Читать онлайн «Повседневная жизнь в Северной Корее». Страница 28

До детского сада было около 45 минут ходьбы. Он был почти точной копией того садика в Чхонджине, где Ми Ран проходила практику. Одноэтажное бетонное здание выглядело бы мрачно, если бы не окружавший его забор, разрисованный яркими подсолнухами. Над входной аркой висел транспарант с надписью «Мы живем счастливо». От прежних времен в дворике осталось кое-что из игровых снарядов: качели с поломанными деревянными сиденьями, горка и лесенка-«рукоход». Помещения для занятий были стандартными: обязательные портреты Ким Ир Сена и Ким Чен Ира над классной доской, низкие двухместные парты, сделанные из старых деревяшек на металлическом каркасе, под окнами — сложенные стопками матрасы для дневного сна. В большом книжном шкафу, расположившемся у противоположной стены, стояло всего лишь несколько книг, да и те уже стали неудобочитаемыми (это были очень старые посеревшие фотокопии, в которых буквы и фон почти слились). Книг и бумаги не хватало по всей стране, и матерям, если они хотели сами заниматься с детьми дома, приходилось переписывать учебники от руки.

Разница между городским и поселковым детскими садами становилась заметна при взгляде на самих воспитанников. Было очевидно, что за городом люди живут еще беднее, чем в Чхонджине. Детсадовцам не полагалось носить форму, и они щеголяли кто в чем, — чаще всего в видавших виды нарядах, надетых во много слоев, поскольку помещения практически не отапливались. Ми Ран была поражена тем, в каких обносках ходят некоторые дети. Помогая им раздеваться, она одну за другой разматывала тряпки, пока не добиралась до спрятанного под ними худенького тельца. Когда она брала кого-нибудь из малышей за руку, детские пальчики сжимались в кулачок размером не больше грецкого ореха. Ее подопечным было по 5–6 лет, но выглядели они года на 3–4. В Чхонджине Ми Ран занималась с детьми заводских рабочих и чиновников, а в этот детский сад ходили дети шахтеров. Оказалось, что в городе ситуация с питанием была все же лучше, чем здесь. Раньше шахтеры за тяжелый физический труд получали увеличенный паек — 900 г ежедневно вместо обычных 700 г. Сейчас, когда ни каолиновые, ни угольные шахты большую часть года не работали, шахтерскую продовольственную норму урезали. Ми Ран подозревала, что некоторые дети ходят в сад в первую очередь ради бесплатных обедов в столовой — жидкого супа, в котором, кроме соли и сушеной зелени, ничего не было, такого же, каким она сама питалась в студенческом общежитии.

И все же Ми Ран взялась за работу с энтузиазмом. Стать педагогом, попасть в число образованных и уважаемых членов общества было огромным достижением для девочки из шахтерской семьи, тем более с таким плохим сонбуном. Каждое утро она просыпалась очень рано: ей не терпелось надеть хрустящую белую блузку, которую на ночь она клала под матрас, чтобы разгладить, и отправиться в детский сад.

Занятия там начинались в 8 часов. Ми Ран старалась улыбаться как можно жизнерадостнее, встречая детей в классной комнате. Дождавшись, пока все рассядутся по своим местам, она доставала аккордеон. На нем должен был уметь играть каждый учитель (именно этот экзамен Ми Ран сдавала последним перед получением диплома). Аккордеон часто называли «народным инструментом», поскольку его можно было брать с собой, отправляясь на стройку или в поле: считалось, будто ничто так не вдохновляет людей на тяжелый «добровольный» труд, как бравурные марши. В школах учителя пели с детьми «Мы ничему не завидуем» — песню, которую каждый корейский ребенок знает так же хорошо, как английский — «Ты мигай, звезда ночная!»[8]. Ми Ран разучила ее, когда была школьницей, и прекрасно помнила наизусть:

У Ми Ран не было таких музыкальных способностей, как у ее сестры Ми Хи. Даже Чон Сан, который был очарован Ми Ран, морщился, если она начинала петь. Но ее маленькие ученики были не столь разборчивы. Они поднимали к ней восторженные личики и не сводили с нее глаз, пока звучала песня. Дети очень любили свою воспитательницу, и ее энтузиазм находил в них отклик. Ми Ран всегда жалела, что у них с братом слишком маленькая разница в возрасте, из-за чего он был для нее скорее соперником, чем младшим братишкой, которого она могла бы опекать. Девушка любила свою работу. Она не тратила времени на раздумья о том, насколько хороша обязательная программа. Ми Ран просто не представляла себе, что обучение может быть другим.

В своих «Тезисах о социалистическом образовании», опубликованных в 1977 году, Ким Ир Сен писал: «Научное и технологическое образование народа, а также его физическое воспитание могут осуществляться успешно только на твердой основе политической и идеологической подготовки». Так как воспитанники Ми Ран еще не могли самостоятельно прочесть многочисленные труды Великого Вождя (ему приписывалось авторство более дюжины книг, почти столько же — Ким Чен Иру), она читала им отдельные отрывки вслух. Ключевые фразы дети должны были повторять за ней хором. Слушая, как очаровательные малыши звонкими детскими голосками декламируют сентенции Ким Ир Сена, взрослые всегда расплывались в одобрительных улыбках. За идеологической подготовкой следовали другие занятия, однако образ Великого Вождя всегда витал где-то рядом. На любых уроках, будь то математика, природоведение, чтение, музыка или рисование, детей учили преданности руководству страны и ненависти к врагам. Например, в учебнике арифметики для первого класса встречались такие задачки:

Восемь мальчиков и девять девочек исполняют гимн во славу Ким Ир Сена. Сколько всего детей поют гимн?

Во время войны девочка передавала сообщения нашим войскам. Однажды она несла письма в корзине, где лежало пять яблок, но на пропускном пункте ее остановил японский солдат. Он украл у нее два яблока. Сколько яблок осталось в корзине?

Трое солдат Корейской народной армии убили тридцать американских военных.

Если все они убили врагов поровну, то сколько убил каждый из них?

В букваре для первоклашек 2003 года издания есть стишок под названием «Куда мы идем?»:

Одна из песен, которые разучивали дети на музыкальных занятиях, называлась «Прикончим американских ублюдков»:

В книгах для чтения, предназначенных для начальных классов, рассказывались истории о детях, которых избивали, закалывали штыками, жгли заживо, обливали кислотой или бросали в колодец негодяи, обязательно оказывавшиеся христианскими миссионерами, японскими ублюдками или американскими империалистами. В одной из таких историй, напечатанной в популярной хрестоматии, американцы насмерть забили ногами мальчика, который отказался чистить им ботинки. У янки на картинках были огромные горбатые носы, как у евреев на антисемитских карикатурах в фашистской Германии.

Ми Ран много слышала о жестокостях, которые творили американские солдаты во время Корейской войны, но не знала, чему верить. Ее мать вспоминала, что американцы, проходившие через ее родной город, были высокими и красивыми.

— Мы обычно бежали за ними следом, — рассказывала она.

— Вы бежали за ними? А не от них?

— Нет, они угощали нас жевательной резинкой, — отвечала мать.

— То есть они не пытались вас убить? — с сомнением переспрашивала Ми Ран.

На занятиях по истории детей водили на экскурсии. Во всех крупных начальных школах были специальные классы, где проходили уроки, посвященные Великому Вождю. Такой кабинет назывался музеем Ким Ир Сена. Дети из шахтерского садика ходили в самую большую начальную школу Кенсона, чтобы посетить этот особый класс, который располагался в новом крыле и был более чистым, светлым и теплым, чем остальные школьные помещения. Партийные работники время от времени проводили проверки, чтобы удостовериться, что музей Ким Ир Сена содержится в идеальном порядке. Эта комната была своего рода храмом. Даже детсадовцы знали: здесь нельзя смеяться, толкаться или перешептываться. У входа они разувались и тихонько строились в шеренгу. Подойдя к портрету Ким Ир Сена, дети три раза низко кланялись и говорили: «Благодарю тебя, Отец».