Читать онлайн «Антропологический код древнерусской культуры». Страница 51

Наряду с общими христианскими заступниками большое значение приобретают свои, русские мученики Борис и Глеб, князь-воин Александр Невский, местночтимые святые и иконы. Первые возрождающиеся храмы после Батыева разорения – это храмы, посвященные Борису и Глебу в Кидекше под Суздалем (1239 г.) и в Ростове Великом (1253 г.). Братья-мученики как бы включаются в состав небесного воинства, возглавляемого Архангелом Михаилом, они незримо присутствуют при битвах, а отдельные участники видят их во сне, они оказывают помощь ратникам и предвещают победу. Именно в такой роли они «участвуют» в Невской битве («Житие Александра Невского»), в Куликовской битве 1380 г. («Сказание о Мамаевом побоище», «Житие Дмитрия Ивановича» и другие произведения Куликовского цикла) и др.

Заступническая функция Александра Невского, как бы перенятая у «сродников» Бориса и Глеба, помогавших ему победить, основывалась на его успехах в борьбе с немецкими рыцарями и шведскими феодалами в Невской битве 1240 г. и Ледовом побоище 1242 г. Возникшая вскоре после блестящих побед князя «Повесть» («Житие», «Повесть о житии Александра Невского») варьировалась во множестве редакций, совмещая светскую струю воинских повестей с житийным жанром. Александр Невский, с одной стороны, предстает в ней богатырем, бесстрашным полководцем, уподобляемым римскому императору Веспасиану и вызывающим ужас у монголо-татар (в Золотой Орде матери пугают детей словами «Александр едет!»[379] ), а с другой стороны, в нем живет смиренный христианин, постоянно молящийся и творящий чудеса. В основе лежал светский рассказ, написанный младшим современником князя («самовидець есмь взраста его» [434] ), который опирался на свидетельства «своих отец» о событиях 1240-х гг. Он знал по именам шестерых храбрецов и детали их воинских подвигов и видел свою задачу в правдивой передаче того, что слышал от отцов. Дальнейшая же обработка придала повествованию агиографический характер, насытив житийными подробностями, библейскими сравнениями и образами, молитвенными речами и т. п. Идея заступничества проступает в том, что победу на Неве обеспечивали святые Борис и Глеб, а победу на Чудском озере приносит князю «полк Божий на воздусе» [434] .

Статус «заступника» получают и русские церковные иерархи. В частности Серапион Владимирский, долгое время бывший монахом Киево-Печерского монастыря, а в конце жизни (1274–1275 гг.) получивший сан епископа Владимирского, Суздальского, Нижегородского. Пять поучений, написанных им в разное время, не создали ему славы писателя, но вплоть до XIX столетия его имя звучало в народе как имя одного из главных заступников Руси. В его «Словах» постоянны призывы к покаянию и соблюдению христианских заповедей, к отказу от языческих обрядов и верований, к чистой и праведной жизни. Сквозная тема его «Слов» – иго как Божье наказание за грехи. Он глубоко и искренне переживает за свой народ, не желающий оставить греховные дела: «Многу печаль в сердци своемь вижю вас ради, чада, понеже никако же вижю вы пременишася от дел неподобных. Не тако скорбить мати, видящи чада своя боляща, яко же аз, грешныи отець вашь, видя вы боляща безаконными делы»[442] . Начиная свои поучения с череды вопросов, проповедник затем сам отвечает на них и предлагает выход из тяжелого положения. Избавить от ига может, по Серапиону, только прекращение беззакония, греховного жития, непослушания, непокаяния, маловерия. Он призывает «узреть сердечными очами» [444] свои дела и возненавидеть их, отвергнув, обратиться к покаянию.

Идея заступничества своеобразно преломилась в легенде о Меркурии Смоленском, возникшей в XIII в., но оформленной в «Слово» в XV в. В ней рассказывается о том, чего не было в действительности – об осаде Смоленска Батыем. Миссия защитника сугубо легендарна – победить одному целое войско и отогнать поганых от любимого города. На этот подвиг Меркурия благословляет явившаяся ему Богоматерь Одигитрия из Успенского собора Смоленска, она же объявляет ему, что после победы он должен добровольно склонить голову для усекновения и, взяв ее в руки, явиться к городской стене. Эта полностью легендарная история возникла именно в силу той огромной роли идей мученичества и заступничества, которую они начали играть в покоренной монголо-татарами стране.

К русским заступникам, влившимся в «Божьи полки» небесного воинства, присоединялись общехристианские заступники-воины Димитрий Солунский, Георгий и другие. Заступники должны были не только незримо бороться на небе с врагами Руси, они должны были творить чудеса. Вероятно, поэтому любимым эпизодом жития Георгия стало «Чудо Георгия о змие», получившее новое прочтение в XIII столетии. Своей верой и терпением Георгий добивается божественной помощи в борьбе со змеем, пожиравшим юношей и девушек неведомого града Гевала, и убеждает язычников в превосходстве христианской веры. Чудесный, почти сказочный тон повествования сделал это произведение одним из любимых в народе. Образ Георгия-воина нашел отражение в иконописи еще до татаро-монгольского нашествия, теперь же стал еще более популярен. В конце XIII – начале XIV вв. в Новгороде Великом создается икона «Чудо Георгия о змие с житием»: в среднике на красном фоне показан Георгий на белом коне с копьем в руках, напротив него – башня с царем, царицей и придворными; ниже – царевна Елизавета, ведущая под уздцы дракона. В 14 клеймах на белом фоне даны сцены из «Жития Георгия» с явным преобладанием мученических сюжетов. Икона отличается сказочным, народным стилем.

Тяга к чудесному вмешательству невидимого мира в жизнь земную сказалась и на усилении чудесного начала в житийной литературе. Число чудес, совершаемых святыми на протяжении жизни и особенно после смерти, резко возрастает. Они нанизываются на канву повествования, как бусины в четках, концентрируя на себе все большее внимание читателей. Так, если в первой редакции жития Варлаама Хутынского не было описания чудес вообще, то во второй редакции, сложившейся после монголо-татарского завоевания, их уже насчитывается шесть.[380] Среди них исцеления, в частности князя Константина, наказания монахов за нарушения монастырского устава и христианских норм поведения. Впоследствии к ним присоединятся чудесные предсказания и пророчества, видения и явления Варлаама современникам. Незримое присутствие умершего святого и его вмешательство в дела земные ощущается людьми того времени все острее и острее.

Вера в чудесное избавление от злых сил, дьявола, «неведомых языцев» преломлялась в самые разнообразные формы, порождая легенды, предания, духовные стихи и т. п. В народной среде сложилась легенда о гибели богатырей – былинных заступников Руси в битве на Калке в 1223 г. Отсутствием богатырей оправдывалась слабость русских земель, полоненных врагами. Кроме того, гибель богатырей, так сказать, физических, телесных должна была компенсироваться богатырями духа, сильными верой. Мученический подвиг и позволял достичь той высоты духа, которая должна была помочь преодолеть ненавистное бремя ига. И если не было ордынских ратей, прямых гонений или преследований, то следовало пройти мученический путь, борясь с дьяволом и его искушениями. В одном из посланий того времени Яков-черноризец, обращаясь, по-видимому, к своему духовному сыну князю Дмитрию Борисовичу где-то в 1281 г., пишет: «И страстем их [апостолов. – Л. Ч.] подражатель хотя быти, аще борения таковаго несть, но венцем таким не отступило время – и не отстала бо рать дьяволя, не гонят бо человеци, но бесы, не мучитель, но дьявол».[381] Чудо-богатыри уступают место святым чудотворцам, всей своей жизнью угождающим Богу и творящим чудеса после смерти уже как небожители. В «Житии Стефана Пермского» Епифаний Премудрый называет его «мужественным храбром», поскольку богатырство телесное, свойственное былинным храбрам и летописным богатырям XI–XII вв., сменилось в представлениях XIV–XV столетий богатырством душевным, теперь «храбрами» называют тех, кто совершает духовные подвиги.[382] Русская душа жаждет духовной опоры небесного войска, ведущего свою войну с дьяволом и помогающего праведным и справедливым русским ратям победить ненавистную Орду.

Мученичество, заступничество, чудесное спасение – вот основные темы русской культуры второй половины XIII – первой половины XIV веков. Эпоха Куликовской битвы вносит ощутимые коррективы в эту тематику, хотя во многом и продолжает ее. Актуальными становятся вопросы назревающей моральной победы над врагом, о которой молят подвижники во главе с Сергием Радонежским, и победы военной, подготавливаемой великим князем Дмитрием Ивановичем. Русь преодолевает негативные последствия ордынского завоевания, время Куликовской битвы вызывает подъем национального самосознания. Идея единения Руси под эгидой московских великих князей звучит в «Сказании о Мамаевом побоище», «Задонщине», «Житии Дмитрия Ивановича», «Житии Сергия Радонежского» и др. Она находит своеобразное преломление в образе Троицы как идеала единства, воплощенного в нем. Троицкий монастырь, основанный Сергием Радонежским, икона Андрея Рублева «Троица», многочисленные храмы второй половины XIV – начала XV вв. с посвящением Троице свидетельствуют об особом значении, придаваемом этому символу единения в то время.