Читать онлайн «Человек. Цивилизация. Общество». Страница 31

Аналогично обстоит дело и в тех случаях, когда человек реагирует на услужный акт не только не наградой, как должно было бы быть согласно тезису, а, напротив, реагирует карательным актом. И здесь кроется то же «недоразумение», которое прекрасно иллюстрирует и разъясняет другая басня того же Крылова «Пустынник и медведь». Альтруистический медведь самым искренним образом хотел оказать пустыннику услугу, хвативши его булыжником по лбу с целью отогнать беспокоившую пустынника муху. В психике медведя и других сходных «медведей» этот его акт был услугой. Но едва ли бы он был признан услугой пустынником. Последний, вероятно, счел бы его за преступный акт покушения на его жизнь, а потому, если бы он остался жив, едва ли бы реагировал на услугу медведя наградным актом.

Этот случай прекрасно разъясняет «непонятность» того, что бывают «изверги», которые, вместо того чтобы отблагодарить благодетеля, ему же мстят. Как видно из сказанного, «извергов» в мире нет, а есть только люди, не понимающие друг друга, представления которых о «должном», подвиге и награде различны, а равно различны и способы символизации или реализации этих психических переживаний. Отсюда — и кажущаяся правдоподобность того, будто бы бывают случаи, когда на подвиг реагируют карой, а на преступление — наградой.

Таких случаев нет, а есть только люди, не понимающие друг друга, когда один совершает акт, квалифицируя его подвигом и ожидая награды, а другой благодаря иным убеждениям этот же акт считает преступлением и потому отвечает на него как на преступление — карой. Возьмите Христа, Сократа, Гуса, Бруно и других мучеников науки и правды. Они, несомненно, совершили ряд величайших подвигов с нашей точки зрения.

Отсюда уважение, преклонение, восхищение, чествование и обожествление их — как различные формы наших наградных реакций. Но общество, окружавшее их, смотрело иначе на их поведение. Их акты были для него — акты преступные; а поэтому и неизбежна была карательная реакция по их адресу со стороны общества.

Сказанное объясняет и обратное положение дела, а именно кажущуюся возможность наградной реакции без услуги или кары без преступления. Нередко в жизни бывает так, что кто-нибудь совершает поступок, вовсе не имея в вид) оказать этим кому-либо услугу или вовсе не думая, что этим он совершает преступление. Но другой, благодаря различию его морального сознания, квалифицирует этот поступок то как преступление, то как подвиг и соответственно реагирует на него. Мне, например, самому пришлось однажды очутиться в подобном положении. Во время своих этнографических исследований среди зырян, живущих по Мезени и Вашке я вошел в один дом и разговорился с хозяином, встретившим меня очень приветливо. Каково же было мое удивление, когда в середине нашей беседы он вдруг ее прерывает и с оскорбленным видом, указывая мне на дверь, предлагает уйти. Я, понятно, недоумевал и искал причины такой неожиданной «немилости». Как потом разъяснилось, мое преступление заключалось в том, что я машинально закурил в доме, не зная, что его хозяин фанатичный старовер. Мой акт курения он счел преступлением и, понятно, сразу же реагировал на него наказанием в форме «изгнания» меня из доме и «употреблением» не совсем лестных по моему адресу эпитетов.

А такими «недоразумениями», как известно, кишит социальная жизнь и взаимоотношения людей между собою.

Из сказанного следует, что все эти противоречия суть «кажущиеся» противоречия, нисколько не ослабляющие силу выставленного тезиса. Отсюда же следует и такого рода вывод, весьма важный с точки зрения практической:

Для того чтобы услуга или преступление по адресу кого-нибудь вызвала со стороны ли адресата, или со стороны других наградную или карательную реакцию, необходимо: а) сходство квалификации акта той и другой стороной в качестве услуги или в качестве преступления. Если этой «однородной оценки» нет — не будет и реакционных эффектов.

А так как эта однородная оценка зависит в конце концов от одинакового понимания должных, запрещенных и рекомендованных актов, то необходимо единство морального сознания; о) кроме этого психического единства необходимо еще и сходство самих форм объективации психических переживаний. Если бы кто-нибудь любовь выражал побоями и эпитетами вроде: «подлец», «негодяй» и т. д., горе — счастливым смехом и веселыми плясками, ненависть — поцелуями, а другой объективировал бы те же самые чувства обычным способом: любовь — лаской и словами «дорогой, милый», горе — плачем, грустным видом и т. д., то, конечно, недоразумениям не было бы конца.

Как увидим ниже, наличность или отсутствие этой «внутренней и внешней гомогенности» играет весьма важную роль в области социальных отношений и взаимодействий.

Таково главное условие «вменения» преступления и наказания, то есть условие, при котором то и другое спонтанно вызывают либо карательную, либо наградную реакцию.

Итак, при данных условиях мы должны принять, что наш тезис, утверждающий самопроизвольную связь преступления и наказания, подвига и награды, не опровергается приведенными «противоречиями». И ряд других противоречий, которых мы приводить здесь не будем, при тщательном анализе окажется только одной «видимостью». Даже так называемые акты «прощения вины» не являются противоречием сказанному, так как само «прощение» возможно только при наличности ряда условий, сводящих «на нет» преступность преступления (малолетство преступника, его незнание и т. д.) и не позволяющих «вменить» преступный акт «в вину», или же при наличности новых актов со стороны преступника, психологически компенсирующих «обиду и оскорбление», причиненное преступлением (унизительная мольба о пощаде, искреннее выражение извинения, совершение ряда услужных актов и т. д.). Да помимо всего это следует из того, что всюду, везде и всегда были те и другие реакции.

Из дальнейших условий, определяющих собой «вменение или невменение» преступления и подвига, а следовательно, и наступление или ненаступление кар и наград, условий, которые потенциально все уже даны в выставленном выше основном положении, а также в самом понятии преступления — наказания, подвига — награды, по отношению к преступлению ряд этих условий отдельно отмечен наукой уголовного права и даже весьма и весьма тщательно формулирован и схематизирован. Поэтому, в pendant к этим положениям мы кратко наметим ряд аналогичных положений по отношению к подвигам. Но, повторяем, все эти условия уже подразумеваются в теореме «гомогенности морального сознания и внешней объективации его», сформулированной выше.

А). Для того чтобы какое-нибудь действие кем-нибудь квалифицировалось как услуга (или как преступление), необходимо, чтобы это было действие субъекта услуги (или преступления). Если дано действие, которое по своему материальному содержанию могло бы быть услугой (или преступлением), но это действие совершено существом, которое, по моему убеждению, не может быть субъектом услуги (или преступления), например, корова насмерть забодала человека, то само собой разумеется, что это действие не является для меня ни услугой, ни преступлением.

Так как область возможных субъектов услуги (и преступления) в различные исторические эпохи, а равным образом в одну и ту же эпоху была различна для различных людей (см. ниже), то вполне понятно, что одни и те же действия и поступки как в прошлом, так и в настоящем для одних могут быть услугой (или преступлением) и могут со стороны их повлечь или наградную или карательную реакцию, тогда как для других лиц эти действия не могут быть ни услугой (ни преступлением), ибо они совершены такими существами, которые, с их точки зрения, не могут быть субъектами услуг (или преступлений).

Для первобытного человека, для человека средних веков и для многих людей (анимистов) нашего времени услугой или преступлением были действия не только людей, но и животных, и растений, и сверхъестественных существ, тогда как для современного правосознания субъектами услуг (и преступлений) могут быть только люди, и притом обладающие «нормальной волей и нормальным сознанием». Всякое действие «невменяемого» субъекта тем самым не является ни услугой, ни преступлением, ибо оно совершено «невменяемым» субъектом, то есть существом, которое попросту не может быть субъектом услуги (или преступления).

Вообще это положение можно формулировать так: область вменяемых с чьей-нибудь точки зрения услуг (и преступлений) совпадает с областью действий существ, представления которых наделяются свойствами, аналогичными свойствам человека. Чем шире область подобных субъектов, тем шире область вменяемых субъектов, чем она уже — тем уже последняя. Для решения вопроса: действия каких существ могут быть квалифицируемы как услуги или преступления, то есть какие существа могут быть вменяемыми в каждую эпоху с точки зрения индивида, следует обратиться к изучению того, какие предметы (и существа) этим индивидом наделялись свойствами, аналогичными свойствам человека. Решение последнего вопроса дает решение первого. Вообще тот или иной ответ на вопрос, кто может быть субъектом услуги (или преступления), вполне определенно предрешает и вопрос о вменении.