службу творят и заутра, и в полудни, и в вечер молят Бога в церкви и в домах, и у креста молитвы творят... Учения его (священника) слушай, и аще право учит, не пытай его учения и не укоряй его, добре бо за тя Бога молит. Клеветы же не принимай ни на единаго чернца глагол: аще видиши согрешивша, послушай Бога рекшаго: не осуждайте, да не осужени будете; минувшу же тя на пути не стыдися главы своея поклонити». Другое благочестивое размышление о судном дне восклицает: «О, горе тому человеку в день судный, аще кто станет попа укоряти: не попа укоряет, но Церковь Божию». Государи, столь неприступные, преклонялись перед духовными властями, и Алексей Михайлович обращался с патриархом Иосифом столь почтительно, что кланялся ему до земли. Конечно, этот обряд смирения не мешал царям поступать иногда очень самовластно с духовными лицами.

После духовных благочестие обращалось к так называемым юродивым и нищим. В каком почете были в старину юродивые, видно из того, что сам Иван Васильевич Грозный терпеливо выслушал горькие речи юродивого, приглашавшего его в пост поесть мяса, на том основании, что царь ест человеческое мясо. Кроме юродивых мужчин были также юродивые женки, ходившие со двора на двор, уважаемые хозяевами и вместе с тем забавлявшие хозяйских детей. Иногда юродивые жили при домах, особенно при архиерейских; так, Никон, когда выезжал в дорогу, то брал с собой какого-то юродивого Василия Босого.

Вера, что подача нищему есть достойное христианское дело и ведет к спасению, порождала толпы нищенствующих на Руси. Не одни калеки и старицы, но люди здоровые прикидывались калеками. Множество нищих ходило по миру под видом монахов и монахинь и странствующих богомольцев с иконами — просили как будто на сооружение храма, а в самом деле обманывали. В каждом зажиточном доме поношенное платье раздавалось нищим. В больших городах на рынках каждое утро люди покупали хлеб, разрезали на куски и бросали толпе оборванных и босых нищих, которые таким образом выпрашивали себе дневное пропитание. Случалось, что эти самые нищие, напросивши кусков, засушивали их в печке и после продавали сухарями, а потом снова просили. Часто дворяне и дети боярские, пострадавшие от пожара или неприятельского нашествия, просили милостыню, стыдясь заняться какою-нибудь работой. Если такому попрошаю скажут, что он здоров и может работать, дворянин обыкновенно отвечал: «Я дворянин, работать не привык; пусть за меня другие работают! Ради Христа, Пресвятая Девы и святаго Николая Чудотворца и всех святых подайте милостыню бедному дворянину!» Часто такие лица, наскуча просить милостыню, переменяли нищенское ремесло на воровское и разбойничье. Вообще, прося милостыни, нищие возбуждали сострадание унизительными причетами, например: «Дайте мне и побейте меня. Дайте мне и убейте меня!» Другие читали нараспев духовные стихи жалобным голосом. Благочестивые люди приходили в умиление от этого рода песен. Между нищими вообще было множество злодеев, способных на всякие беззаконные дела. В XVII веке они крали детей, уродовали их, калечили руки и ноги, выкалывали глаза и, если жертвы умирали, то их хоронили в погребах, а, если переживали муку, то возили по селениям, чтобы возбуждать видом их страданий участие. Случалось, что вдруг пропадет, дитя, игравшее где-нибудь на улице: его сманивали нищие, соблазняя яблоками и орехами. В XVII веке рассказывали один ужасный случай. Пропало у матери дитя. Через несколько времени в толпе нищих мать услышала жалобный крик: «Мама! Мама!» Открылось, что эти нищие, числом четверо, отправляли уже семнадцать лет такую спекуляцию и много детей украли и изуродовали. Несмотря на такие случаи, расположение к нищим от этого не охладевало. Русский, видя несчастного, который просит подаяния во имя Христа и святых, не считал себя вправе судить его, а полагал, что долг христианина помочь тому, кто просит; справедливо ли или несправедливо он просит, и куда бы ни употребил то, что ему дано, — в этом судит его Бог. На таком основании русские также сострадательны были к колодникам, преступникам, содержащимся в тюрьмах, которых посылали со сторожами просить милостыни для пропитания. Благочестивые люди отправляли в тюрьмы кормы и раздавали колодникам перед праздниками одежды. Сам царь в урочные святые дни, когда ради вселенских церковных воспоминаний кормили нищих и раздавали им подаяние, отправлялся лично в тюрьмы к заключенным и подавал им милостыню из собственных рук. Даже иногда тюремные сидельцы получали сравнительно более, чем содержавшиеся в богадельнях раненые воины. Иностранцам казалось странно, что люди, наказанные кнутом, не только не отмечались народным презрением, но еще возбуждали к себе участие и внушали даже некоторого рода уважение к своим страданиям. Никто не стыдился не только ласково говорить с ними, но даже вместе с ними есть и пить. С другой стороны, и палачи не были в презрении; это звание отдавалось иногда торговым людям и так было выгодно, что его перебивали друг у друга. Таким образом, всеуравнивающее сострадательное чувство заставляло в несчастном видеть одно несчастие и подходить к нему с добрым уважением сердца, а не с осуждением.