Читать онлайн «Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя». Страница 96

Давно прошли времена, когда историки начинали отсчет русской воинской славы военными кампаниями Петра Великого. При «тишайшем» государе Алексее Михайловиче Россия уже располагала сильной, хорошо вооруженной армией, где были и солдатские полки, обученные немцами и шотландцами на европейский манер, и закованные в броню рейтары – достойные противники польской панцирной конницы, и, конечно же, русские стрельцы, в то время известные и мужеством, и боеспособностью. Ударной силой армии Шереметева была кавалерия. Поляки высоко оценивали боеспособность этого войска: «Конница щеголяла множеством чистокровных лошадей и хорошим вооружением. <…> Со стороны эта стройная масса воинов представляла прекрасное зрелище <…> Вообще войско было хорошо выправлено и обучено, то были не новобранцы, а почти ветераны»[1333]. Солдатами и драгунами командовали опытные офицеры-немцы, рейтарами – русские и немцы, стрельцами – только русские.

Василию Шереметеву не было и сорока лет. В 1658 году Шереметева назначили воеводой Киева. На этой должности Василий Борисович и проявил себя. Вместе со своими подчиненными, князем Юрием Барятинским и стольником Иваном Чаадаевым, Шереметев, как мы помним, не только выдержал долгую осаду Киева козаками, но и разгромил Даниила Выговского, брата гетмана, и самого гетмана Ивана Выговского. После одного из поражений знаменитый козацкий полковник Иван Богун бежал «бос и в одной рубахе»[1334], спасался бегством и Остап Гоголь со своими головорезами-левенцами. Не зря Алексей Михайлович называл Шереметева «благонадежным архистратигом»[1335], а поляки считали русского воеводу «полководцем искусным и испытанной храбрости»[1336]. Епископ Николай Свирский, польский историк и поэт, недаром назвал летне-осеннюю кампанию 1660 года «Шереметевской войной»[1337].

Однако наступление августа-сентября 1660-го было спланировано не слишком удачно. Шереметев не успел воспользоваться благоприятной для него обстановкой на Волыни и в Галиции, когда поляки и татары еще не успели сконцентрировать там свои войска. В поход выступили, когда на помощь оборонявшим Галицию войскам Станислава Потоцкого пришел Ежи Любомирский. Теперь вместо одной армии Шереметеву противостояли две. Но страшнее было другое: на Волыни появилась огромная татарская орда, на этот раз – союзная полякам. Татар должен был сдерживать Юрий Хмельницкий, избранный гетманом год назад. Но его войско татар упустило.

У армии Шереметева и Цецюры были два недостатка, которые оказались весомее всех боевых достоинств. Во-первых, у них не было разведки. Шереметев не подозревал ни о прибытии армии Любомирского, ни о татарах – отсюда и его уверенность в успехе похода, на который не хватало сил. Зато противник знал всё о передвижениях армии Шереметева. Разведку полякам наладил Иван Выговский. Во-вторых, союз русских с Войском Запорожским оказался ненадежен. Собственно, эта ненадежность была русским хорошо известна: «Нельзя полагаться на верность казаков, которые весьма легко передаются в ту или другую сторону. К кому только из государей ни обращались они, каждый раз вероломно нарушая данную присягу»[1338], – говорил на военном совете воевода князь Григорий Козловский. Он благоразумно предлагал отказаться от наступления на Львов и подготовиться к обороне Киева, укрепить гарнизоны других городов и встретить неприятельское войско на заранее подготовленных позициях. Но Шереметев, прежде не знавший поражений, уверенно повел свою армию на запад.

4 (16) сентября под местечком Любар на Волыни произошло первое сражение «Шереметевской войны». Русско-козацкое войско вступило в бой с огромной вражеской армией.

«И бой у нас с ними был весь день, и на том бою ляхов и татар многих побили. И на тех полях стали мы и наказный гетман (Тимофей Цецюра. – С. Б.) обозом, а салтаны и гетманы стали обозом своим от нас неподалеку и билися с нами безпрестанно»[1339], – сообщал в своем донесении государю Василий Шереметев. Русские и козаки, столкнувшись с противником, превосходившим их более чем вдвое, перешли к обороне. Поляки раз за разом штурмовали лагерь Шереметева. В том сражении отличился генеральный хорунжий Ян Собеский, будущий король, будущий спаситель Вены и всей Центральной Европы. Многочисленная татарская конница блокировала войско Шереметева. Оборонительное сражение превратилось в осаду. Ратники начали голодать, кони – падать от бескормицы. Шереметев тщетно ждал помощи от войск Юрия Хмельницкого и Михаила Ханенко[1340]. Татары принялись жечь окрестные рощи и стога сена, чтобы лишить русскую конницу корма, а ратников – хвороста и дров. После десяти дней боев Шереметев принял единственно правильное решение: пробиваться на восток, навстречу Хмельницкому, чей лагерь находился неподалеку от местечка Слободищи.

Русские и козаки связали телеги и повозки цепями, образовав огромный квадрат, поставили на них пушки, между рядами повозок разместили пехоту и конницу и начали медленно отступать. Часть пути пришлось проделать через лес. Ратники, взяв в руки топоры, прорубали дорогу войску, пока остальные отбивали всё новые атаки врага. Татары расстреливали русских из своих луков, отчаянные поляки пытались прорваться через ряды повозок и находили свою гибель от русских копий, пуль, сабель. Русские пушкари методично палили из пушек, копейщики кололи своими длинными пиками. Русские сражались с хладнокровным мужеством, терпением, неутомимостью, которые поражали даже поляков. Русская армия напоминала им «огнедышащую гору, извергающую пламя и дым»[1341]. «Москаль убегает от нас не по-заячьи, а по-волчьи, оскаливши зубы»[1342], – говорил Ежи Любомирский, фактически взявший на себя командование польско-татарским войском.

Наконец войско Шереметева достигло местечка Чуднов, всего в трех милях от войска Юрия Хмельницкого[1343]. Построили новый укрепленный лагерь.

Любомирский оставил половину армии блокировать русских, а сам с польской кавалерией и половиной татарской орды выступил против Хмельницкого. Гетман Войска Запорожского располагал по крайней мере 30 000 козаками. Если бы природа наградила Юрия Богдановича хотя бы частью полководческого дарования и политической мудрости своего отца, он мог бы разгромить Любомирского и ударить по татарам и полякам, осаждавшим Шереметева и Цецюру. Тогда война окончилась бы разгромом Речи Посполитой и Крымского ханства. Татары ушли бы в причерноморские степи. Не только Волынь, но и Галиция перешли бы под власть Москвы и под контроль Войска Запорожского. Власть поляков-католиков на Червонной Руси пала бы не в 1939-м, а в 1660-м.

27 сентября Любомирский атаковал козаков Хмельницкого, но не сумел их разбить. Судьба кампании еще не была решена. В тылу у Любомирского теперь стоял Шереметев, готовый в любой момент пойти в наступление. И он перешел в наступление. Потоцкий, блокировавший русский лагерь, дважды бросал в атаку гусар, и дважды гусар отбили с потерями. Татары осыпали русских и козаков тысячами стрел. Но русские шли вперед, не считаясь с потерями: «Московиты сражались с крайним отчаянием. Старые польские солдаты, участники многих кровопролитных битв, говорили, что в таком адском огне они еще не бывали. Они сравнивали поле битвы с огненной кипящей рекой»[1344].

Однако в решающий момент, когда поляки нанесли новый контрудар, козацкие полки не выдержали натиска и бежали, бросив обоз. Шереметев вынужден был отступить к лесу. Всю ночь его воины не спали, окапывались, строили новый лагерь, на этот раз – последний.

А ведь еще недавно козаки ни в чем не уступали «московитам». Почему войска́ Цецюры, Апостола, Дворецкого, сначала храбро сражавшиеся, понемногу начали терять боевой дух? Уже при Любаре Шереметев вынужден был выйти к козакам с обнаженным мечом в руках: упрекал их в малодушии и пытался воодушевить, якобы обещав, что по возвращении в Киев выдаст каждому по сто талеров[1345]. Надоела козакам война или не хотели они сражаться плечом к плечу с «москалями»? Как бы там ни было, поляки спешили воспользоваться благоприятными для себя настроениями. По рукам козаков уже ходили листы, где от имени короля им обещали не только прощение всех прошлых преступлений и провинностей перед короной, но и разнообразные привилегии. Православный шляхтич Стефан Немирич, брат погибшего соратника Выговского Юрия Немирича, отправил в лагерь Цецюры письмо, в котором убеждал козаков «думать о собственном спасении, а не о москалях», которые платят козакам не золотом и серебром, а медяками. Но войска Цецюры еще хранили верность союзу с «москалями» и надеялись на скорую помощь от самого гетмана.