Читать онлайн «Цивилизация Древнего Рима». Страница 23

Это состояние духа, которое сохраняется до конца существования Рима, объясняет в основном политику, проводившуюся императорами по отношению к христианству. В нем ничего не имелось такого, что могло бы глубоко шокировать религиозное сознание римлян: религия митраизма также утверждала исключительный монотеизм, обладала внутренней иерархией, своей моралью, своим крещением и своей теологией. Религия, связанная с поклонением Изиде, также накладывала на своих сторонников обязанность аскетической практики, ежедневных церемоний, ношения при определенных обстоятельствах особого одеяния и пищевые запреты. Однако ни Митра, ни Изида не подвергались преследованию. Христианская проповедь, как иногда утверждают, рисковала скомпрометировать общественное устройство, провозгласив равенство всех людей перед богом. Но такие идеи очень часто высказывались и философами, и социальная эволюция в эпоху империи сама по себе имела тенденцию к стиранию традиционных общественных границ между завоевателями и завоеванными, между свободными людьми и рабами. Причины преследований, направленных против христиан, были различны; первоначально они заключались в нетерпимости самих христиан, чуждой восточным культам. Очень часто именно христиане становились атакующей стороной, отказываясь принять то, что стало основным принципом политической деятельности, — культ божества императора, они также отказывались приносить военную клятву, которая, по сути, была религиозной. Но когда императоры начали политику, направленную на прекращение борьбы между разными формами официального язычества и христианством, они делали это во имя принципа, которым некогда руководствовался сенат в своем постановлении о вакханалиях:

«…Отменяются все постановления, — гласил рескрипт Лициния, опубликованный в 313 году н. э., — которые содержались в наших рескриптах, ранее направленных к нашим подданным по делам христиан и оказавшихся полностью, неблагодатными… Ныне все это утрачивает свою силу, и любой, кто желает следовать правилам религии христиан, отныне может свободно и беспрепятственно, без утеснений и беспокойства исповедовать эту религию… Этим же христианам мы предоставили право свободного и безусловного отправления религиозных обрядов… Подобным же образом мы разрешаем и другим пользоваться ради спокойствия нашего времени правом открытого и свободного отправления религиозных обрядов, чтобы каждый имел возможность свободно избрать и почитать, что ему угодно».

Так закончилась в соответствии с истинно римской традицией кровавая борьба, продолжавшаяся к этому моменту почти три столетия.

В течение длительного времени основой римского общества являлась семья. Таким образом, следует спросить у себя, как эволюционировала на протяжении римской истории сама семейная жизнь и в какой мере она сохраняла верность старинным традициям или же сумела от них освободиться?

Мы уже говорили о том, что в семейной жизни полновластно господствовал отец, который законным образом руководил домашними рабами, женой и детьми. Pater familias[140] мог признавать детей, рожденных женой (отец брал новорожденного на руки и поднимал жестом, который подтверждал законность этого ребенка), или изгонять из дома, оставляя на милость любого, кто пожелает приютить ребенка, что на самом деле означало его обречение на смерть или, в лучшем случае, к рабству. Признанный сын мог быть изгнан из дома; тогда его продавали «за Тибром», однако сын, трижды проданный, на законных основаниях освобождался от patria potestas[141]. В особенно серьезных случаях отец мог убить своих детей и жену, но обычай требовал, чтобы такое жестокое решение было принято на семейном совете, специально собиравшемся для этого. Известно, что эта старая практика сохранялась еще во времена Нерона, поскольку сенатор, жена которого была обвинена в приверженности чужеземным суевериям, был вынужден созвать семейный трибунал, чтобы ее осудить. Государство до конца сохранило величайшее отвращение к вмешательству во внутренние дела семьи и, следовательно, не ограничивало власть отца.

В действительности обычай все-таки смягчался. Все более и более исключительным становилось событие, когда отец продавал своего сына как раба. Допускалось, что сын, проданный таким образом, с точки зрения закона оставался свободным и, в отличие от других рабов, мог выступать свидетелем в суде и даже предъявить иск против своего нового хозяина. Согласно праву, pater familias всегда был законным представителем своих детей и жены и должен был дать свое разрешение на заключение ими любого юридического акта и подтверждение подлинности этого акта. Однако со II века до н. э. формируется процедура предоставления юридической дееспособности, выгодоприобретатель практически извлекается из сферы опеки отца: сын (или жена), получившие право юридической дееспособности, не переставая являться членами семьи, получают право лично владеть имуществом и самостоятельно управлять им.

Понятно, что для сохранения самого общества необходимо было, чтобы семейная ячейка была мощной, а брак особенно серьезным актом, потому что семья принимала действительно чужеродный элемент, хотя и необходимый для ее продления. Вопросы брака решались отцом семейства, заинтересованных лиц о склонности почти не спрашивали. Политические союзы играли большую роль, по крайней мере в аристократической среде. Помолвки отмечались, они торжественно подтверждали заключение взаимных обязательств между семьями, в том числе и религиозных. Советовались с богами и, если предзнаменования оказывались благоприятными, обменивались кольцами, которые приобретали символическое значение. Иногда это было кольцо в виде двух переплетенных колец, иногда — с геммой[142], вырезанной на камне: погрудным портретом невесты и жениха или иным изображением, выражающим идею супружеского союза. Друзья семьи присутствовали на помолвках, они были свидетелями договора. Участие в помолвках являлось частью многочисленных officia[143] римлянина, обязанностей, связанных с общественной жизнью, от которых нельзя было уклониться, не совершив серьезную оплошность. После обмена кольцами приступали к подписанию брачного контракта, в котором оговаривался характер и сумма приданого молодой женщины. Эти помолвки имели юридические последствия: если брак впоследствии не завершался надлежащим образом свадьбой, та из сторон, которая не получила удовлетворения, могла возбудить иск против другой стороны о возмещении причиненного ущерба. Как бы то ни было, если жених, однажды обрученный, обручался во второй раз, он считался двоеженцем. Невеста должна была хранить верность жениху, как супруга, но это обязательство имело свой срок. Если жених не вступал в брак, девушка была вправе заключать другой брак. Но если она была неверна жениху, то закон приравнивал ее к жене, нарушившей супружескую верность. Случалось, что помолвка оказывалась очень продолжительной, так как распространился обычай обручать малолетних детей, и возможность заключения брака ожидалась долгие годы.

Только римские граждане имели право заключать брак в глазах закона. Jus connubii[144] — привилегия римского гражданства, и в классическую эпоху не существовало ограничений этого права, но известно, что некогда патриции не могли сочетаться браком с девушками, принадлежавшими к плебейским семьям, этот запрет был снят только в середине V века до н. э. Теоретически юноши могли сочетаться браком в возрасте 14 лет, девушки же считались достигшими брачного возраста в 12 лет. Однако хорошо известны случаи заключения браков до достижения невестой положенных лет и половой зрелости. Все же браки считались законными при условии, если достигался минимальный возраст, установленный законом.

В первые века республики существовали параллельно две формы брака: confarreatio[145] — для патрициев и coemptio[146] — для плебеев. Confarreatio состоял главным образом из религиозной церемонии перед домашним алтарем: кашей из полбы обмазывалось жертвенное животное, предназначенное к закланию, пирожок, тоже из полбы, делился между супругами, которые его съедали. Сельский и, без сомнения, чисто латинский и очень архаичный характер этого обряда, очевиден. Он составлял торжественный момент брачной церемонии, ему предшествовал и за ним следовал целый ряд живописных действий, которые описывают античные писатели.

Накануне свадьбы невеста отдавала своих кукол ларам отцовского дома. В тот же день она надевала белую тунику (tunica recta), полотно для которой ткали по старинному обычаю, ее перевязывали на талии двойным узлом. Прическа невесты украшалась копьеобразной железной палочкой (hasta caelibaris)[147], волосы разделялись на шесть локонов, которые перевивали ленточками, соединяли в шиньон. Затем на голову накидывали фату оранжевого цвета (flammeum)[148], на тунику набрасывалась широкая накидка (palla[149]), прикрывающая верхнюю часть тела. Иногда наряд невесты дополнялся венком из цветов, украшениями — золотым ожерельем, браслетами. На ноги невеста надевала сандалии того же цвета, что и покрывало.