Читать онлайн «Иерусалим: три религии - три мира». Страница 29

Все эти перемены имели крайне негативные последствия для обстановки в Иерусалиме. Он оставался городом зимми, главным образом христианским городом, что наглядно отражалось в его внешнем облике. В Иерусалиме, да и по всей Палестине все еще стояло много церквей и монастырей, которые хранили накопленные за века сокровища. Мечетей же было значительно меньше. Столичные власти не проявляли особого интереса к Иерусалиму и не стремились соперничать с христианами в области религиозной архитектуры. Зато при Аббасидах появились многочисленные постановления о разрушении храмов зимми, о запретах на восстановительные или ремонтные работы в церквах и монастырях. Мало того, что природные бедствия и набеги грабителей причиняли большой ущерб христианской собственности, теперь ее разрушение и уничтожение стало непосредственно государственной политикой. Малейшие усилия христианских иерархов, направленные на поддержание достойного внешнего вида своих святынь, становились поводом для межрелигиозных конфликтов.

Иерусалимский патриарх Фома I (807–821 гг.) едва не предстал перед судом за то, что произвел ремонт купола ротонды Анастасис, который сильно обветшал. Мусульмане направили протест властям, обвиняя патриарха в том, что он нарушил исламский закон о культовых строениях зимми, которые не должны быть выше мечетей. Вокруг этого эпизода сложился интересный рассказ о том, что один старик-араб предложил Фоме I помощь, в оплату за которую потребовал установления ежегодного пособия для себя и своих потомков в размере 1000 золотых монет. Он посоветовал христианам предложить своим обвинителям указать размеры церкви до ремонта; поскольку ни у кого таких сведений не было, то и доказать, что отремонтированный купол стал выше предыдущего, не представлялось возможным.[117] В этой истории, выдержанной в жанре иерусалимских легенд, достоверно только одно: огромная сумма, которую иерусалимским патриархам действительно приходилось выплачивать сарацинам в качестве откупа за сохранение в городе своих храмов.

Багдадские правители вводили все новые антихристианские ограничения: не разрешалась публичная демонстрация Креста, были запрещены церковные свечи и колокольный звон. Халифы Гарун ар-Рашид и аль-Мутеваккиль особенно усердствовали во введении новых установлений относительно одежды зимми: христиане должны были одеваться в голубое, а евреи в желтое; женщинам-немусульманкам запрещалось носить шелк; при входе в банные заведения зимми должны были иметь на себе отличительный знак. До нас не дошло никаких точных данных относительно того, насколько строго эти постановления соблюдались в Иерусалиме, но нет оснований сомневаться в том, что они действовали в Палестине так же, как и в других частях Аббасидской империи.

Последствием арабского завоевания Иерусалима явилось неуклонное сокращение численности грекоязычной христианской общины. Причем из Палестины уезжали наиболее обеспеченные и образованные ее представители, которые могли позволить себе расходы на длительное путешествие и имели хорошие связи в Византийской империи. Остававшиеся православные греки втягивались в процесс арабизации. Арабский язык постепенно внедрялся в ритуально-религиозную практику, Иерусалим превращался в центр переводов Священного Писания с греческого языка на арабский. Отсюда религиозная литература, переведенная на арабский, распространялась в самые отдаленные уголки страны, способствуя арабизации церковного богослужения.

Несмотря на оторванность от христианского мира, иерусалимское христианство сохраняло традиции поклонения святым местам и даже вносило в них новые элементы. В начале IX в. впервые в источниках появляется упоминание о ежегодной церемонии Благодатного Огня в церкви Анастасис, когда в Великую Субботу патриарх чудесным образом возжигал свечи в Кувуклии Гроба Господня. Со времени раннего средневековья до наших дней мало что изменилось в этом таинственном и в то же время возвышенно радостном обряде, неизменно собирающем огромные толпы верующих. Как и теперь, в те далекие времена патриарх возносил молитвы у Гроба Господня, и вдруг в часовне возгоралось яркое пламя, как будто снизошедшее с неба. Напряженное молчание толпы разрывалось восторженными криками, и патриарх передавал огонь мусульманскому правителю, всегда присутствовавшему на церемонии, а затем верующим. Праздничная процессия выливалась на улицы и, видимо, сильно раздражала мусульман. Багдадские власти даже пытались запретить всю церемонию, обвиняя патриарха в совершении «колдовских обрядов», насаждении христианской религии по всей Сирии и разрушении мусульманских обычаев.[118] Суровой скромности мусульманских молитв была чужда восторженная экзальтированность христианских служб. В часы пасхальных шествий Иерусалим как будто забывал о мусульманском присутствии, и это служило поводом для накопления злобных чувств против христиан.

В то время как для аббасидских халифов Иерусалим терял свое былое символическое значение, для христианских монархов он оставался важной частью религиозного мировоззрения как в своей небесной, так и земной ипостаси. Карл Великий (Шарлемань), король франков, принявший титул императора от папы римского в 800 г., считался среди своих придворных новым Давидом. Часовня в его дворце в Экс-ля-Шапель (Аахен) представляла подобие храма Гроба Господня и символизировала небесный Иерусалим. От земного Иерусалима императора посетила делегация, посланная патриархом и привезшая ему в подарок ключи от главного христианского храма в Святой Земле и знамя Иерусалима[119]

Внимание Карла Великого к Иерусалиму не ограничивалось умозрительным поклонением святым местам. В течение нескольких лет от могущественного европейского монарха в Иерусалим поступали немалые средства, на которые были построены напротив храма Гроба Господня гостиница и больница, предназначавшиеся для приезжих из Европы. Часть этих средств помогала священнослужителям откупаться от разбойных набегов, становившихся частым явлением в Палестине, сохранять от разрушений и разграблений свои храмы и монастыри. Благодаря своей щедрой благотворительности на Святой Земле Карл стал впоследствии героем целого ряда фольклорных легенд, в которых он прибывал в Иерусалим то во главе 80-тысячного войска, то в обличии простого паломника.

В исторической литературе как западной, так и отечественной связи франкского императора со Святой Землей нередко толкуются как установление западного протектората над святыми местами взамен традиционного византийского покровительства. Причем этому способствовали дружеские отношения, якобы сложившиеся между христианским государем и мусульманским халифом Гаруном ар-Рашидом. Сторонники более взвешенного подхода к франко-мусульманским отношениям, к числу которых принадлежал и известнейший российский востоковед академик В. В. Бартольд, полагают, что корни подобных представлений уходят в эпоху крестовых походов, когда этот исторический прецедент мог быть использован западной церковью для обоснования ее «особых прав» в Палестине. Многие историки убеждены, что рассказы о тесных дипломатических отношениях между Карлом Великим и багдадским халифом относятся к разряду мифов, и нет никаких письменных или вещественных доказательств, подтверждающих их. Тем не менее, Карл Великий положил начало присутствию западной латинской церкви на Святой Земле задолго до разделения христианства на две ветви. В этот период появились первые свидетельства недовольства западноевропейских священнослужителей греко-византийским засильем в святых местах, возникли первые столкновения между греками и латинянами из-за права владения святыми реликвиями. В дальнейшем эта конкуренция превратилась в один из самых трудноразрешимых иерусалимских конфликтов.

С середины IX в. аббасидский режим неуклонно теряет способность контролировать свои восточные провинции. Сирия и Палестина превращаются в поле сражений между различными мусульманскими династиями, поочередно присоединяющими Иерусалим к своим владениям. В Х в. укрепившаяся Македонская династия в Византии, воспользовавшись слабостью Аббасидов, начинает поход за восстановление своих утерянных восточных земель. Византийские войска, руководимые сначала победоносным императором Никифором Фокой (963–969 гг.), прозванным «белой смертью сарацин», а затем его не менее талантливым преемником Иоанном Цимисхием (969–976 гг.), отвоевывают большие области в Армении, Месопотамии, Сирии, а затем вторгаются в Палестину. У Иоанна Цимисхия был смелый план освобождения Иерусалима от мусульман, подробности которого известны из дошедшего до нас письма императора своему союзнику армянскому царю Ашоту III Милостивому.[120] В Палестине византийскому императору добровольно сдались города Назарет и Кесария, а из Иерусалима пришла просьба о пощаде. Но, видимо, сил для похода на Иерусалим оказалось недостаточно, и византийские войска, выйдя на побережье Средиземного моря, повернули на север. Мечта императора побывать в святом городе Иерусалиме и помолиться Богу в святых местах так и не сбылась.