Читать онлайн «Антропология пола». Страница 39

В связи с обсуждением вопроса о привлекательности мужских лиц, несущих бороду и усы, с одной стороны, и гладко выбритых — с другой, любопытными являются результаты многолетних исследований Н. Барбера. По мнению данного автора в европейской культуре существует положительный стереотип бородатого мужского лица. Мужчины, носящие бороду и усы, рассматриваются женщинами как более ценные потенциальные супруги. Им приписывают лучшие репродуктивные качества и уровень здоровья в целом. Предполагается также, что бородатые мужчины способны лучше обеспечить жену и детей.

Дж. Рид и Э. Бланк проанализировали результаты предварительного отбора кадров по фотографиям, произведенного в 188 различных американских фирмах (возраст от 19 до 70 лет), и с удивлением обнаружили склонность отдавать предпочтение мужчинам с растительностью на лице. Такие индивиды представлялись менеджерам более привлекательными в физическом и социальном плане, и оценивались как более компетентные, цельные и надежные. Возраст и пол менеджеров не оказывали существенного влияния на выбор кадров за тем исключением, что женщины-менеджеры оценивали бородатых мужчин как более компетентных.

Н. Барбер указывает на определенную зависимость между ситуацией на рынке женихов и модой на мужские бороды и усы. Если складываются максимально благоприятные условия для невест, то есть в наличии имеется много свободных мужчин брачного возраста, то женщины начинают отдавать предпочтение мужчинам с растительностью на лице. Наиболее значимыми в списке оказались усы, достоверно положительная связь отмечена также и для наличия бороды. А вот присутствие бакенбардов не играло никакой роли в оценке привлекательности мужской внешности.

Обнаружена весьма любопытная связь между модой на длину женских платьев и ситуацией на рынке женихов. Благоприятные условия для женщин достоверно коррелировали с длинными юбками и большей скромностью в поведении женщин; чем более острой становилась конкуренция за женихов, тем с большей вероятностью в моду входили короткие юбки. Любопытно, что ранее другим исследователем было показано, что мода на длинные юбки колеблется синхронно с модой на мужские усы и бороды.

Психологи и этологи не раз отмечали, что женщины лучше мужчин способны читать по лицу партнера и отличать правду от обмана. Такое положение дел не покажется случайным, если мы вспомним, что для женщины правильный выбор партнера связан с энергетическими затратами, которые она должна в перспективе вложить в потомство. Гладко выбритое лицо в этом плане является идеальным условиям получения правдивой информации. Предполагается, что в условиях значительного избытка свободных мужчин, более уверенные в себе женщины будут предпочитать в качестве брачных партнеров мужчин с растительностью на лице (потому что не опасаются их измены), а менее уверенные — гладко выбритых. Мода на бороду и усы, по-видимому, чаще бывает популярной в странах, где браки более стабильны, соотношение полов смещено в сторону мужского пола, а супружеские измены являются редкостью.

Седые волосы и лысина свидетельствуют о старении, имеют под собой генетическую основу и могут иметь адаптивное значение для своих носителей. Нонсенс? Ничуть не бывало.

Облысение является типичной характеристикой, широко распространенной среди мужчин и связанной с действием андрогенов, генетического фактора и возраста. Определенная доля лысых мужчин встречается во всех человеческих культурах. Ранее полагали, что в процессе отбора, отступающая назад линия волос на голове стала сигналом угрозы, доминирования и высокого возрастного статуса, а покраснение лысины служит заметным внешним сигналом гнева.

Однако эмпирические данные не подтвердили этой гипотезы. Скорее можно полагать, что лысина эволюционировала как сигнал возмужания и социальной зрелости. Возраст является важным фактором, предсказывающим вероятность облысения. Вместе с тем агрессия и сексуальная потенция у мужчин с возрастом падают, а желание проявлять родительскую заботу — возрастает. В процессе возмужания облик мужчины меняется от доминантно-агрессивного к доминантнозаботливому. Такие преобразования адаптивны, так как позволяют снизить конкуренцию между мужчинами в пределах группы путем разделения функций между младшими (воины, охотники) и старшими (учителями, хранителями информации).

Таким образом, лысина выступает как сигнал более высокого социального статуса и покладистости. Вместе с тем тот же сигнал снижает физическую привлекательность обладателя. Случайно ли, в свете всего сказанного выше, что в современном западном обществе среди мужчин стало модным брить голову? Причем мода эта в первую очередь распространена среди молодых мужчин.

В соответствии с моделью множественной приспособленности культура формирует моду на бритье и стрижку таким образом, чтобы облик мужчины максимально отражал адаптацию к локальным экологическим условиям. Замечено, что бороду и усы чаще носят в тех местах, где вероятность дефектов кожи на лице велика по причине изобилия инфекционных кожных заболеваний и насекомых-переносчиков.

Растительность на лице у мужчины может сигнализировать об агрессивности независимо от культуры и исторического периода, но именно конкретные культурные нормы определяют социальную желательность данной характеристики (бесстрашные и доблестные воины) или ее нежелательность (опасный злодей). В тех культурах, где развитие волосяного покрова на лице очень слабое или отсутствует, даже незначительное количество волос ассоциируется со злом, вызывает отвращение и ассоциации с животностью (например, в Японии).

В ходе наших исследований формирования гендерных стереотипов у детей (русских и калмыков) младшим школьникам предлагали нарисовать женщину и мужчину. Мальчики и девочки практически никогда не изображали мужчину с бородой и редко изображались усы. Когда мальчикам предлагалось изобразить свой воображаемый портрет во взрослом состоянии, ни один из них не нарисовал бороду, и только несколько русских мальчиков украсили себя небольшими усиками.

В этнографической литературе часто упоминается о предпочтение более светлой кожи, прежде всего, у женщин. В современных многоэтнических обществах идеалы более светлой кожи, по мнению некоторых исследователей, связаны с политической ситуацией: более обеспеченные правящие слои общества чаще бывают светлокожими, а представители неимущих слоев — темнокожими. Однако, хотя присутствие расовой иерархии и может стимулировать предпочтение светлой кожи, можно найти различные исторические подтверждения того, что одним только расизмом это обстоятельство объяснить невозможно. Так, в Римской империи, равно как и в арабском мире, присутствие большого количества рабов-северян не делало светлокожих женщин менее привлекательными. В большинстве нестратифицированных обществ также можно обнаружить представления о женской красоте, связанные с более светлой кожей по сравнению со средним в популяции. Эта характеристика является по сути универсальной, тогда как другие кросс-культурные стандарты красоты (пропорции тела, форма лица в целом и носа в частности, полнота) разительно варьируют. Мужские стандарты красоты по критерию цвета кожи, в отличие от женских, также варьируют.

Почему возникает такой двойной стандарт? Как полагает Джонс, речь, скорее всего, идет о том, что цвет кожи у женщин, аналогично полноте губ или отношению талии к бедрам, связан с секрецией эстрогенов. Эстрогены подавляют выработку меланина в организме. В результате девочка по мере взросления светлеет, а затем с возрастом наблюдается обратная картина: ее кожа постепенно темнеет. По этой причине предпочтение более светлокожих партнерш, столь явно выраженное у мужчин, может являться генетической адаптацией.

Вместе с тем нужно помнить, что индивидуальный опыт и социальная среда оказывают существенное влияние на формирование «идеального» образа. В темнокожих популяциях, к примеру, прослеживаться предпочтение более светлокожих женщин по сравнению со средним по данной популяции цветом кожи. Но это не означает, что во всех этнических группах будет безоговорочно прослеживаться предпочтение белокожих партнеров. Белокожие европейцы могут вызывать (и действительно вызывают) у них чувство неприязни и отвращения.

Вот что пишет о реакции африканцев, не видевших прежде европейцев, Д. Ливингстон: «В наружности белых должно быть нечто невероятно отвратительное для неискушенных опытом африканцев. Если мы, входя в деревню, где еще не бывали европейцы, встречали ребенка, который, спокойно и ничего не подозревая, приближался к нам, то стоило ему поднять глаза и увидеть людей в «мешках», как он в ужасе бросался бежать со всех ног... Встревоженная дикими криками ребенка, из хижины выскакивает мать и немедленно бросается обратно, едва взглянув на это страшное явление... Только что бывшая мирной, деревня наполняется суматохой и шумом голосов. Это продолжается до тех пор, пока наши люди не заверят встревоженное население, что белые люди не едят черных. В Африке эта шутка часто производит более сильное впечатление, чем торжественные заявления и увещевания. Некоторым из наших франтов, войдя в африканскую деревню, пришлось бы отказаться от своего самомнения, увидев, что хорошенькие девушки удирают от них, как от людоедов, или убедившись, как это случилось с нами, что белые являются здесь пугалами — матери отталкивают от себя непослушных детей и говорят: Веди себя хорошо, или я позову белого, чтобы он тебя укусил» (Д. и Ч. Ливингстон, 1956).